Форум » Архив игры » Джунгли 08 » Ответить
Джунгли 08
Game Master: Высокие развесистые кроны, защищающие от солнца, толстые обвитые лианами стволы, ярко-зеленые мясистые листья, доходящая до пояса трава с острыми краями, заросли молодых побегов, каменистые обрывы и склоны, прохладные ручьи с пресной ключевой водой, сплетение массивных изгибистых корней под ногами... Все разнообразие флоры и фауны, что могут предоставить малоосвоенные человеком тропические дикие джунгли.
Ответов - 86, стр:
1 2 3 All
Jezerit Davis: Очередной день жизни маугли. Кстати какой по счету сейчас на большой земле день? А хотя бы месяц? Джей Ди размышляла о времени, медленно продвигаясь в джунгли с ее знакомой. С этой милой особой, Джезерит познакомилась не в первый день, но та запала Девис в душу и оттуда не торопилась. Рита даже толком не знала, чем ей пригляделась эта девчушка. Кстати сейчас приглядывать за ней Джей успевала между делом, раздвигая сухие ветки и большие листья. -Напомни, радость моя, зачем мы сюда направляемся? Джез остановилась, немного отдышавшись. Она наклонилась вперед, упираясь руками в колени и тяжело дыша. Смена обстановки после привычной жизни в автомобиле на работе и не только сильно повлияла на ее мышечное состояние, заметно подкосив девушку в спортивном плане. Немного переведя дух, Дэвис выпрямилась, но все еще стоя на месте, заправила пальцы в передние карманы джинс. -И собственно сюда - это куда конкретно? Ты знаешь дорогу? Джей Ди с едва заметной улыбкой посмотрела на свою спутницу. Вид у нее был довольно информативный, учитывая вышеуказанный мауглиподобный образ жизни. Простите бога ради, если я много человек разочаровала. Я ведь столько месяцев(!) не писала ни одного поста...
Libby: Звук приближался. И приближался как раз со стороны пляжа. Либби замерла нак месте, напуганная и растерянная, не имея не малейшего понятия, куда бежать, где укрыться, что собственно делать. Хорошо, что рядом оказался Дуглас. Он взял её за руку и помчался, в сторону, противоположную пляжу. - Надеюсь он знает, куда бежать, - подумала Либби. Её сердце стучало как бешенное, дыхание сбивалась и она сомневалась, что сможет бежать достаточно долго. \Пещеры\
Louise Gautier: Луиза шла вслед за Джей, потому что тропинка была узкая, а под ногами все время попадались сухие ветки и корни деревьев, из-за которых легко можно было распластаться на холодной земле. Джезерит была смелой, энергичной и решительной, и рядом с ней испуганная и малосильная Луиза чувствовала себя увереннее, поэтому она всегда старалась держаться рядом с хорошей знакомой. Слышался треск веток и шум листьев, раздвигаемых Джей, но скоро к этим звукам добавился и её голос. -Напомни, радость моя, зачем мы сюда направляемся? Луиза уже открыла рот чтобы ответить, но Джей продолжала говорить: -И собственно сюда - это куда конкретно? Ты знаешь дорогу? Они остановились, чтобы передохнуть. - Эм... - многозначительно протянула Луиза. - Так как запасами еды и воды, а также охотой и спасением всех выживших занимаемся не мы, то значит мы с тобой идём в джугли для осмотра местности? Мы же столько времени на острове, неужели тебе неинтересно, что на самом деле нас окружает? Я видела только пляж, признаюсь, этот пейзаж мне порядком надоел. А так, - Луиза сделала шаг в сторону, - можно приглянуть красивое местеее... Ааааааа! Откуда-то с неба точнее с рядом стоящего дерева на девушку начала падать огромная тяжелая сеть, наполненная каменными булыжниками. Луиза отскочила от неё, упав на траву, но не в безопасном расстоянии. Один из камней в сетке ударил её по голове и она потеряла сознание.
Jezerit Davis: -Да брось ты... Я всю жизнь мечтала о бесплатном курорте! Воскликнула с фальшивым восторгом девушка. Хотя в этом предложении была часть правды, кто не мечтает всю жизнь о продолжительном бесплатном отпуске на тихом отдаленном от большой земли острове... Все же в отличие от оригинального варианта здесь нет телевизора, обслуживания в номере и вообще номера как такового. Позади Дэвис раздались странные звуки, похожие на... -Ять! Резко обернувшись на странные звуки, Джей Ди успела застать момент падения ее знакомой на землю, кишавшую всякими остростями и твердостями. Поверх нее точно одеяло едва не легла спутанная "рыболовная" сеть. Та быстро затихла, смиренно ударившись оземь. Дэвис начала быстро суетиться и топтаться на одном месте, в конец растерявшись в этой ситуации. -Проклятье! Взмахнув руками вскрикнула девушка. Та кинулась к лежавшей без сознания Готье, быстро осмотрев места соприкосновения с твердой поверхностью, чисто визуально боясь прикоснуться и сделать тем самым еще хуже. -Эй, Лу... Рано спать, поднимайся! Начала наводить панику Джей Ди. Девушка заметила как из виска Луизы начала сочиться кровь. Терять время недопустимо...! Пронеслось в голове у шокированной блондинки. Та, начала быстро соображать. Она рванула за рукав свою кофточку, оторвав рукав "с мясом" ровно по шву. Аккуратно та перевернула Готье на спину и приложила кусок ткани к кровоточащему месту. После чего она загрузилась над вопросом, "а что же дальше?", оставаясь в таком положении почти неподвижно нанадцать минут.
Louise Gautier: Луиза медленно открыла глаза. Поняв, что её физическое состояние очень ослабленно, она вновь их закрыла. Судорожно пытаясь придти в себя и собрать воедино все мысли, чтобы понять, что всё-таки с ней случилось, девушка медленно подняла руку и, проведя ей по голове, вновь опустила её на траву. К голове была приложена материя, за которой скрывалась ссадина, сочившая кровь. Луиза снова открыла глаза. Ярко-голубое небо и неотчетливые высокие деревья - всё, что увидела девушка. Она повернула голову и посмотрела на стоящую рядом Джезерит. - Что случилось? - почти шёпотом спросила Луиза. Она попыталась подняться, но голова, раздраженная болевыми ощущениями, закружилась и заставила девушку остаться лежать на траве.
Jezerit Davis: Слава Богу, жива, - подумала Джей Ди, обеспокоенно глядя на спутницу. То, что та была в состоянии говорить, уже было хорошим знаком: значит, травма оказалась не такой серьезной, какой могла бы быть. - Однако у нее, наверно, сотрясение. Нужно, чтобы ее осмотрел профессиональный врач, на всякий случай. Как же нам не хватает Джека... - На тебя сверху упала груда камней и задела по голове, - быстро проговорила Дэвис, тоном голоса выдавая свое волнение. Как она еще живая осталась?.. - Голова кружится? В глазах не двоится? Встать и идти сможешь? - Джей Ди примолкла, внезапно осознав, что почему-то паникует, возможно, даже больше пострадавшей, засыпая ее таким количеством вопросов, на которые она вряд ли в состоянии адекватно ответить.
Libby: \Пещеры\ Следующий момент прошёл в паническом страхе. Казалось, ещё пара секунд - и Дуглас выдернет пальцы, мягко напомнит о том, что они знакомы всего пару часов, и она останется совсем одна со своим страхом об одном ужасном существе. Но всё хорошо - они идут, держатся за руки и Либби чувствует себя спокойней и уверенней. Всё хорошо. Это существо..монстр больше не вернётся. До пляжа оставалось совсем недолго, когда Дуглас вдруг напомнил, что надо собрать фрукты. Он усадил девушку на ближайший камень и принялся за дело. Страх уже почти прошёл, но всё равно вставать с кажущегося таким безопасным камня не хотелось. Либби рассеянно уставилась на пролетающую мимо бабочку. Сейчас это место выглядело таким безмятежным. Даже не верится, что совсем неподалёку на них напал тот монстр. Либби подняла глаза и встретила внимательный взгляд Дугласа. От неожиданности Либби удивлённо заморгала. Гран ненадолго смутился, но быстро опомнился. Он подал ей руку, помогая встать с камня и они отправились к пляжу. \Пляж\
Sayid Hassan Jarrah: /Пляж Советский/ Обрати сейчас Саид внимание на представителя местной флоры с труднопроизносимым латинским названием, росшего чуть в стороне от остальных своих сородичей, он наверняка увидел бы странного представителя отряда чешуйчатокрылых, который, по трезвом размышлении, вызвал бы у араба кучу вопросов, начиная с невинного "как это он себе такой череп на крылышках отрастил?" и заканчивая подозрительным "а к чему бы это он тут летает?". Однако, в сторону этих представителей флоры и фауны сейчас не смотрел в принципе никто, потому и не стоит на них дальше тратить время. Тем паче, что данный факт, ускользнувший от всеобщего внимания, оказался простым стечением обстоятельств, ни на что не повлиявшим в локальном смысле (хотя некоторые исследователи считают, что именно по этой причине на Аляске разом споткнулись четыре оленя из стада местного жителя, чьё имя ещё более труднопроизносимо, нежели латинское название того самого представителя местной флоры). Собственно, ничем более примечательным переход Саида сквозь джунгли и не был отмечен. Погружённый в свои раздумья, он шёл практически на автопилоте, совершенно не заботясь о том, куда имянно несут его ноги. В конце концов, у него были дела поважнее, чем какая-то там дорога, которая так или иначе выведет его туда, куда нужно. А ведь нужно ещё добраться до того места, где можно переправиться на тот островок с "Гидрой"... И сделать это желательно до утра. Впрочем, доберёмся - куда денемся. Главное, чтобы все были бодры, веселы и готовы начистить пару лиц. Только бы девчонка не подвела. Так, незаметно для самого себя, араб и вышел на нехилых размеров просеку, усеянную радиально разлетевшимися от центра обломками бетона, арматуры и деревьев. Что было в центре этого бардака - оставалось только гадать... /покойной памяти станция "Лебедь"/
Sayid Hassan Jarrah: /Станция 'Лебедь', упокой, Всемогущий, её котлован/ Марево значительно спало, хотя видимости это совершенно не прибавило. Да и со звуком было что-то неладное, как будто в уши напихали тонкими жгутиками накрученной ваты, через которую что-то такое доносилось, как полифонический шёпот, только вот на пределе слышимости всё, не разобрать ни Иблиса, сто шайтанов ему в глотку. Перпендикулярным Саиду курсом порхнул какой-то чешуйчатокрылый, слегка осыпав серебристую пыльцу, которая, взблеснув на долю мгновения, тут же исчезла, растворилась в темноте. Более ничего интересного в округе не наблюдалось: всё те же дерева и кущи, всё то же марево, всё тот же глуховатый, как будто из-за недостаточно толстой стены, полифонический шёпот... Саид сплюнул, раздосадованно ругнулся и пошёл в том же направлении, что и прежде.
Raven Adams: /Другая часть острова. Пляж/ Небо темнело с каждой минутой, и у Рэйвен все чаще закрадывалась мысль остановиться хотя бы на ночь - и ноги, и плечи уже начали ныть от усталости, но страх гнал ее прочь. Ей хотелось как можно дальше уйти от привычной линии передвижения Других, от их деревни, от всего, что так или иначе напоминает о них. И хотя пусть ее лежал в другую, не менее опасную для нее часть острова - ближе к выжившим, - девушке казалось, что даже там будет спокойнее и лучше. И, наверное, она бы еще долго не решалась остановиться, если бы не почувствовала легкое, почти невесомое прикосновение к своему сознанию. Как будто какой-то дух, желая пообщаться, наткнулся на нее, но проскользнул дальше - то ли не осознав, что это и есть канал связи, то ли передумав. В любой другой момент Рэйвен бы только порадовалась, что контакт сорвался - неважно, по какой причине, - но сейчас это, возможно, был самый удачный повод прервать ее зацикленный страх, чтобы позже вернуться и оценить ситуацию свежим взглядом. А потому девушка скинула с плеч рюкзак, села поудобнее на землю, закрыла глаза и нырнула в давно уже ставшую привычной черноту междумирья. Он должен быть где-то здесь, рядом... Тот, кто прошел мимо нее, едва тронув канал, связывающий сознание Адамс с потусторонним. Девушка невесомо скользила в пространстве, когда темнота вдруг расступилась, открывая ей лицо человека, которое она смутно помнила из досье на выживших после авиакатастрофы, часть которых прочитала почти случайно - из-за того, что Пиккетт куда-то отошел по приказу Лайнуса, забыв сумку с документами в наблюдательном пункте, где дежурила Рэйвен. Лицо человека, описание жизни которого заставляло покрываться мурашками даже под палящим солнцем. Лицо Саида Джарры. "Он мертв?.." - удивленно подумала Рэй, разглядывая мужчину и не торопясь заговорить. Если ему действительно что-то нужно от нее - пусть говорит сам, иначе она снова спрячется за невесомой и тяжелой тьмой и продолжит свой путь среди живых.
