Форум » Архив игры » Станция "Гидра". Две клетки 03 » Ответить
Станция "Гидра". Две клетки 03
Game Master: Клетки, расположенные друг напротив друга, когда-то использовались для животных. В одной из них находится так называемое устройство Скиннера, предназначенное для выдачи испытуемому положительного стимула (еда) или наказания (электрический разряд) за выполнение определенного порядка действий. Устройство работает автоматически и не нуждается в контроле оператора. При нажатии на большую красную кнопку со значком ложки и вилки из динамика раздается голос "Предупреждение", второе нажатие дает тот же результат, при третьем нажатии испытуемого сильно бьет током. Помимо кнопки данная система имеет также педаль (в углу клетки) и "весы". Только при одновременном "нажатии" всех трёх объектов система подачи еды автоматически выдает печенье в форме рыбы, какие-то отруби и наливает воду в корыто. При этом играет музыка - короткий отрывок торжественного марша The Thunderer. За клетками, как и за многими объектами на станции "Гидра", установлено видеонаблюдение.
Ответов - 85, стр:
1 2 3 All
Kate Austen: Что-то сломалось. Или упало с высоты и разбилось. С громким звуком, так, что все услышали. На лице Кейт можно было прочитать все эмоции. Панический страх, непонимание, усталость, боль; слезы смешались с грязью, синяки под глазами выделялись на фоне бледной кожи, а веснушки стали еще заметнее. Девушка так и сидела на земле, когда Джеймса перенесли в другую клетку. Спутавшие волосы падали на глаза, пропитывались слезами и мешали девушке. Инстинктивно Кейт небрежно убрала за ухо. Хотелось обхватить себя рукам, так и сидеть. Не поворачиваясь и смотреть в стену. - Да, - минуту спустя ответила девушка. Встала с колен и повернулась к мужчине. У нее очень плохо получалось контролировать свои эмоции. Всё сломали, уничтожили "Другие". Они постоянно что-то забирали. С самого начала. Крали людей, безжалостно обошлись с Клер, а потом схватили и их. Забрали все вещи, которые были с ними в этом чертовом походе, лишили возможности выбора, лишили свободы и безопасности. Отделили от Джека, словно давали понять, что он уже точно рядом не будет. А самое главное - постоянно забирали Джеймса, уводили его куда-то, проделывали с ним что-то, оставляя девушке только страх. Постоянный страх, который читался в ее взгляде и с каждой потерей становился все больше, все непримиримее. Чуть не забрали гордость, но зато удалось урвать поцелуй и последнюю веру в то, что всё будет хорошо. Веру в то, что она не одна. - Спасибо, - негромко проговорила девушка, не смотря Джеймсу в глаза. И быть именно рядом. Чтобы никто, никто, не посмел у нее вновь отнять его. Может, это было и непохоже для Кейт, но одно она понимала точно: меньше всего ей хотелось вновь остаться одной.
Benjamin Linus: /Станция "Гидра". Джунгли/ Когда Бенджамин вышел к клеткам, уже ничто не напоминало о произошедшем здесь не так давно. Сломанный замок у Кейт заменили, пленников развели по своим местам и заперли, а Джерарда увели - быстро, оперативно. Проходя мимо клеток, лидер Других отметил разве что излишнюю подавленность Кейт, да явное физическое недомогание Форда - вырваться что ли попытался, что его шокером приложили?.. Последний отчаянный рывок?.. Бен только взглядом скользнул по обоим, не удостоив их ни единым словом, и прошел мимо, в здание станции. Уже там, поймав в коридоре одного из своих людей, передал ему сумку с кроликом, и продолжил путь до самого наблюдательного пункта. /Станция "Гидра". Наблюдательный пункт/
James "Sawyer" Ford: Правда? - Он окинул Кейт взглядом с головы до ног, подмечая ее неловкие движения, легкий беспорядок в одежде, беспокойно спадающие на плечи пряди волос, покрасневшие глаза, слезы. Сойер, разумеется, не ждал от нее, что она оправится от случившегося в мгновенье ока, но подавленность девушки заставляла его размышлять о том, что этот подонок уже успел с ней сделать, что сказать и чем пригрозить, о чем она теперь, вероятно, не станет ему рассказывать. Подобные угрозы ведь ваш конек? - с ненавистью подумал Сойер, провожая глазами Бена, который шел мимо, делая вид, что пленников не существует. - Почему бы теперь ей мозги не запудрить? И почему бы не подослать к ней этого морального урода, чтобы он ее, вашу мать, изнасиловал? Тоже припечатает. К счастью, Кейт отделалась испугом, иначе бы не было этого "Спасибо". - За что? - устало спросил Сойер, осознавая весь идиотизм вопроса. Слова благодарности, наверно, должны были стимулировать его самолюбие и делать Сойера в собственных глазах героем, отстоявшим честь любимой женщины, но он еще слишком отчетливо ощущал последствия удара током, чтобы не понимать, что в том, что Джерри не довел дело до конца, его заслуги мало. Это не он защитил Кейт, "спасибо" нужно было говорить тем двум ребятам, выволокшим отморозка из клетки после того, как Сойер залепил тому две жалких пощечины, которые этот ублюдок вряд ли запомнит. А героя-спасителя успокоили бы шокером в любом случае, в том числе - если бы они захотели продолжить вечеринку на троих. Сойер сжал кулаки. Отголоски недавнего гнева напомнили ему, что, если б не шокер, он бы, возможно, убил человека. Но именно это несостоявшееся "возможно" и будило ощущение беспомощности - ощущение, что он совершил то, что считал правильным, но от этого нет никакого толку.