Sayid Hassan Jarrah: Вот, бывает так: идёшь себе, идёшь, весь зацикленный на какой-то штуке, и так вот незаметно для самого себя пролетаешь на дозвуке нужный поворот/этаж/дверь в камеру... Или - человека, как в данном случае. Лишь пройдя по инерции ещё шагов пять, араб остановился и развернулся на сто восемьдесят градусов по транспортиру. - Ты как сюда попала? - оторопело спросил он черноволосую красавицу и тут же понял свою ошибку: девушка, на которую он наткнулся - не та. Более острый подбородок, более тонкий нос... Нет, это была определённо - не Надья.Он не знал эту девушку, ни разу не видел её, да и вообще... В общем, бывает и такое, и даже с бравыми бывшими офицерами Национальной Гвардии Ирака, и даже с ра'идами, хотя они - и старшие уже офицеры. Саид попросту смутился, но виду, наверное, не подал - лицо так и оставалось, как неродное.
Raven Adams: Вопрос Джарры заставил Рэйвен растерянно моргнуть и пожалеть о том, что она вообще полезла в потустороннее именно сейчас. И еще больше ее выбивал сам смысл этого вопроса, который она не понимала до конца. Девушка еще несколько секунд смотрела на Саида - внимательно, изучающе, пытаясь предугадать, что ей ждать от него, - прежде чем произнести, медленно и осторожно: - Я это просто умею. Наверное, проще было бы сказать "я тоже умерла", но многие духи чувствуют живых, а давать Джарре повод подловить ее на лжи девушке не хотелось... Да что там - ей откровенно было страшно. Печатные листы с досье, сухо перечислявшие факты, которые, хоть она и просмотрела только по диагонали, запечатлелись в ее памяти, вставали перед мысленным взором, вновь и вновь пугая правдивостью и нереальностью происходившего когда-то в прошлом и очень далеко, за пределами острова, но по вине того человека, что стоит сейчас перед ней, окруженный густой и тяжелой темнотой. - Что с тобой случилось? - наконец, выдавила из себя Рэйвен скорее чтобы хоть что-то сказать, нежели всерьез любопытствуя.
Sayid Hassan Jarrah: Нет, определённо - её он никогда не встречал. Ни на Острове, ни на Западе, ни, тем паче, дома. Он наверняка запомнил бы это лицо, как запоминал и других - тех, кто смотрел на него такими глазами. Глазами, в которых смешались усталость и страх. Такие глаза бывают у человека после нескольких часов допроса, когда он уже всё рассказал, признался в пособничестве МОССАДу, личном участии в расстрелах мирных демонстраций алжирских мигрантов в Париже и употреблении мяса мусульманских младенцев обоего пола на завтрак, обед и ужин, но дознаватель вновь берёт искромсанный средний палец и окунает его в кипящее масло. Такие глаза не забываются, сколько ни привыкай. Но её он не знал. И что именно она умеет - тоже. Похоже, они просто не поняли друг друга. Такое тоже бывает. Странное дело: Саид прекрасно отдавал себе отчёт в том, что любое незнакомое лицо на Острове почти наверняка - враг. Но не в этом случае. А всё - из-за взгляда... Араб отогнал от себя ненужные мысли, которые и так сбили его с панталыку. Странно, но это потребовало намного большего труда, чем обычно. Он вспомнил кота Амиры. Отпустило. - Споткнулся, упал, - ответил он на вопрос незнакомки спокойно и относительно доброжелательно, чтобы уж совсем не показаться ей зверем. И самоиронично добавил. - А что, сильно заметно?
Raven Adams: Рэйвен вздрогнула и невольно улыбнулась - криво, только уголком губ. Сказывалось нервное напряжение, в котором она пребывала, кажется, с того самого момента, как связалась с Ричардом - там, возле клетки Остин, выдав себя и вернувшийся дар. Напряжение, не отпускавшее ее вот уже второй день... и неизвестно, отпустит ли вообще когда-нибудь. Или ей так и придется вздрагивать от каждого лишнего звука, сосредотачивать внимание на происходящем вокруг гораздо больше, чем требуется обычному человеку, и подозревать врага в каждом встречном... Если только ей вообще придется кого-либо встречать в этих диких и неприветливых джунглях. - Вообще-то сильно, - чуть помедлив, Рэйвен добавила: - Ты же мертв. "По крайней мере, от недостатка общения в джунглях мне страдать не придется..." - отрешенно подумала девушка. По крайней мере, в чем-то ей будет проще, чем Руссо... или же наоборот, сложнее, ведь эти разговоры нельзя назвать дружеской болтовней или любым другим видом человеческого общения. Как минимум потому, что те, кто готов с ней общаться, - не-люди...
Sayid Hassan Jarrah: А вот это уже было интересно. Умер. Не то, чтобы Саид не был готов к смерти - этот этап становления личности он как-то давно прошёл и сам факт своей смерти воспринимал как нечто, чего избежать нельзя, а посему и бояться его не следует. Другое дело, конечно, - процесс умирания, но его уже не выбирают. Хотя и хотелось бы как-нибудь героически, с автоматом наперевес. Или - тихо, от старости... Но вот прозвучало-то это совсем дико! Он же не умер, Иблис своим задом в бочку воды упади! Не ходят мёртвые по джунглям и с красивыми барышнями не разговаривают. Впрочем, почему он тогда ничего не чувствует в тактильном смысле? Ведь тело-то двигается... Или - не тело, но это уже вопрос из области эзотерики и прочего опиума для народа. Да и деревья эти... В мареве все... В общем, Саид задумался над вопросом о том, кто и насколько сошёл с ума. И пока он взвешивал все эти "за" и "против" касательно теории о своей безвременной кончине, он продолжил беседу. - Ты точно уверена, что я умер? - спросил он, ничтоже сумняшеся. Хотя слова эти прозвучали настолько уверенно, что не поверить в них мог только убеждённый скептик. - То есть, ты, получается... - тут он всерьёз задумался над формулировкой того, кем таки является его собеседница (ибо гурии с европейскими чертами лица - это уже перебор), и окончание вопроса напряжённой струной дутара повисло в воздухе.
Raven Adams: Не слишком растрачиваясь на сожаление или жалость, Рэйвен уже собиралась ответить утвердительно, когда внезапно осеклась, и в ее взгляде появилась неуверенность. "Точно ли он мертв?.. Может ли быть такое, что - еще жив?.." В памяти девушки невольно всплыла недавняя ситуация, когда человек, которого она видела в черном пространстве, выжил. Может, и Саид находится на этом перешейке двух миров, будучи не-мертв, но и не-жив в полном смысле слова?.. И, наверное, ей лучше было бы бросить его на произвол судьбы - пусть разбиратся сам, на сколько процентов он все же живой, - если бы не страх. Страх, из-за которого она в очередной раз зареклась лезть в черную мглу ради собственного интереса, что подвел ее сейчас, что свел с палачом из потерпевших катастрофу. Страх, из-за которого она едва ли могла с уверенностью сказать, где этот человек опасен для нее больше - здесь, среди мертвых, или там, среди живых. - Ты должен вернуться к своему телу, - твердо сказала Рэй. - Я попробую помочь. Ты помнишь, где все... изменилось? На вопрос о том, кто она такая, девушка не ответила. И что ей сказать? Она - Другая, враг?.. Пусть лучше он пока этого не знает. А если... если ей и правда удастся ему помочь, то, возможно, он не будет слишком жесток к ней. Или же она успеет удрать и раствориться в джунглях до того, как он будет физически в состоянии ее догнать.
Sayid Hassan Jarrah: Она одна из них. - Джарра мог понять это хотя бы по тому, что третьего лагеря на Острове, насколько ему было известно, не существовало, да и второй Даниэль Руссо быть не могло. К тому же, по виду девушки было непохоже, что она провела в джунглях месяцы и годы одиночкой. А существ, населяющих загробный мир, Саид представлял себе совсем по-другому... Аллах, кто эта женщина? И где мы находимся? И если я действительно мертв, каким образом она собирается мне помочь и зачем? Кто они вообще такие?.. - Помочь? Мне? - с подозрением промолвил он, понимая, что это никак не может увязаться с чем-то в его голове. Нет, не с тем, что одна из Других вдруг ни с того ни с сего собралась помогать солдату, который пытал двух их человек, который предположительно уничтожил одну из используемых ими станций, и который не остановится ни перед чем, чтобы спасти из плена своих похищенных друзей, а с кое-чем более очевидным: - Ты только что сказала, что я умер. Хотя... Вот же он, я. Стою в джунглях, разговариваю. Хоть и не чувствую своего тела. - Сознание араба по-прежнему не хотело верить в то, он призрак. Столько еще было не завершено на земле, столько проблем не улажено... Смерть мешала всему, а его смерть - ставила под угрозу людей в лагере. - Пожалуй, действительно лучше вернуться к котловану.
Raven Adams: - Может, еще нет, - медленно проговорила девушка, напряженно глядя на Саида. "Может быть, ты еще жив. И если я не попробую помочь - я буду виновата в том, что ты умрешь..." Если бы только не этот извечный страх. Если бы только быть уверенной, что никто не вернется и не попробует отомстить за свою нежданную смерть. Если бы только быть обычным человеком, который способен убивать и причинять вред другим не оглядываясь... как они. Как пляжники. Как Саид Джарра. - У меня есть медикаменты. Я могу попробовать помочь тебе... если это еще возможно. Да, именно так. Главное - не обнадеживать слишком сильно. Главное - не брать на себя больше ответственности, чем она может выдержать, оставляя простор для всесильного Случая, которому она не способна противостоять. Главное - действительно попытаться, чтобы араб знал: она старалась, но она не всемогущая. Возможно, это защитит ее от него... здесь. - Я видела такое раньше. Но отсюда я не могу понять, возможно ли еще тебя спасти, - после недолгой паузы добавила Рэйвен и, наконец, замолчала, выжидающе глядя на Саида. Подробности здесь никчему. Если он не захочет ей поверить потому, что она враг, его ничто не убедит. Если же даст ей шанс попробовать вернуть его в мир живых, то по крайней мере она уверит его, что всерьез старалась. А о мотивах... он, возможно, так никогда и не узнает. И не узнает о том, как можно бояться мертвого палача. "Ну же... согласись или откажись. И я уйду." Рэйвен чувствовала, как ладони начинает немного сводить от холода, но закончить разговор сама не могла, опасаясь разозлить араба.
Sayid Hassan Jarrah: Почему ты мне помогаешь? Зачем тебе делать крюк через джунгли, чтобы спасти меня? - хотел спросить Джарра, но осекся. Не стоило упускать возможность, нагружая незнакомку вопросами, она могла и передумать, она могла и задуматься, что, как только силы вернутся, в это тело она перейдет в статус пленницы. А ведь один Аллах знает, на что способны Другие - может быть, ей и удастся выполнить обещание, в любом случае Саид мало что теряет: если все происходящее - явь, дальше смерти он не умрет, если сон - проснется живым. Вот только о том, какую плату Рэйвен потребует за эту помощь, и готов ли он ее обеспечить, араб пока не думал. Может быть, потому что хотел сначала уверовать в свое чудесное спасение, а может быть, потому что просто не знал, на что готов, чтобы получить еще один шанс. - Последнее, что я помню - воронку, оставшуюся от взрыва станции "Лебедь", - произнес Саид и, стоило ему только остановить мысль на этом месте, как ноги будто сами понесли его туда, а силуэт Рэйвен тем временем заколебался в воздухе, как будто нарушаемый радиопомехами, и пропал. - Где ты?! - оставшись в полном одиночестве, позвал Саид и понял, что не спросил даже имени незнакомки. /Станция "Лебедь"/
Raven Adams: - Что?.. Какая воронка? Что случилось со станцией?!.. - но темнота сомкнулась перед ее глазами и Рэйвен, понимая, что оставаться здесь для нее может стать опасным, вернулась в реальность, едва не перепутав вечерние джунгли с черным пространством междумирья. Подышала на замерзшие руки, разминая пальцы... Одно только было хорошо - про пугающую робинзонскую жизнь на острове она больше не думала, теперь все ее мысли крутились вокруг мертвого араба и того, что он успел ей сказать. Рэйвен, конечно, знала о существовании Лебедя - знала еще с тех пор, как жила в Дхарме. Да и Другие не раз использовали многие станции для своих нужд, регулярно наведываясь на Жемчужину и проверяя состояние и работоспособность остальных. Знала Рэй и то, что в Лебеде живет некий одинокий человек, даже видела его пару раз на экране монитора... Но когда выжившие обнаружили станцию, на Жемчужину перестали брать посторонних, Бен или занимался этим лично, или же отправлял особо доверенных людей, к которым Рэйвен не относилась никогда. Собственно, она и не стремилась узнать больше - все-таки станции принадлежали к ее прошлой жизни, вспоминать которую было не так легко. Одно дело - деревня, где она уже привыкла жить заново. И совсем другое - станции, где каждая мелочь напоминает о том, кто она в действительности такая и как попала в общину Других... Но Саид сказал о взрыве Лебедя. Может ли быть такое? Почему никто об этом не говорил?.. Хотя справедливости ради - она и сама не слишком стремится к общению со своими. Но, если бы Другие знали о взрыве, это уже должно было стать известно... В любом случае, скоро она увидит все своими глазами. Девушка поднялась с места, надела на плечи рюкзак и как можно быстрее пошла вперед, через джунгли, к тому месту, где должна быть станция Лебедь, чувствуя приятное покалывание в отогревающихся от движения ладонях. /Станция "Лебедь"/
Raven Adams: /Джунгли. Станция "Лебедь"/ Рэйвен потеряла счет времени. Хотя Джарра тяжело опирался на палку, и, вроде как, старался облегчить участь своей нежданной помощницы, она не могла оценить это по достоинству - тело просто отказывалось выполнять необходимые функции, и откровенно требовало отдыха. Прямо сейчас. Немедленно. Шаг... еще шаг... Пару раз они останавливались на отдых, во время которого Рэйвен едва ли могла признаться, что чувствует себя немногим лучше Саида, что недолгое состояние покоя заставляло все тело гудеть, что руки и ноги были словно каменные, а закрывающиеся веки - будто налиты неподъемным свинцом. И лишь невероятным усилием воли, хорошо зная, что если она остановится, ей придется об этом очень пожалеть, девушка заставляла подняться себя, заставляла подняться, казалось, уже почти ничего не соображающего Саида, и шла вперед, едва не забывая сверить направление с бездушно мерцавшими в вышине звездами. Она уже не думала о том, что ей еще надо успеть убежать, чтобы не стать пленницей. Она не думала о том, как заставить Саида самостоятельно пройти хотя бы несколько метров к лагерю до того, как его заметят с пляжа. Она лишь бесцельно и тупо считала шаги - неровные, тяжелые шаги, считала, сбиваясь на каждом десятке и начиная каждый раз заново. Скорее бы все это закончилось. Скорее бы.
Sayid Hassan Jarrah: Движения Саида очень напоминали попытки школьника вспомнить у доски стихотворение, которое к уроку тот прочитал от силы раза три. Слова-элементы казались знакомыми, но в совокупности это давало слабый эффект. Если тело не помнило точно, где верх, а где низ, то о наличии какой-либо координации вообще не могло быть и речи. С огромным успехом свою функцию выполняла только рука, лежавшая на плечах Рэйвен, которой, судя по ее отяжелевшему дыханию, приходилось несладко, впрочем, не так, как пострадавшему - по крайней мере, ноги девушки не ощущали под собой бездонную пустоту при каждом шаге, а на темя ей не давило свинцовое не по цвету, а по весу небо, отчего Джарра, казалось, будто небо и земля поменялись местами. Разумом он постоянно пытался вернуть их в заданное природой и его обычным восприятием положение, но все возвращалось в этот перевернутый кошмар, будто подталкиваемое невидимым маятником. Создавался отупляющий и лишающий опоры эффект кружения, словно Саид был космонавтом на учениях, и его сунули в центрифугу, кружения не только в голове, но и в желудке. В минуты, когда ему становилось настолько худо, что рука даже переставала чувствовать тело девушки и палку, которая, казалось, тоже увязла прямо в воздухе, они останавливались на отдых, пролетавший как один миг, а время, проведенное на ногах, казалось вечностью, как будто они угодили в пяти-двадцатиминутную временную петлю. От этих ощущений Саиду чудилось, что они ходят кругами по джунглям, а не продвигаются к лагерю. - Ты неправильно идешь, - пробормотал он голосом человека, которого сильно мутит, и выпустил палку из руки, лишая Рэйвен какой-либо мало-мальской помощи. Девушка при всем желании сейчас не могла бы удерживать Саида на ногах, поскольку сама сильно устала, и тот рухнул, чуть было не примяв ее собой. Глаза араба закатились, и сознание померкло.
Raven Adams: Голос араба сбил ее на цифре 16 - едва ли не единственный раз, когда она преодолела десятку, считая шаги. - Что?.. - сдавленно проговорила Рэйвен - не оттого, что не поняла, а оттого, что осознать сейчас, что они действительно идут в неверном направлении, было бы слишком невыносимо. Но то, что произошло потом, заставило ее ненадолго забыть о сказанном Саидом - выпустив палку из руки, мужчина всем телом навалился на Рэй, оставшуюся его единственной опорой, и девушка, не выдержав, тяжело упала сначала коленями в землю, а потом и навзничь, ударившись подбородком о камень. "Нет... нет, нет, нет!" Обессилевшая, она барахталась под бездвижным телом Саида, пытаясь выбраться, пытаясь бороться до последнего, хотя, казалось, это самое "последнее" уже наступило и что-то сделать уже слишком поздно. Она выбралась, ободрав голую руку о некстати подвернувшуюся высохшую ветку, испачкавшись в пыли и земле, неловко поводя затекшими плечами, села рядом с мужчиной, безвольно уткнувшимся лицом в траву. Испугалась, что он задохнется, повернула руками его голову и похолодела, ощутив на пальцах и на ладони горячую жидкость. Рана на голове вскрылась... Время уходило стремительно, утекало, капало с пальцев, как та же кровь. Тяжело дыша от усталости и страха, Рэйвен подняла голову, прочертила взглядом линию звезд... все верно. Он ошибся направлением в самом начале? Где они сейчас? Как далеко до лагеря? И... что ей делать? Что. Ей. Делать?!.. - Куда идти? - в бессилии она потрясла плечо араба, словно он мог очнуться хотя бы на несколько секунд и указать ей направление. - Куда мне идти?! Саид! - кажется, она впервые назвала его по имени. Словно под тяжестью его тела, рюкзака и ситуации в целом были раздавлены, уничтожены все нюансы, все незначительные моменты, все полутона. Она уже не помнила, что он - садист и убийца. Она уже не помнила, что она сама - враг. Она почти ничего не соображала от усталости, но именно эта образовавшаяся в разуме черно-белая пустота и гнала ее дальше. Как будто она еще могла что-то исправить. Как будто им обоим еще можно помочь. Задыхаясь, Рэйвен опять подняла голову и еще раз сверилась со звездами, а затем растерянно и бегло осмотрелась, собирая воедино когда-то давно полученные знания и привычные инстинкты. Эта часть острова... "Лебедь"... Они шли к побережью... Тут недалеко до океана, она просто уверена в этом. Но есть ли там их лагерь? Или Джарра действительно указал не в ту сторону, и они вышли бы на пустынный берег?.. Узнать это можно лишь одним способом. - Я дойду до берега, - она заставила себя заговорить с лежащим без сознания мужчиной, словно он мог ее услышать, убирая пальцами растрепавшиеся волосы с лица и не замечая, что пачкает лоб в крови Саида. - Дойду и посмотрю, там ли твои. Тут недалеко. Я вернусь, одна или и ними. Слышишь? Я вернусь... Как же глупо. Как бесполезно. Проще бы остаться, кое-как обработать рану при куда-то в сторону направленном луче фонарика, которым и посветить-то некому, и дать отдых им обоим... Но Рэй скинула с плеч лямки рюкзака, оставив его рядом с Саидом, поднялась на ноги и пошла через джунгли вперед, освещая себе дорогу. Как будто просто не могла остановиться на середине пути... /Побережье. Джунгли около лагеря/
Raven Adams: /Побережье. Джунгли около лагеря/ Главное - не думать, как глупо это выглядит и ощущается. Светить под ноги человеку, которому не позволила обуться, хотя возможность была. Идти то к лагерю, то от него, чтобы затем скрыться в джунглях, переложив заботу о Саиде на чужие плечи. И держать в руках пистолет как единственную защиту от двух врагов - одного полуживого, другого босого и растерянного... Скорее бы все это закончилось. Уйти в лес, сбежать, спрятаться, и никогда больше не возвращаться в эту часть острова, никогда не узнать, выжил ли Саид, и не умер ли от заражения босоногий пленник, которому все труднее идти, несмотря на подрагивающий луч ее фонаря, выхватывающий из темноты неверную тропинку, и который невольно чуть замедляет шаг, хотя Рэйвен пыталась заставить его идти быстро. Девушка и сама идет медленнее, мысленно ругая и подгоняя себя, но не в силах заставить будто налитые свинцом конечности подчиняться. Дыхание сбивается, пульс оглушающе грохочет в висках, и рука, освещающая путь Лутцгеру, уже готова плетью упасть вдоль тела. "Не могу. Я больше не могу." Все, что ей нужно - прислониться к гладкому стволу дерева. Все, что ей нужно - без сил опуститься на землю. Все, что ей нужно - это закрыть глаза и дать немного отдыха измученному телу. И, словно вторя ее обрывистым полумыслям-полуощущениям, мужчина, которого она ведет через джунгли как пленника, негромко произносит: - А что нужно вам? Нет ответа. Рэйвен молчит, упрямо сжав губы, даже взгляда не поднимает на его лицо. Она не позволит обмануть себя. Она знает, что если уже направляла пистолет на человека - то ждать от него участия, поддержки, искренней благодарности нет смысла. Именно поэтому его спокойные "спасибо" пролетают мимо, не задевая ее. Именно поэтому его вежливые слова звучат для нее бессмысленным набором букв. Она просто сделает что должна, и он поможет в этом. Остальное - неважно. Остальное - ненужная шелуха, для восприятия которой у Рэй не осталось сил, самообладания, уверенности в себе и окружающих. И, быть может, он трижды искренен или по крайней мере пытается в этом ее убедить, но это не имеет ровным счетом никакого значения, пока пистолет все еще в ее руке. - Вы ранены? Рэйвен вскинула на него настороженный и колючий взгляд, успев поймать мужчину на том, что он изучает глазами темные пятна на ее руках, предательски заметные в рассеянном свете от луча фонарика. "Ты правда думаешь, что я поверю, будто тебе не все равно? Или ты просто оцениваешь свои силы, поскольку справиться с раненой женщиной проще? Не выйдет." - Это не моя кровь, - чуть помедлив, устало произнесла Рэйвен. И хотя ссадины на руке и подбородке болезненно ныли, а ладони горели из-за стертой веревкой кожи, все это не имело никакого значения, как и вежливость этого мужчины, как бы участливо сейчас ни звучали его слова. Быть может, не все Другие - звери, но сейчас для нее все выжившие уж точно - враги, резко отчерченные траекторией полета пули из зажатого в ее руке оружия. Четкие границы, черное и белое, никаких полутонов и вариантов. Рэй отвела глаза от его лица и качнула головой, призывая мужчину не задерживаться и продолжить путь; луч фонарика лизнул траву и сухие ветки перед босыми ногами Лутцгера. И тут же, сделав неверный шаг, будто бы запнувшись о его вежливость и участие, девушка споткнулась и полетела вниз, едва успев выставить перед собою руки. Рукоять пистолета ударилась о камень, передавая ее ладони болезненную инерцию, заставляя выдохнуть сквозь сжатые зубы, но чудом не сорвать курок. А фонарик, выскочив из пальцев, перевернулся в воздухе, наугад выхватывая лучом яркого света мясистую листву, лианы, руки Лутцгера и скользнувшую по раненому плечу растрепанную косу Рэйвен, и укатился в траву, через мгновение погаснув. Джунгли поглотила тьма.
Noah Lutzger: - А-а, ясно. Саид, - растерянно закивал Ноа, еще раз присмотревшись к рукам спутницы, и продолжил шагать по джунглям. Не ее кровь, хм. Это звучало бы зловеще, если бы Лутцгер не помнил, что где-то, может быть, уже совсем неподалеку, на земле лежит его раненый товарищ. Это звучало бы обнадеживающе, если бы по окровавленным рукам Рэйвен не читались масштабы кровопотери - кажется, это действительно не просто царапина. Она запачкалась, пока его перевязывала? Или просто пока пыталась переправить тело в лагерь?.. Он мог спросить это у Рэйвен сию секунду, но удержался. Даже если девушка и не оказала Саиду необходимую первую помощь, он сейчас не сможет помочь ровным счетом ничем, пока они не доберутся до места, а с большей вероятностью - вообще не сможет помочь, потому что не привык управляться с живой плотью, сочащейся не подванивающим от разложения шлаком, а алой жидкостью, необходимой для жизни. Потому что он автоматически называет Саида про себя как привык, как умеет, как если бы тот был материалом, легко поддающимся рукам Лутцгера - так, как все было бы настолько же проще, насколько и ужаснее. Он мысленно осадил себя, не имея ни малейшего права сейчас называть Саида так: тело еще оставалось человеком. До тех пор, пока оно лежало там в одиночестве, пока Лутцгер не видел его неподвижного и четко очерченного лица, пока они с Рэйвен продолжали путь, пока была только кровь на ее руках, кровь на его ногах, неясный свет вокруг и кровь на них обоих, если они опоздают, Саида первыми найдут падальщики, и он превратится в тот самых материал, с которым Гробовщику так просто работать, рыхлый и распадающихся на части. Ускорив шаг, Гробовщик содрогнулся, то ли ужаснувшись собственным мыслям, то ли просто наступив босой пяткой в небольшую лужицу грязноватой воды, когда прохлада пробрала его до пояса. Наверно, ему стоило предостеречь Рэйвен, чтобы та прошла это место аккуратнее и не поскользнулась на мокрой тропе, потому что через пару секунд девушка потеряла равновесие. - Осторожнее! - Ноа не хватило нескольких мгновений, чтобы успеть подхватить ее, но их было достаточно, чтобы не потерять Рэйвен из виду в темноте, накрывшей их, как покрывало клетку с двумя птицами, попавшими в одну западню. За какую-то долю секунды до того, как отсвет фонарика с шелестом поглотили густые заросли, Гробовщик метнулся к девушке и, промахнувшись мимо ее талии в попытке поддержать, вцепился в ее левую руку, уже выброшенную вперед для опоры, как будто опасался, что Рэйвен в буквальном смысле провалится сквозь землю и оставит его в одиночку разбираться в темноте с раненым соратником, о местонахождении которого можно лишь догадываться. - Ушиблись? - коротко спросил Лутцгер, все еще крепко сжимая предплечье спутницы и протягивая другую руку поперек ее спины, чтобы помочь ей подняться. Еще один человеческий жест дался ему настолько естественно, что Ноа даже не отпрянул, наткнувшись пальцами на тонкую полоску неприкрытой кожи между футболкой девушки и поясом ее джинсов, не отпрянул, словно перестал наконец обращать внимание на пистолет, по всей видимости, ожидавший, что Лутцгер сейчас заломит Рэйвен руку за спину, скрутит запястье и заставит отдать оружие, доказав в итоге, что за его гуманной вежливостью его безопасность хранят вовсе не человеческие инстинкты. Не отпрянул и, постепенно привыкая к темноте, попытался найти взглядом глаза Рэйвен, чтобы заглянуть в них в тот момент, когда она по своему обыкновению строго и односложно ответит на вопрос.
Raven Adams: Темнота, казавшаяся беспросветной, чуть расступилась, поддаваясь неясному мерцанию луны и звезд, проникавшему сквозь пустоты в кронах деревьев. Мало, не достаточно, чтобы что-то всерьез разглядеть, но хотя бы не полная темнота, хотя бы различить движение, особенно если рядом - враг, и если не успеешь ты - успеет он. Рэйвен не успела. Не успела удержать равновесие, выпрямиться, вскинуть пистолет и предупредить порыв мужчины, в котором он крепко схватил ее предплечье, а пальцами другой руки обжег беззащитную полоску ее кожи между майкой и джинсами. Но для нее это не было поддержкой. Для нее это было тисками. Ситуацией на грани плена, когда враг, воспользовавшись ее состоянием, ее слабостью, подбирается настолько близко, что цепко сжимает ее за руку, что придерживает за талию, готовясь окончательно лишить ее возможности сопротивляться. Заставляя снова и снова жалеть, что она взяла на себя смелость и труд помочь Саиду - только потому, что боится его визитов после смерти, и боится быть в этом виноватой. Короткий и, кажется, с ноткой заботливости вопрос Лутцгера тоже разбивается о ее неверие, о ее подозрительность, о ее страх и нежелание хоть в чем-то, хоть на одну секунду оказаться зависимой от него. - Руки, - обессиленно бросает девушка, но звук тонет в ее тяжелом дыхании, в попытках нащупать точку равновесия, когда ей не пришлось бы беспомощно пользоваться тем, что он ее держит, чтобы не упасть окончательно в размытую дождем землю, чтобы сохранить подобие самоуверенности, видимость силы, и не выдать, как невыносимо ноют напряженные мышцы во всем теле. - Руки убери. Видимость силы, подобие приказа. Она все еще тут главная, она все еще контролирует ситуацию, пистолет все еще у нее, и она все еще может прострелить этому человеку ногу, чтобы не смел ее преследовать, не вздумал выдавать попытку перехватить контроль за помощь, не изображал участие, когда она точно знает - любому на этом острове плевать, что с ней происходит. И если этот мужчина с добрыми глазами хладнокровно застрелит ее в джунглях, это будет интересно разве что Бену Лайнусу, который лишится одной из своих многочисленных марионеток. Пусть особенной, коллекционной, которую непросто заменить... но заменить все же возможно. А потому - Рэй может рассчитывать только на себя. И как бы она ни устала, как бы ни было тяжело ей каждое лишнее движение, как бы ни горело пересохшее горло и как бы ни кружилась голова, животный инстинкт глубоко внутри приказывает: любым способом, как угодно, но вернуть безопасную дистанцию между ними. Только так она еще будет способна думать, оценивать, ощущать мнимую безопасность и надеяться, что сможет уйти и не оказаться пленницей после того, как покажет этому человеку Саида. И сейчас - это похоже на неосознанный рефлекс, как опустивший случайно пальцы в кипяток отдергивает руку, не успевая понять, что одно неверное движение опрокинет всю емкость с бурлящей водой. Неосознанный рефлекс, когда Рэйвен резко упирает дуло пистолета в ногу Лутцгера и выдыхает с отчаянной злостью в срывающемся голосе: - Я же говорила - не приближайся. Ее загнанный враждебный взгляд скрещивается с его. И, хотя это едва ли видно при тусклом мерцании звезд, едва достигающем земли сквозь массивные кроны, раскинувшиеся над головами, этот взгляд пытается оттолкнуть Лутцгера прочь так же, как и тон голоса девушки, ее до предела напрягшиеся мышцы под его пальцами, как твердый ствол пистолета с прижавшимся к его ноге дулом, которое едва заметно вздрагивает, когда Рэйвен с отчаянной безысходностью жмет на курок.
Noah Lutzger: Она не шутит. Там, где их взгляды встретились, перед глазами Лутцгера в один миг пронеслось каменное лицо Хиббса, сомкнутые зубы, через которые вырывалось такое же правдоподобное "Я тебя прикончу". Бледные тела, в которых остался всего литр крови, чтобы заменить его специальной жидкостью. Четко вырисовывающаяся при этом в воображении лужа на полу из чьей-то бедренной артерии. Небо над джунглями, в которое он будет отчаянно, безрезультатно и недолго звать на помощь. В пустоту. Нет. - Хватит! Дай сюда! Легко по-джентельменски не драться с женщиной, когда она не грозится тебя серьезно ранить. Легко видеть в человеке врага, когда он пользуется своим преимуществом. Когда Рэйвен угрожает выстрелить. Когда Лутцгер не делает шага назад, которого от него ожидают, и отдергивает руки от девушки, только чтобы вцепиться в кисть с пистолетом, увести линию прицела вверх, заломить Рэйвен руку, внутренне содрогаясь от мысли, что может сломать ее, причинив реальный вред, что ее крик боли расплавит его, усыпит инстинкт самосохранения во имя боязни искалечить другое живое существо, которое еще минуту назад казалось нуждающимся в помощи. Вырывая оружие у Рэйвен из пальцев, Лутцгер боролся будто не с ней, а с пистолетом. Это этот перевес в восемьсот граммов был его противником, и в первую секунду после того, как Ноа удалось заполучить оружие и сделать шаг назад, ему захотелось отшвырнуть его прочь. Поднимет, и все по новой. - Это останется пока у меня, чтобы никто не пострадал, - твердо отчеканил он, в темноте стараясь смотреть Рэйвен прямо в глаза, но без враждебности, без выраженного желания напасть, навредить или тоном дать ей понять, что отныне она пленница. Неловко поставив пистолет на предохранитель, Лутцгер поспешил спрятать его за пояс, пока девушка не отошла от потрясения настолько, чтобы распознать в его неуклюжих движениях дилетанта. Ноа хотел, чтобы она знала - он в состоянии причинить ей боль, если захочет, а пистолет, намеренно скрытый от ее глаз, уверенно утверждал за него: "Я не нападу на тебя. Мне это не нужно. Я не собираюсь доставать оружие. Я не хочу". Сила его в том, чтобы не обращать оружие против нее, не слушая зудящее в затылке ощущение, что он не святой, чтобы брать на себя ответственность за всю ситуацию. Каким образом Лутцгер сможет гарантировать, то сам не нарушит установленное табу, как только представится возможность получить выгоду и поддаться животному инстинкту - атаковать, одержат верх, сломать, подмять другого человека под себя, подчинить его себе?.. С какой стати я решил, что я лучше всех остальных? И почему постоянно доказываю, что я не последняя сволочь?.. На острове преступник доказывал всем то, чего так и не сумел никому доказать в цивилизации. Он доказывал всему лагерю, что может приносить пользу, хотя им вряд ли было дело до того, кто просто изо дня в день носит им хворост. Он доказывал покойному Майклу, что готов помочь его сыну, хотя Майкл уже не мог по достоинству оценить его намерение. Он доказывал Рэйвен, что он не агрессор, способный выстрелить ей в спину, хотя ситуация не давала ей услышать это послание. Но помимо всех этих людей существовал человек, которому доказать это было сложнее всего, и хотелось - больше всего. И сейчас этот человек старался привести свои нервы в такое же спокойствие, какое слышалось в его голосе вместе с грустным сожалением: - Простите за это. - Отдышавшись от адреналина, Лутцгер сухо кивнул на запястье девушки, которое та растирала, чтобы унять боль. Скудный отраженный свет в ее зрачках естественно казался ему злым и раздраженным, и Ноа почувствовал укол совести: если бы он не нарушил правило дистанции, не было бы сейчас этой стычки. Он бы не разрушил и без того зыбкие отношения ложного доверия. Он бы не заставил ее снова каждую секунду ждать от него удара. - Я ведь просто хотел помочь. Не мог же я смотреть, как ты падаешь. Осознав, что сморозил дикость и, возможно, не раз, Лутцгер пожал плечами, выдержал неудобную паузу и решительно подвел под инцидентом черту: - Идем искать Саида, так ведь? - С этими словами он осторожно направился в ту сторону зарослей, куда, по его расчетам, мог упасть фонарик, прощупывая сантиметры почвы босыми ногами, которые, стоило ему вспомнить о них, снова закололо болью. Предосторожность не позволяла ему погрузиться в поиски полностью, не останавливая внимание на спутнице. Она могла попытаться завладеть оружием снова, видя, что он не держит ее на мушке, она могла сбежать. Какой-то краешек зрения Лутцгера все равно следил за Рэйвен как привязанный, как прикованный, как пленник ее недоверия.
Raven Adams: Секунда ничего не значит, когда ты спокойно сидишь на песке возле полосы прибоя. Секунда ничего не значит, когда ты идешь через джунгли - по своей воле, своей дорогой. Секунда ничего не значит, когда ты грозишь человеку оружием, и он - на расстоянии выстрела, послушно поднимает руки вверх и аккуратно переступает босыми ногами, поворачиваясь вокруг своей оси. Но секунда значит целую жизнь, когда ты не успеваешь сорвать курок до того, как оказавшийся в опасной близости враг до боли заламывает твою руку, так, что сквозь сжатые зубы прорывается короткий стон, а внезапно ставшие ватными пальцы разжимаются, выпуская единственное твое преимущество - гладкий ствол пистолета, заряженного смертельно опасными пулями. И эта опасность вмиг оборачивается против тебя. - Нет... - беспомощно выдохнула Рэйвен, сжимая в воздухе пальцы, словно пытаясь удержать, поймать фантом вырванного оружия, чтобы застрелить фантомными пулями этого человека с добрым лицом. Сейчас - она бы выстрелила, выстрелила прямо в сердце, и ничто ее не остановило бы. Но все, на что она способна - лишь сесть на колени в размытой грязи, потирая ноющие выкрученные суставы, и внутренне сжаться, каждый миг ожидая, что пуля из ее же пистолета пронзит ее измученное тело. Еще полчаса назад, когда она направлялась к лагерю выживших, у нее было все - вещи, оружие, свобода. Сейчас - не осталось ровным счетом ничего... А его величество случай в лице босоногого Гробовщика пытался заглянуть ей в глаза, по-хозяйски пряча за пояс отобранный у нее пистолет, и Рэйвен невольно испытала укол разочарования от того, что все еще не закончилось. Что ей ждать еще - сколько? - пока он решится убить пленницу. Что ей кожей ловить каждое его движение - сколько? - в каждом из которых она будет ждать спуск курка. Что ей жить еще - сколько? сколько?! - пока мужчина играет в какие-то только ему понятные игры, в которых Рэй вынуждена слушать его голос и будоражить внутри убаюканную его спокойным мягким тоном бдительность. Уголок губ дернулся в подобии горькой усмешки, когда Лутцгер извинился. "Помочь? Не на этом острове. Не в этой ситуации, где я держала тебя на мушке столько времени. Не в этой жизни." В какой-то другой, параллельной реальности - реальности из книг, которые читали Другие в клубе книголюбов, куда она никогда не стремилась попасть, но где регулярно появлялись Бен и Джулиет. Реальности из фильмов, которые она смотрела на старых потертых кассетах в видеомагнитофоне. Реальности из мира, существовавшего где-то там, за пределами острова. За пределами ее знаний. За пределами ее жизни. За пределами ее самой. Но в следующую секунду Рэйвен кристально ясно поняла, почему Гробовщик не пристрелил ее на месте, и почему пытается извиниться. Саид. Значит, он все-таки поверил ей, и боится не найти своего без ее помощи... а дальше... дальше остаются еще Шепард, Остин и Форд, попавшие в плен, которых тоже можно попытаться спасти, используя Рэйвен. Так или иначе, судьба Другой незавидна. "Лучше бы просто пристрелил..." - Я не лгала насчет Саида, - глухо произнесла девушка, пытаясь смотреть Гробовщику прямо в глаза, что при смутном сиянии небесных светил было проблематично. Но если бы она отвела взгляд - мужчина мог расценить это как ложь. - Он совсем недалеко. Иди в ту же сторону и скоро найдешь его. - "А заодно и мой рюкзак..." Расчитывать на то, что ей позволят забрать вещи, было глупо. Как было глупо и надеяться, что мужчина просто развернется и пойдет в указанном направлении, оставив ее одну. Как глупо было надеяться сбежать, когда она - единственный ключ выживших ко всем тайнам, ко всем пленникам, ко всем загадкам и недоговоренностям. Рэйвен боялась, что ее будут использовать? Что ж, она пришла к тому, от чего бежала. Этот остров слишком мал, чтобы на нем было возможно спрятаться человеку, который просто хочет выжить сам для себя... И все-таки девушка склонила голову, опустила плечи, сжалась, все еще держась за ноющую ослабшей болью руку, как бы давая Лутцгеру понять - она сделала все, что от нее зависело. Больше у нее ничего нет. Оставь ее в покое.
Noah Lutzger: Лутцгер пошевелил руками заросли, но в них не было видно ни отблеска потерянного фонарика. Разбился что ли? - подумал он с неудовольствием, предполагая, что поиски источника света займут гораздо больше времени, и за это время его таинственный проводник может исчезнуть. Сейчас у Рэйвен как раз имелся шанс воспользоваться тем, что мужчина повернулся почти спиной, отошел на пару метров, и часть его внимания сосредоточена на кустах. Забыть о пистолете. Забыть о Саиде. Вспомнить о своей жизни и о том, что босой охотник вряд ли может ее догнать и найти без прибора ночного видения. На месте Рэйвен Лутцгер, возможно, так и сделал бы. Ощупывая сантиметр за сантиметром пол под густой растительностью, он не единожды спрашивал себя: А ты бы продолжил помогать человеку, который не держит свое слово, нападает исподтишка, лишил тебя последней защиты и вместо того, чтобы милостиво отпустить по твоей просьбе, разводит с пленником какой-то псевдопацифизм? Ты бы продолжил помогать человеку, который нарушает правила? Ты бы продолжил помогать человеку, который в любую секунду может отблагодарить тебя пулей в живот? Только под дулом пистолета, - ответил Ноа сам себе, и его передернуло от картины того, как себя нужно сейчас вести, чтобы его поняли. - Не хочу. Отнять пистолет у женщины - невелика заслуга. Угрожать ей - еще более мерзко. Оружие снова просяще и медленно, как томная любовница, оттянуло ремень, как бы говоря "Выброси меня". Как в рассказе про Тома Сойера, кидающего в траву алебастровые шарики: "Брат, пойди сыщи брата!". Авось, так и нашелся бы и этот несчастный фонарик, целый или разбитый вдребезги. И Лутцгеру не пришлось бы ничем угрожать той, кто сейчас даже не шелохнулась. Посмотрев в сторону Рэйвен, он увидел настолько неподвижную темноту, что не сразу заметил на ее фоне девушку и не успел удержать ее взгляд - палец уткнулся во что-то колючее, и Ноа отдернул ступню с еле слышным присвистыванием через присомкнутые челюсти. Осторожно ставя ее на более подходящее место, он напоролся на долгожданный металлический цилиндр фонарика, подобрал его, целый и невредимый, повертел в руках и, щелкнув кнопкой, направил неуклюжий луч на Рэйвен, которая... она не просила его отпустить, нет. Она пыталась убедить его в том, что она не нужна. Лутцгер посветил в сторону, куда указывала девушка, задавая себе этот вопрос. Фонарик обрисовал все те же джунгли, едва угадываемую тропу и переплетения веток, упорно не желающие отвечать, действительно ли это верная дорога к пострадавшему Саиду. Если он действительно там. А если засада? И она теперь не хочет находиться в пределах досягаемости, потому что не хочет стать заложницей. А я могу, да. - Вам придется пойти со мной, - словно подытожив свои мысли, бросил Лутцгер, покачав головой. Луч света при этом качнулся в такт, скользя по плечам девушки, от правого к левому, затем ушел в направлении указанном Рэйвен, словно приглашая ее проследовать туда, словно Ноа угрожал ей фонарем вместо пистолета. - Пожалуйста. - Он лишь немного смягчил тон, и тут до Ноа начало полностью доходить, что с тех пор, как пистолет оказался у него, Рэйвен как опустилась на колени, так и не трогалась с места. В душе Лутцгера шевельнулось неприятное колючее ощущение, будто это он сам приказал девушке упасть коленями в эту грязь, занять свое место ниже, покориться своей судьбе пленницы. Что-то в этой позе было бессильное, безжизненное, изможденное, сжатое в одиночестве, что его покоробило, что бросило ему прямо в глаза с укором "Посмотри, что ты наделал". Впервые поднять руку на женщину - это как отрезать себе палец: знать, что ты никогда не будешь прежним. И сколь бы незавидный выбор девушка ни оставила ему десять минут назад, сейчас от разразившейся стычки Ноа было не по себе - не по себе от того, как Рэйвен потирала предплечье, не по себе от того, что его воображение представляло, что это за боль, какой силы, и как ею парализовало руку, не по себе от этих ссутуленных плеч и грязных коленей, от усталых глаз, опущенной растрепанной головы. Извинившись, Ноа почувствовал бы себя лучше, но вместо этого осмелился подойти и протянуть Рэйвен свободную руку, чтобы помочь встать, готовый к тому, что она откусит ее по локоть, только бы заполучить то, что принадлежит ей. - Идем, раз тут недалеко.
Raven Adams: Она могла бы вскочить на ноги и бесшумно раствориться в джунглях под покровом ночи. Могла бы наброситься на слепого в темноте мужчину, воспользовавшись тем, что привыкла ориентироваться в любой ситуации. Могла бы отобрать у него пистолет, рискуя собственной жизнью, боясь, что курок будет сорван, когда дуло оружия будет направлено в ее сторону. Могла бы... Ровно до того момента, как луч вновь зажженного фонарика осветил ее - жалкую, измотанную, устало сидящую на коленях в грязи. Но из Рэйвен словно выдернули стержень, который ее поддерживал, который помог перейти остров, вытащить из котлована Саида, дотащить его на себе почти до пляжа, и выкрасть из целого лагеря врагов одного-единственного человека, чтобы тот смог забрать своего. Преодоление этих трудностей, каждого по отдельности и всех вместе, перечеркнулось размытой лужей грязи в лесной чаще и мужчиной с добрыми глазами, который не держит своего слова. Две секунды борьбы - и она из победителя превратилась в побежденную. Пленную, используемую, нужную лишь для шантажа, угроз, политического обмена трофеями между двумя лагерями. И, несмотря на то, что шанс спастись еще был, Рэйвен не смогла им воспользоваться. Как будто эта грязь, осевшая на ее поношенных джинсах, вытянула из девушки все силы, забрала, оставив ей лишь тяжелое неподатливое тело, ватное и неповоротливое, с окаменевшими от напряжения нервами, бескровным лицом, пустым остановившимся взглядом. Она не смогла. Слова Лутцгера терялись в неясном гудении, болезненно терзающим слух. Адамс поняла только, что ей придется идти дальше. К Саиду. И обратно в лагерь, если он прикажет - человек, вооруженный ее преимуществом. Но как, как донести до него, что она больше не может идти? Что если бы могла - то ушла бы, растворилась в темноте в те недолгие полминуты, пока он искал фонарик? Что если бы только у нее были силы подняться, она не сдалась бы, боролась бы насмерть, потому что ей нечего, нечего, совершенно нечего терять кроме собственной жизни, которая в такой ситуации полностью, без остатка обесценена?!.. Закрыть глаза и упасть без сил в эту грязь. Плевать на все остальное... Все равно каждое ее действие оборачивается против нее же. Даже если она всего лишь хочет помочь. Но перед тем, как свалиться ничком и дать себе волю выключиться из этой реальности, взгляд девушки наткнулся на руку Лутцгера, пробуждая в ней последние, самые глубокие и скрытые резервы сил, о существовании которых она не подозревала. "Иди к черту. Там тебе самое место." Рэйвен волком посмотрела на протянутую ладонь, отшатнулась, отклонилась, лишь бы их разделяло расстояние побольше. Лишь бы не коснуться случайно этого человека, опрокинувшего ее в грязь, на дно собственной никчемной души, вывернувшего наизнанку ее силу, в миг обернувшуюся беспомощностью. Забравшего все без остатка, забравшего даже ее саму... оставившего ей лишь видимость того, что хотя бы какую-то мелочь она в состоянии решить сама. Если бы он хотел ее поднять - ухватил бы за предплечье и поднял бы силой. А значит... никчему играть в джентльменские игры. Раз он дает ей видимость права выбора этой протянутой и вроде бы готовой помочь ладонью, то она выберет видимость неприкосновенности и независимости. И никак иначе. Даже если все тело пульсирует усталостью так, что она не уверена, сможет ли подняться. Отведя взгляд от руки мужчины, Рэйвен встала, выпрямилась, превознемогая тупую боль в нежелающих разгибаться коленях. Шатнулась в сторону, переступила ногами, пытаясь удержать равновесие. Наткнулась плечом на ствол дерева и так и осталась стоять, прислонившись к стволу, вдыхая тяжело и глубоко, все так же держась за вывернутую руку и чувствуя какую-то остервенелую благодарность к этому дереву, не позволившему ей вновь упасть. И только спустя несколько секунд, в течение которых ей удалось выровнять дыхание и немного разогнать туман в глазах, Рэйвен отпустила поврежденную руку, медленно и осторожно повела кистью, будто пробуя, способен ли уже нормально действовать вывернутый сустав, а затем выпрямилась и пошла вперед - мимо Лутцгера, даже не взглянув на него больше, пошла в ту сторону, где всего в нескольких десятках метров от них должен лежать Саид Джарра. Стараясь держаться ровно, опустив руки, будто бы ничего не произошло, выпрямив спину и чувствуя едва ли не физически, как луч фонарика упирается в выцветшую майку между ее лопатками. Так же, как и дуло пистолета.
Noah Lutzger: Лутцгер уронил протянутую руку, отчасти потому что Рэйвен не приняла ее, отчасти потому что он понял, что девушке сейчас требуется гораздо большее, чем такая неустойчивая и сомнительная опора. Мало встать на тоги, надо еще удержаться, надо еще подпитывать внутренними силами маску собственной независимости, выносливости, непобедимости, которая обволакивает стройную фигуру девушки как грим, превращающий неживое в видимость живого, оболочка, которую, кажется, можно поддеть ногтем и содрать тонкой засохшей пленкой. Эта поволока самоуверенности сползла с Рэйвен всего на пару секунд, что она стояла, привалившись к влажному стволу, частички мха, коры и травы с которого потом налипнут на ее майку мелкой трухой. Этих секунд Лутцгеру было достаточно, чтобы понять, что тело спутницы припорошено такой же нестряхиваемой усталостью, что под одеждой оно болит, судорожно дрожит, не в силах расслабить деревенеющие, отказывающиеся слушаться мускулы. Он увидел ее усталость как самого себя в зеркале прихожей, прислонившегося плечом к косяку и упивающегося несколькими мгновениями, когда никто еще его не видит, чувствуя, как медленно и болезненно плечи, шея, спина и ноющие руки перестают нормально служить, а сердце все еще энергично толкает к ним кислород. До того, как он погрузил инструмент в фургон, это мощное, задающее темп биение позволяло каждому участку его организма казаться живым, действующим, функционирующим бесперебойно и слаженно, совершая повторяющиеся движения в борьбе с нежным дерном и не слишком податливой землей. Несколько часов физического труда успокаивали и фильтровали его мысли, разбивая стены, преграды в виде печали и подспудных страхов. Разум радостно впитывал то, что испытывало тело - полную концентрацию жизненных сил, которую оно глотало залпом, пока земля стремилась к земле с его усилием. До того, как плоть вспомнила, что она не машина, и мышцы не начали превращаться в камень, словно желая лишить хозяина возможности пошевелиться и парализовать, превратив в памятник чуть сгорбленного, изможденного человека, стряхивающего пыль с волос и медлительно отрывающего плечо от стены. Тогда Ноа больше всего хотелось, чтобы кто-нибудь снял с него эту усталость, осторожно, так же, как потом в ванной он стягивал с себя одежду, чтобы кто-нибудь разогрел кожу и подарил расслабление напряженным мускулам. Но единственный человек, который мог для него это сделать, не имел права видеть это состояние и задавать вопросы, кроме аккуратного "Почему так поздно?", на который получал убедительную отговорку. А еще когда он наконец приходил домой, она уже спала... Там Лутцгер обязан был выглядеть полным энергии, не измученным, не живущим две жизни на пределе своих возможностей, несмотря на то, как велико было его желание, чтобы, когда в прихожей он искал опоры у стены, кто-нибудь, а не его собственное усталое тело, просто сказал бы: "Тебе сейчас нужен отдых". И Рэйвен в этот момент определенно нуждалась в том же. А единственный человек, который мог предоставить ей передышку, медлил, прося прощения лишь глазами, скорбно глядя на придерживаемую руку, но не справляясь о степени боли, и в конце концов решил, что сначала они должны завершить начатое. - Отдохнете, когда доберемся до Саида, - пообещал, нежели скомандовал Лутцгер уже на ходу, разглядывая ровную, напряженную спину Рэйвен, оценивая выправку, которой далеко до военной, но которая выдавала в девушке в другом, и метафоричном, и жизненном смысле солдата, стойкого и оловянного. Сколько же ей пришлось пройти, прежде чем она попала сюда?.. ...Она не солгала, еще ни разу - до места, где лежал Джарра, оказалось недалеко. Прежде, чем Рэйвен успела что-то сказать, Лутцгер заметил тело араба на земле, в луче фонарика и темноте джунглей показавшееся не более живым, чем обычные завсегдатаи прозекторкой. - Саид?.. Эй, Саид! - потормошил Ноа товарища, присев на корточки рядом и щупая пульс на шее Джарры. Фонарик осветил лицо, может быть, чуть менее смуглое, чем обычно, испачканное грязью; ко лбу налипла пара мокрых листьев; волосы на голове свалялись от крови. Так это правда, так это правда, - синхронно теребил Гробовщик мысль в голове, переставая ждать засады, переставая испытывать недоверие, переставая скрывать легкое удивление и беспокойство, начиная поспешно вспоминать, что же Рэйвен раньше говорила о состоянии араба, потому что тот не откликался, и пока Лутцгер не нашелся, как с этим работать. - Что мы можем сделать? - поднял он голову и вопросительно посмотрел на Рэйвен, не уточняя, кого подразумевает под коротким и незначительным "мы" - двух незнакомцев, нависших сейчас над пострадавшим, или гостеприимный лагерь без врача и медпункта, куда его следовало доставить.
Raven Adams: Чувствовать себя раскрытой книгой для постороннего, лишнего, ненужного, проходного - что может быть омерзительнее? - Отдохнете, когда доберемся до Саида. Рэй упрямо тряхнула головой, коротко и неприязненно бросила через плечо: - Мне это не нужно, - и едва удержалась, чтобы не добавить что-нибудь жесткое вслед. "За собой следи." "Позаботься лучше о Саиде." "Не твое дело." Пусть катится ко всем чертям со своей псевдозаботой, потому что она знает лучше многих - в случае, если единственно доступные роли это "пленник" и "охранник", и они уже распределены, выбора больше нет. И то, что Лутцгер пытается сделать вид, будто все иначе, злит ее еще больше. Она не станет подстраиваться под него, не станет покладисто успокаивать его совесть, для которой он должен быть честным человеком, что "только защищался", не принимая во внимание, что сам нарушил заданные девушкой правила. Правила, по которым она бы его не тронула, не нанесла бы вред, просто ушла бы... если бы только он не нарушил слово, не приблизился, если бы не желал завладеть оружием так, что готов был рисковать и собой, и своим другом, ради которого Рэйвен и пошла в лагерь чужих. Быть хорошим и правильным только для себя - ничтожно мало, но если люди с большой земли привыкли к такому, пусть барахтаются в собственных иллюзиях. Адамс живет по другим правилам и в другом мире. Более жестком, более четком, более однозначном. И пока она жива - она будет держаться за собственные рамки, чего бы это ни стоило. Всего через несколько минут луч фонарика осветил безжизненно лежащее на земле тело и Рэйвен, помедлив лишь несколько секунд и проигнорировав вопрос своего тюремщика, равнодушно наблюдая, что босоногий мужчина явно не очень понимает, как действовать и чем помочь товарищу, устало опустилась на землю возле Саида. Скользнула взглядом по его запачканному землей и травой лицу; не полагаясь на Лутцгера, сама сосчитала пульс на шее - жив, без сознания, должно быть относительно стабилен, раз не умер за время ее отсутствия... - Посвети мне, - тихо бросила в сторону Лутцгера, подавляя желание воспользоваться тем, что сейчас они на достаточно близком расстоянии и она может вновь попробовать сопротивляться, но хорошо понимая, что сил ей хватит только на рывок, не больше. Внимательно осмотрела ссадину на голове араба - кровь опять остановилась, чуть заветрилась на ране. Надо бы ее обработать, иначе и до заражения недалеко... Конечно, жалко своих и без того скудных запасов, но план Рэйвен все равно пошел прахом. Да и Саида лучше не тормошить... как минимум потому, что она и так, скорее всего, нанесла ему вред, когда пыталась доставить на пляж. Как максимум потому, что ей придется идти тоже. А она - не сможет... - Саида лучше не переносить сейчас. Он может не справиться, - спокойный голос, констатация факта, ни грамма заботливости или желания помочь. Но это не Саид, а она сама не дойдет, не дотянет, не справится. И мышцы, из напряженных до предела превратившиеся в ватные, мелко дрожащие от слабости, уже не могут хоть немного отдохнуть даже будучи расслабленными, грозя превратить ее окончательно в тряпичную куклу, не способную двигаться самостоятельно. Значит, надо играть на здравом смысле Гробовщика и на том, что у него не хватает знаний, эрудиции, элементарной хитрости, и повернуть ситуацию в свою пользу, дать себе время отдохнуть и потом, когда ему придется быть занятым Саидом, улучить с десяток секунд, чтобы беззвучно и бесследно раствориться в гостеприимных джунглях. И ради этого пожертвовать несколькими каплями спирта и несколькими дюймами стерильного бинта, которые лежат... ...Рэйвен задохнулась от внезапного осознания, чувствуя, как лицо опалило жаром, а кровь быстро-быстро заколотилась в висках. Ее рюкзак! Там, на самом дне, спрятан пистолет, который она обещала Алдо занести на станцию, но забрала с собой. Под аптечкой, одеждой, пледом, еще какими-то необходимыми в быту мелочами находится ее шанс на спасение - не когда-то в будущем, не завтра, а прямо сейчас. Сделать вид, что ищет необходимое Саиду, добраться до самого дна, выхватить оружие и выстрелить наугад, почти не целясь - с пары шагов она не промахнется, - и еще раз, чтобы уж точно лишить босоногого возможности преследовать ее. Не медля ни мгновения, ни одной доли секунды, не повторить прошлой ошибки и сорвать курок. Отчего-то была уверенность, что это еще раз подстегнет ее измученное тело, заставит преодолеть хотя бы километр в джунглях, где она уже сможет спрятаться и позволить выключиться мутнеющему сознанию. Девушка отмахнулась от противно-холодного тревожного ощущения, что ей нельзя так, даже не пытаясь вдуматься, откуда оно взялось и что должно означать, словно ее разум, тоже перегруженный усталостью, способен удержать лишь одну мысль. И сейчас эта мысль была о собственной свободе. "Бежать." - Ему надо ссадину на голове обработать. У меня в рюкзаке есть аптечка. Кажется, голос Рэйвен немного дрогнул. Кажется, адреналиновый огонь слегка опалил ее бледные щеки лихорадочным румянцем. Кажется, ее самообладание тоже вконец обессилело, когда она, привстав на коленях, потянулась к рюкзаку, оставленному в паре шагов от лежащего ничком Саида.
Noah Lutzger: Как же, не нужно. С ног валитесь, - заметил Лутцгер, глядя, как девушка присаживается рядом с пострадавшим, и направил на Саида луч света. В этом световом луче и в полной неизвестности по поводу дальнейших действий он улавливал детали, искал подсказки, нашел - лишь намек в движениях спутницы на то, как ее телу хотелось лечь вместо того, чтобы удерживать себя в сидячем положении на напряженных икрах, как песочная фигура, которая вот-вот потеряет равновесие из-за пары песчинок, скатившихся с края, поколебавших ее до основания. Организм Лутцгера отлично помнил это состояние - если бы полтора месяца назад он благополучно приземлился в Лос-Анджелесе, следующим вечером он оказался бы разбитым, а не его самолет - когда твои движения вязнут как в киселе, когда тебе кажется, что на каждый мелкий рывок уходит в разы больше энергии, чуть ли не выделяющейся с потом, и ты ждешь, что любая встряска отправит тебя в нокаут. Даже попытка вскочить на ноги, не говоря уже о борьбе со здоровым мужчиной за пистолет. Он отнял у нее оружие. Он отнял у нее и силы. Он отнимает у нее время. У Рэйвен с собой увесистый рюкзак - она явно пробыла в джунглях столько времени не ради Джарры, а пыталась выжить там сама, а он берет у нее одну минуту, и к ней прилипает другая. Сколько еще из них Лутцгер потратил бы на интересующие его вопросы? - Как долго? - поинтересовался он, услышав вердикт. Первоначально Ноа спрашивал, какое время Саида еще нельзя будет беспокоить и переносить в лагерь, или хотя бы надеялся узнать, по каким признакам можно будет судить, что он готов к транспортировке, но произнеся это, понял, что хочет знать ответ на еще один интересный вопрос - как долго Джарра протянет без врачебной помощи. Ему бы сейчас человека с минимальными медицинскими, а не грубо анатомическими знаниями, потому что все, что Гробовщик сумел бы для него сделать - это устроить так, чтобы Саид красиво выглядел на смертном одре, но даже для этого у Лутцгера не имелось химикатов. Саид нуждался в человеке, который знает, как помочь, и уверен в том, что проделывает с пострадавшим. Ноа оторвался от рассматривания лежащего на земле тела, у которого он будто все пытался заприметить на один признак жизни больше, и вскинул взгляд на Рэйвен, безапелляционно делающую выводы, готовую помочь, знающую, что это возможно, иначе она не проделала бы этот путь ради безнадежного. Она сошла бы за медсестру... Движения, которыми Рэйвен осматривала араба, казались решительными, уверенными, но не такими уверенными и активными, как жест, которым девушка потянулась к своему багажу, воодушевленный, энергичный, со свежим отголоском открывшегося второго дыхания. Она привстала чуть быстрее, чем позволяло бы ее изможденное тело в полном покое, этот порыв казался настолько же неумолимо живым, насколько опасным. Нет, Лутцгер перехватил рюкзак не от страха. Поначалу он даже хотел подтолкнуть его к девушке, внося свою лепту в помощь контуженному товарищу, но, повинуясь какому-то интуитивному импульсу, рука совершила обратный рывок. Ноа словно кто-то легонько стукнул в основание черепа смутным предчувствием. О возможности, что в рюкзаке лежит второй пистолет, он осознанно подумал лишь тогда, когда пальцы Рэйвен чиркнули по грубой материи, и Лутцгеру показалось, что не только ее рука, но и сама девушка обмякла и чуть съежилась всем телом в прохладном лесном воздухе. Снова разочарование. - Позвольте мне, - голос Ноа звучал твердо, но вежливо. Он хотел прибавить что-то про усталость спутницы, свое намерение в очередной раз галантно ей помочь, но прикусил язык. Не ври хотя бы, что тебя не подмывает ее обыскать, - буркнул Лутцгер про себя, и застежка-"молния" взвизгнула. - Вот, пожалуйста, - протянул он Рэйвен емкость с лекарствами, на счастье его совести, обнаруженную до того, как Гробовщик успел перерыть все содержимое рюкзака.
Raven Adams: И ведь почти получилось. Почти удалось. Рюкзак был практически у нее в руках, когда мужчина внезапно потянул его на себя, твердо и уверенно забирая у нее вместе с рюкзаком последнюю надежду. Пальцы Рэйвен только чиркнули по жесткой материи, будто погладили невольно, и бессильно схватили пустоту. Если бы он ее ударил, эффект был бы тот же. Сжавшись, словно желая занимать в этом чужом недружелюбном пространстве, полностью перешедшем под контроль бывшего пленника, как можно меньше места, Рэй медленно вернулась в положение сидя, отчего-то поднеся к губам будто обожженную кисть, подушечки пальцев которой еще эфемерно ощущали грубую ткань рюкзака. Поднесла, закрыла нижнюю часть лица, бросила на Лутцгера короткий, полный жгучей ненависти взгляд. "Я убью тебя. Дай только шанс". Губы у нее дрожали. Короткая вспышка, взвившийся на мгновение язык пламени, и - Рэйвен обмякла, словно потухла вся, опустила руку, обреченно сжав ладонями теперь, кажется, ставшую совсем ненужной аптечку. Уткнула взгляд в землю, словно спрятавшись за трепещущими ресницами, проложившими тени на щеках, позволила неряшливым выбившимся волосам упасть на заострившиеся от усталости скулы; на пару секунд досадливо закусила губу и выдохнула, невольно задев потоком теплого воздуха несколько тонких легких прядок. И только тогда заговорила. Голос девушки был таким же сухим, тусклым, пустым и погасшим, как и весь ее облик. - До утра точно. Врать по привычке, по инерции. Что для Саида изменится утром, когда травмы головы вообще труднопрогнозируемы, особенно без специального оборудования? Быть может, через пару дней он чудом, как и многие, что получали увечья на Острове, благополучно придет в себя и вернется к нормальной жизни. Быть может, хоть и придет в себя, но последствия будут необратимы. Быть может... просто не доживет до рассвета. Наверняка Рэйвен не знала и знать уже не хотела, мысленно переложив заботу о Саиде на чужие плечи. Вот только ссадину на голове ему придется обработать... Раскрыв емкость, девушка потянулась было к небольшой пластиковой бутылке со спиртом и к перевязочным материалам, когда замерла на половине движения, так ничего и не коснувшись, чувствуя смутное инстинктивное предупреждение - она что-то делает не так. Неверно, неправильно, неразумно и нерационально. Что-то в корне расходится с привычным ей, хотя измученный разум уже не в силах подсказать верное решение, и приходится полагаться на чутье, на интуицию, на ощущения, будто летучая мышь в полете, принимая невербальные сигналы, не до конца понимая, в чем дело, но чувствуя уверенность лишь в одном - лучше подчиниться. И Рэйвен, не смея ослушаться почти звериного инстинкта, раз уж и тело, и разум, будучи на последнем пределе, беспощадно ее подводят, несколько долгих секунд сидела над открытой аптечкой, так ни до чего и не дотронувшись. Осознание ситуации пришло чуть позже - четкое, банальное, элементарное. Она не вымыла руки... Запачканные в земле, грязи, пыли и крови Саида. Просить босоногого о чем-то - еще раз сломать себя. Еще раз признать, насколько она беспомощна и бесполезна, насколько от него зависит. Или только это ему и нужно? Они любят тешить свое самолюбие за счет других, любят ощущать свою силу и превосходство. И у нее сейчас нет иного выбора, кроме как добровольно стать дешевым и эффективным средством для повышения чувства собственной важности у этого мужчины. Потому что сил сопротивляться попросту нет. - Там есть мыло и немного воды в бутылке. Полей мне на руки. Голос девушки звучал все так же тускло, будто Лутцгер своим последним действием выдернул из нее стержень, до тех пор поддерживавший в ней жизнь, и заставил безропотно смириться с любой участью, будто погасил тлевший внутри огонек. Глаз на него она тоже больше не поднимала.
Noah Lutzger: "Я тебя ненавижу". "Я не враг. И не хочу им становиться после того, как ты выполнишь угрозу прострелить мне ногу. А по поводу рюкзака мне очень жаль". "Ты врешь, но мне все равно". Они могли этого не озвучивать, обмениваясь лишь взглядами, которые, каждый обращенный к своему оппоненту, казалось, нарисовали в пространстве между ними образ оружие и столкнулись на нем, один - недвусмысленный, вбивающий в тебя гвозди, пронзительный и звериный, другой - сочувствующий, сожалеющий, но твердо уверенный. Взгляд Рэйвен, над прикрытым ладонью ртом кажущийся еще более острым и убийственным, Лутцгер выдержал, но мысль, что убивать его и пригвождать к месту пулей ли, взглядом ли, нет нужды, так же емко, будоражаще и лаконично выразить не сумел. Она не сказала, что хочет свои личные вещи назад, и не возмутилась, почему Ноа не отдает их - достаточно было четкого понимания, почему человек из лагеря выживших это делает, достаточно, чтоб не прикидываться дурой и не требовать вернуть рюкзак обратно в надежде вывести Лутцгера из себя или разжалобить, а пока в этом состоянии на него можно влиять, вместе с вещами получить назад и зыбкое доверие. Но Рэйвен слишком устала для этого, Ноа видел, что, несмотря на то, что в ее гневных глазах по яростному огоньку от фонарика, в ее голосе - пепел. Этот тихий гнев и молчаливая, почти окаменелая усталая покорность показали Лутцгеру и то, что он оказался прав - оружие в рюкзаке было, и они оба знали, что никуда оно оттуда не денется, кроме как к Ноа за пояс. Он так и не сказал, что готов вернуть Другой все, что не способно причинить вред ему, ей или Саиду, понимая, насколько выбил сейчас у нее почву из-под ног. В первые часы после катастрофы, когда Лутцгер еще не обнаружил каким-то чудом свой багаж, он чувствовал себя похожим образом - как нищий, измотанный мытарствами, у которого ни кола ни двора. Это выматывало, приумножая одиночество и полученные травмы. А сейчас он это проделывает с другим человеком, показывая свое... бессердечие? Наверно, нужно было прямо сейчас перетрясти рюкзак, вытащить оружие и вернуть Рэйвен основную часть того, что принадлежит ей, благо она даже дала зеленый свет на то, чтобы Лутцгер запустил туда руку, но новая порция варварства с его стороны вызвала бы дополнительную агрессию. Вместо этого Ноа, не углубляясь на самое дно, растерянно вынул из рюкзака то, что девушка просила, и как можно ровнее произнес: - А что утром? Если он не придет в себя? Лутцгер повертел в пальцах и покатал на ладони продолговатый кусок мыла, словно матовую гладкую белую гальку, с интересом мальчишки, который взял бы выловленный из океана камешек для коллекции. Настоящего мыла Ноа не видел долго - несколько кусков, перекочевавших из бункера, разошлись между наиболее требовательными и бойкими, отказавшимися довольствоваться местными очищающими и дезинфицирующими травами. Он почти забыл этот знакомый каждому цивилизованному человеку искусственный запах чего-то ароматного, бесшумно втянул ноздрями воздух, но так и не понял, что это была за сладковатая отдушка. Мягко белея в электрическом свете, кусочек мыла перекочевал в сложенные чашей ладони Рэйвен, оставив Лутцгеру едва уловимый налет на подушечках пальцев. Воды в бутылке оказалось мало; думая, что или пострадавший, или его изможденная спасительница могут захотеть пить, Ноа поливал руки Рэйвен медленно, стараясь не отрывать взора от тонкой струйки, чтобы убедиться, что впустую не пропадает ни капли, и держать руку ровно, чтобы та не дрогнула, когда он мельком поглядывал на Саида в надежде, что тот очнется. Постепенно он стал делать это все реже: то, как Рэйвен распределяла по длинным пальцам драгоценную влагу и порозовевшую от смываемой с кожи крови и грязи мыльную пену, завораживало. Ее руки двигались тщательно, не слишком спеша, устало, в привычной медику манере обволакивая и очищая каждую костяшку пальцев. Красивые руки, - отметил Лутцгер задумчиво. - Могла бы быть пианисткой. Или хирургом.
Raven Adams: Мыльная вода ожгла ладони, заставив девушку вспомнить, что руки ее стерты веревкой, с помощью которой она тащила Саида из ямы. Удерживаясь от того, чтобы не втянуть сквозь зубы воздух и не показать боль, Рэйвен старательно отмывала ладони и пальцы от грязи и крови, и гнала от себя еще одно естественное для измученного тела желание, удовлетворив которое она, возможно, получила бы немного сил, и ей стало бы чуть легче. Пить. Вода тонкой струйкой лилась на пальцы, и с каждой каплей Рэй все отчетливее понимала, что для того, чтобы попить, жалких остатков в пластиковой бутылке уже не хватит. Хорошо, если хватит смыть мыльную пену... Сложно погрузиться в выполнение функции, сложно забыть о том, что ты человек, если человеческое в тебе кричит, молит, подтачивает тебя, отчаянно требуя взять свое. Требуя вырвать бутылку из рук Лутцгера и в несколько глотков допить то, что осталось, не удовлетворив жажду, но лишь раздразнив ее сильнее. Облизнув пересохшие губы, Рэйвен приняла в ладони последние капли и, отряхнув руки, наконец взялась за аптечку. В первую очередь она - медик, во вторую - Другая и пленница, и только в третью - человек, который может себе позволить человеческое лишь преодолев первые два барьера. Но второй барьер ей не позволит преодолеть мужчина рядом, на которого она так и не поднимает больше глаз, смирившись со своим положением низшей, а первый - она не позволит себе перешагнуть сама, потому что человеку, что ничком лежит перед ней с окровавленной головой, необходима помощь. И девушке не остается ничего, кроме как методично извлекать из свертка марлевые салфетки, пластиковую бутылочку со спиртом, придвигаться ближе к Саиду, раздумывая, как бы сесть поудобнее, чтобы свет фонарика из чужой руки давал ей максимальную возможность видеть и обрабатывать рану, и бросать коротко в ответ тюремщику, все так же глухо и не глядя: - Я не знаю. Это не моя забота. "Будет твоя, если он прикажет." Все лучше, чем нырять к призракам по приказу Лайнуса. Но ощущение себя пленной и несвободной - оно никуда не пропадает, что бы ей ни приходилось выполнять по чужой указке, и как бы с ней ни обращались. Она все равно - игрушка, марионетка, бессловесная кукла без права воли, обязанная лишь подчиняться и прогибаться. Не человек, только оболочка. Оболочка, которой дико, бешено больно, когда пара капель спирта попадает на стертую ладонь и взрывается пламенем, заставляя охнуть сквозь зубы и чуть согнуться, сжимая пальцы в кулак и едва не выронив драгоценную емкость со спиртом прямо в траву. Рэйвен чудом преодолела искушение посмотреть на Лутцгера со злой остервенелостью в глазах, опять бунтуя, не подчиняясь, вновь и вновь находя силы для ненависти, неприятия, для попыток показать, что для того, чтобы ее подчинить, ему придется ее убить, словно это он виноват, что у нее стерты ладони и две капли спирта отдают болью до самого запястья. Преодолела и снова сникла, замерла на несколько секунд, успокаивая жжение, будто привыкая к нему, разрешая коже пульсирующе гореть, словно наказывая себя за слабость, бесхарактерность, невозможность удержать порыв бороться и нехватку сил, физических и душевных, чтобы отстоять себя. У нее нет пути назад, и нет пути вперед. У нее есть только хозяин... и полутруп с окровавленной головой, которому она аккуратно выстригает пару прядей волос и пытается промыть глубокую ссадину небольшой марлевой салфеткой, смоченной в спирте, держа ее кончиками пальцев, чтобы не обжечь вновь стертые ладони едкой жидкостью. Собой она займется потом. Если будет возможность. Если будет желание. Если будет она сама... хотя бы наполовину настоящая. Потому что Рэйвен скорее умрет от жажды и заражения, чем будет выпрашивать у своего нового тюремщика собственные вещи.
Noah Lutzger: - У нас в лагере ни одного медика. - Хотя, думаю, этот факт вам известен - вы же Джека и забрали. Или убили. Хотя, очень сомнительно, что это был человек, пришедший на помощь местному дознавателю. - Мне важно знать, хотя бы что вы думаете о его состоянии, - терпеливо проговорил Лутцгер, не выказывая ни собственной растерянности, ни недовольства, пытаясь спасти и ситуацию, и Саида дипломатией, столь неуместной после того, как он оплошал и нарушил правила игры, вынудив Рэйвен пойти на попятную. Ноа был почти уверен, что, выполняй он добросовестно то, что от него требовалось, доверься он ей, имей он терпение выносить направленное в его спину оружие, девушка разговаривала бы сейчас по-другому. Он словно убил на корню то малейшее сочувствие, которое у нее вообще могло быть по отношению к раненому. А значит, в этом смысле Лутцгер виноват в том, что, фигурально выражаясь, сейчас Саид был на грани - на грани, пролегающей между недавним желанием Рэйвен помочь и ее теперешним отказом от ответственности за судьбу почти спасенного ею человека. Рэйвен чертила эту границу четкой, жирной линией, отсекая от себя все его вопросы, не удосуживаясь даже поразмыслить над ними и дать понять, что обработка раны на голове - не последнее участие, которое она прин6имает в жизни Саида Джарры, зависшем на рубеже, за которым ей все равно, за которым можно перевалить ответственность на другого, отдать ее в законные руки человека, делящего с раненым племя, пищу и костер, готового с большим энтузиазмом ее принять. Пускай даже этот человек будет просто спокойно, с четким пониманием собственного бессилия и вины смотреть, как Джарра умирает, и ему некого будет позвать на помощь - она будет свободна от обязанности заботиться и воспоминаний о том, как человек погибал у нее на руках. Но будет ли свободна от мысли, что, возможно, она передала чью-то жизнь не в те руки? Времена, когда похоронные бюро были объединены со станциями "скорой помощи", уже давно миновали. Доверить Ноа сейчас заботу о Саиде - все равно что отшлифовать до блеска покойнику лицо, обезображенное аварией, превратившей его в гоголь-моголь, а потом кремировать его сразу после церемонии. Теперь нужно было найти в себе силы, хитрость и умение сделать так, чтобы труд Рэйвен, с каким она притащила Саида сюда, не пропал даром, чтобы она не зря тратила на это последние силы и не зря оставила его в живых, чтобы Саид не остался без специалиста, оказывающего ему помощь со знанием дела, кем бы этот врачеватель ни был - пускай и женщиной из враждующей общины, чьи мотивы более чем туманны. Лутцгер должен был удостовериться, что Саид в хороших руках. В ожидании ответа он посматривал на эти руки, машинально промакивающие курчавую голову его соратника, видя, как их слаженную работу нарушило лишь попадание на ладонь нескольких едких капель. Ноа пригляделся и заметил на обеих ладонях Рэйвен неровные дорожки мелких ссадин, как будто по рукам проехалось что-то грубое. Не иначе веревка, - подумал Лутцгер, прикинув глубину котлована на месте бывшей станции "Лебедь". - Она поднимала его оттуда? Допустим, физически она сильнее, чем кажется, но все равно это каторжная работа. Господи, неужели этот ад того стоил, чтобы сейчас его оставить на такого придурка как я? - Руки надо тоже обработать, - так же многозначительно, как минуту назад указывал на Джарру, кивнул Ноа на царапины, неглубокие, легко маскируемые. но живой коже приносящие острый дискомфорт.
Raven Adams: "А мне важно идти своей дорогой. Своей. Чтобы не быть рабыней ни тебе, ни Саиду, чьи руки все в крови..." ...как и ее собственные. Руки, которыми она пытается спасти убийцу и палача. Интересно, этот человек, который так аккуратно, но настойчиво подталкивает ее к тому, чтобы она и дальше брала на себя ответственность за Саида, хотя бы примерно представляет себе, кто он такой? Хотя бы в общих чертах?.. Они здесь начали жизнь заново, но вся их история, все прошлое, весь каменный груз их душ - он там, у Других, аккуратно разобранный по стопкам, по папкам, скрепленный блоками компьютерных распечаток, равнодушно излагающих сухие факты об убийствах, лжи, интригах, о замаранном прошлом и туманном как дым будущем. Почувствовав отвращение к ним - ко всем сразу, скопом, к тем, кто инфицирован большой землей, ее пороками, грязью, - Рэйвен еще раз подумала, что жить там она не смогла бы. Ни за что. Проще одной на Острове, где природа может быть другом или врагом, но никогда - ложью и лицемерием. Никогда - не поставит подножку исподтишка. Никогда - не окажется предателем. В отличие от людей. В отличие от тех, кто свалился на их головы, кто ненавидит место, которое Рэй, несмотря ни на что, всю жизнь считает домом, кто никак не уберется обратно в свой гигантский мир, и не оставит их тесный, но вольный круг в покое. У Бена есть какие-то виды на этих людей - хотя бы на часть из них. У Рэйвен же - лишь одно желание, чтобы они исчезли отсюда. Сейчас она не была Другой. Сейчас она была лишь частью Острова, того организма, который не желали принять пришельцы, и который отвечал им взаимностью, отторгая, как человеческая плоть, привыкшая к чистоте и правильности, отторгает никотин, алкоголь, химикаты... А вместо того, чтобы прогнать их или удрать самой, она лишь еще ниже опускает голову, будто увидев ее глаза Гробовщик поработит ее еще больше. Будто отчеркивая этим себя от него, даже будучи в плену, даже будучи его марионеткой, не отдаваясь в его власть до конца, оставляя хотя бы что-то себе, пусть даже это всего лишь взгляд. Усталый взгляд темных от боли и злости глаз, который утыкается в землю. - Обойдусь, - голос бьет воздух как хлыст - отрывисто, сильно, резко. Неважно, что ладони пульсируют, а кожу жжет огнем. Она не позволит себе принимать от него подачки. И на псевдодоброту не поведется. И на это омерзительное манипулирование, когда босоногий мужчина готов предложить ей помощь в обмен на то, чтобы она тщательнее ухаживала за Саидом. Птице в клетке не нужны крылья, а потому неважно, целы они, или напрочь переломаны. - У меня нет ни оборудования, ни средств для помощи ему. Я ничего не смогу сделать, - произносит Рэйвен уже другим, тусклым и пустым голосом, как будто весь запал ушел в то, чтобы огрызнуться, чтобы бессильно выплеснуть злобу в воздух, и теперь в очередной раз потухнуть. Как неисправная зажигалка с закончившимся газом, которая еще может дать искру, но уже никогда не зажжется ровным пламенем. Быть медиком и волшебником - разные вещи. Хотя... разве она действительно медик?.. Может, и стала бы, будь у нее всерьез возможность учиться. Но отец не успел дать ей необходимые знания, теоретические и практические, а Другим было без надобности заниматься со странной девочкой, почти потерявшей память - она была нужна для иного. Так она и осталась... помощница, которая знает основные термины, без лишних слов поддержит действия врача, незамедлительно подаст необходимый инструмент и грамотно обработает ранение. Как сейчас. По крайней мере, это она может. Но только до тех пор, пока кисть, вывернутую Лутцгером, не парализует болью, стрельнувшей до самого локтя, пока суставы не отказываются ей служить, пока пальцы не разжимаются бессильно, и прежде, чем она, мучительно выдохнув, успевает вернуть контроль над рукой, пластиковая открытая емкость со спиртом летит вниз, на землю, готовую равнодушно впитать бесценную едкую жидкость.
Noah Lutzger: Все хорошо. Ты делаешь то, что можешь. - Лутцгер сказал бы незнакомке те слова, что хотел бы сказать любому медику, из-под чьих рук люди попадали к нему, неважно, был ли это первый скончавшийся у него на руках пациент или пятьсот первый, забудет ли он о смерти как о рутинном больничном инциденте или будет страдать от нее как от первой неудачи - глубоко и с сознанием собственного несовершенства, неважно, даст это ему опыт или заставит спиваться с годами и оставить профессию. Ноа верил, что у каждого медика в карьере случался хотя бы один момент, когда он заслуживал именно этих слов - когда тоже понуро склонял голову, ниже, ниже, под гнетом ответственности и интуитивного чувства вины, ощущения, что от разговора с близкими покойного и прочими неравнодушными никуда не уйти, что нужно досконально, мучительно пересказывать им все бессилие и неудачу, когда тоже произносил слова в землю, себе под нос, сникшим, пустым голосом, словно обращаясь не к собеседнику, а к самому себе, вел себя, как будто собеседника не существует, стараясь укрепить иллюзию, что не существует его самого. Спасибо, - сказал бы Лутцгер за то, что девушка сейчас волей-неволей делила это состояние с ним, потому что при самом неблагоприятном исходе стоять в кольце жителей его лагеря и вещать о том, почему погиб Саид, как Ноа узнал об этом и где его похоронил, придется ему. Это его словам сожаления нужно будет в ту минуту звучать убедительнее и искреннее, чем обычно - неуместны дежурные реплики в адрес родных и друзей людей, которым он уже ничем не мог помочь, перед которыми его совесть всегда оставалась безупречно чиста. А сейчас, сохрани он даже в тайне от всех смерть Джарры и закопай труп де-нибудь под безымянным кустом, Лутцгер все равно будет знать, что он был единственным, кто мог прийти на помощь и не сумел. Вот это - настоящая смерть. Все остальные - куклы в твоем холодильнике, которые потом в гробах кажутся пластмассовыми. Это всерьез - когда ты отвечаешь за чью-то жизнь, а не церемониал. Это не маркетинг, это наконец-то то, что имеет значение. Как имело значение, когда твой отец стоял одной ногой в могиле, а ты бездействовал, Лутцгер. - А что могло бы помочь? - какие бы слова благодарности и ободрения ни вертелись на языке, Ноа был уверен, что обязан спросить именно это: просто потому что Саид еще жив, потому что необходимо знать границы того, в чем Лутцгер терпит очередную неудачу, видеть ситуацию целиком, стопроцентно понять, что (если!) выхода нет. И лишь потом, когда все пути спасения испробованы, Ноа задаст себе вопрос, готов ли он остаться с этим положением дел один на один, без боязни не справиться и почувствовать что-то настоящее. - Все равно спасибо, - прибавил он после короткой паузы, - за то, что колдуете над его ранами так, словно это не зря, и что-то еще можно сделать. Это дает надежду, а она лечит как минимум меня. И мне все равно, что то, как я себя чувствую - последнее, о чем вы сейчас думаете. О чем она на самом деле думала, можно было лишь строить догадки - оборудования, с помощью которого можно было бы узнать, что сейчас происходит в голове у Рэйвен, под рукой тоже не наблюдалось, как невозможно было проследить и степень тяжести травмы Джарры. Лутцгер перевел взгляд с одной черепной коробки, полной секретов, на другую, и неожиданно понял, что в данной ситуации даже Джек, наверно, разводил бы руками и призывал к терпению. Его самоотверженность и профессионализм вряд ли помогли бы в случае, когда нечем сделать рентген, а любая серьезная операция, если и выполнима, то настолько опасна, что лучше ничего не трогать. Местная островная медицина была отважна, но во многих случаях бессильна. Поэтому Рэйвен старалась изо всех сил, без медицинских приборов, но деревенеющими пальцами, которые не в состоянии удержать даже емкость с лекарством. Фонарик упал на примятую траву, когда Лутцгер резко протянул к падающему сосуду обе руки, левой неосторожно задев по носу Саида в молниеносном движении, и почти перестал освещать и лицо Рэйвен, и его пальцы, поймавшие в воздухе теплый пластик, на дне которого дрожала пара глотков прозрачной жидкости, необходимых исцарапанным рукам девушки и ею заслуженных.
Raven Adams: Внезапно накрывшая ее темнота принесла иллюзию облегчения, когда Рэйвен, переведя дыхание и все еще стискивая подрагивающими пальцами как будто перебитую кисть, смогла поднять глаза от земли только чтобы увидеть, что пластиковая бутылочка со спиртом находится в руках Гробовщика. Вместо нее импровизированной жертвой стал фонарик - второй раз за последний час оказавшийся на земле. Наверное, если бы он полностью погас, она попробовала бы бежать. Но неясный рассеянный луч, стелящийся в траве, все же давал достаточно света, чтобы тюремщик мог выстрелить беглянке в спину, даже если той хватит сил и духа вскочить на ноги и броситься прочь, стремясь укрыться в спасительных джунглях. А потому Рэйвен, убедившись, что остатки спирта не пролились и находятся в (надежных?) руках Лутцгера, опять опустила взгляд в землю, спряталась за неряшливо свисающими вдоль лица прядями волос, выбившимися из косы, медленно и очень осторожно распрямляя поврежденную руку, поводя ноющей болью кистью и невольно, но навязчиво напоминая всем этим мужчине: это он, он виноват, что Другая едва не пролила спирт, потому что это он еще совсем недавно выкручивал ей кисть, чтобы отобрать оружие, которое девушка готова была пустить в ход лишь потому, что он нарушил оговоренные правила. Боль пульсировала, но утихала. Если руку не тревожить, уже завтра ничто не будет напоминать о случившемся. Но у Рэйвен не было такой возможности, а потому - она тщательно вслушивалась в собственные ощущения, медленно сжимая и разжимая пальцы, к которым возвращалась сила, сменяя ватную болезненную слабость, и аккуратно ощупывая сустав подушечками пальцев другой руки - на предмет невидимых глазу изъянов. Если он все же поврежден, вряд ли она всерьез сможет помочь себе, тем более в джунглях и под присмотром врага, но знать свои слабые стороны Рэй обязана. Как минимум - чтобы рассчитывать силы и возможности, когда ей предоставится шанс сбежать, и не оказаться пленницей собственной немощи. Но сустав, похоже, был цел. Просто мужчина с пляжа, обезоруживая Рэйвен, приложил больше силы, чем это было необходимо... что, в общем, вполне понятно и объяснимо. Она тоже не стала бы церемониться на его месте. Она тоже постаралась бы доставить максимальный дискомфорт тому, кто угрожал ей. Наверное, за то, что он банально не сломал ей руку, она должна благодарить араба, так и не подавшего ни одного признака жизни, пока она обеззараживала спиртом открытую рану на его голове. Нехорошо это... И то, что она молчит, тоже нехорошо. Провоцировать на дополнительную агрессию врага, который старательно изображает вежливость, но при этом причинил ей больше боли, чем это необходимо для его целей, неразумно. Бенджамин Лайнус заставил ее усвоить четко - слова ничего не значат, если они идут вразлад с поступками. Уже за одно это ей стоило бы быть благодарной этому человеку... - Обследование с помощью томографа, возможно операция и препараты, стимулирующие работу мозга, - сарказм последней мысли неожиданно для нее самой вылился в тон голоса, и Рэйвен умолкла ненадолго, то ли стыдясь своей нечаянной грубости над полуживым телом Саида, то ли опасаясь реакции Гробовщика. И, наверное, чтобы смягчить ситуацию - в глазах Лутцгера или в своих собственных - добавила тише и мягче. - Здесь все это невозможно. Остается надеяться на Остров. Нужно было наложить повязку, но Рэйвен медлила, опасаясь, что поврежденное запястье вновь откажется ей служить и надеясь дать ему передышку чуть побольше - еще на секунду, еще на две, еще хотя бы пару мгновений... И вместо того, чтобы вернуться к обработке раны Саида, девушка, аккуратно пристроив еще слабую руку на колено, другой рукой взяла крышечку от бутылочки со спиртом и не глядя протянула ее Лутцгеру.
полная версия страницы