Kate Austen: Кейт вопросительно посмотрела на Джеймса и поспешила обернуться, словно в ее клетке был еще кто-то, знающий ответ на вопрос мужчины. Девушка же думала, что ее совершенно спонтанное "спасибо" просто раствориться в воздухе, создав впечатление законченности разговора. Кейт даже не знала, почему решила заговорить. Следовало просто кивнуть Сойеру. И только через некоторое время заговорить, чтобы узнать, куда его уводили, что делали... Опять замкнутый круг. Уже сейчас девушка понимала, что всё начнется заново. Зародилось подозрение, что Джеймс ей ничего не расскажет, будет увиливать от правдивого ответа и продолжать ту игру, которую Кейт так не любила. Только с другой стороны лучше видеть молчащего, но живого Сойера. Именно живого. Наверное, только это не давало девушке задать свои вопросы. - Ты знаешь, - мягко и неуверенно произнесла она. Кейт на мгновение подняла взгляд на мужчину, но тут же опустила, словно сказала что-то неправильное. Ей не хотелось говорить о том, что было. Не хотелось даже думать. "От кого бежишь, Кейт? Зачем?.." - Когда они успели тебя увести? - девушка подошла к решеткам. И застыла, уже пристально смотря на Сойера.
James "Sawyer" Ford: Сойер-то знал, но легче не становилось. Благодарность из уст Кейт казалась даже неискренней и дикой. Не притворяйся, будто от меня есть какой-то прок, - хотелось сказать в сердцах, но Сойер вовремя притормозил. Жалость Кейт была ему не нужна, особенно - в этот момент, когда он сам вызывал у себя омерзение. И чем больше росло в нем это чувство, тем яснее становилось, что не из-за того, что у него закончились идеи для побега, Сойер так себя чувствует, а из-за того, что она вчера сказала. И это было еще омерзительнее. - Пока ты спала, - пожал он плечами. Сейчас Сойеру, видимо, предстояло сразу рассказать, куда его водили, чтобы не создавать впечатления, что Кейт тащит из него ответы клещами. - Они вели меня куда-то в джунгли, а потом развернули на сто восемьдесят градусов и потащили обратно, потому что кто-то отменил эту чертову прогулку по рации. Это был экспромт, но Сойер посчитал его убедительным. Можно было наплести, что его выводили на расстрел, как он и опасался, но это спугнуло бы птичку из клетки. А чтобы Кейт снова металась вокруг его тюрьмы, терзая замок, Сойер не хотел. Так что, это просто прогулка с неизвестной ему целью. Нет никакого второго острова. И безнадеги тоже нет. И этого бессилия. Сделай честные глаза и притворись, что все хорошо, приятель. Как ты умеешь.
Kate Austen: Кейт внимательно слушала Джеймса. Это помогало отвлечься от своих мыслей. Девушка не хотела оглядываться назад, не собиралась подпитывать страх и оставаться на месте. Она желала что-то изменить. Если у нее уже один раз получилось пролезть через прутья, то получится и теперь. Нужно просто захотеть, надавить на растущую с каждым часом уязвимость и тревогу, дать отпор ужасу и отчаянию. Но почему с этим нельзя бороться в одиночку? Собрать всю свою силу волю и выпустить ее на надвигающего врага, показать, что ты сильнее. Ты ловче, ты неуязвимее. И никто, никто, не сможет тебя сломить, как бы сильно не ударял по самому больному. Это должно было напоминать поединок, но девушка устала играть. Устала проигрывать. Она хотела просто выйти из игры, сбежать и чтобы никто не сумел ее остановить. Но в одиночку играть намного опаснее, тем более в грязную игру, которая может закончится слишком неожиданно. - Просто так сводили? - Кейт с негодованием посмотрела на Джеймса. Возможно, это и был отвлекающий маневр, чтобы Джерри смог спокойно сделать свое дело, но... Еще вчера присутствие Сойера не мешало охраннику вытворять свои противные вещи. Тем более двое людей, который привели Джеймса сами были в шоке от того, что творится в клетках. Где логика?! И неужели "Другие" с сегодняшнего дня решили вести совсем другую игру? Больше Кейт ничего не могла придумать, никак не могла сама себя объяснить, что же тут происходит. - И они ничего тебе не говорили? Кто отменил? Ведь из-за чего-то? - посыпались вопросы, которые девушка произвольно озвучила. Она действительно волновалась. За всех. Ведь если Сойера куда-то вели, а потом отставили "прогулку", то этому есть причина.
James "Sawyer" Ford: По лицу Кейт было заметно, что она не верит его истории, но Сойер знал, что обосновать свое недоверие она ничем не может - к его лжи было довольно сложно подкопаться. Осталось только закинуть какую-нибудь мелкую подробность, для пущей убедительности. Ложь больше похожа на правду, если она конкретна. Главное - не дать Кейт понять, что им угрожает неминуемая опасность, или что у Других какие-то проблемы, которые могут сыграть в пользу пленников. Не создавать стимула для побега. - С какой радости им мне это говорить? - развел руками Сойер. - Проще заткнуть меня прикладом в спину. - Он помолчал секунду, словно что-то припоминая. - Из бубнежа по рации я понял только, что эти два вертухая были нужны в другом месте в тот момент. Для чего - они по обратной дороге не обмолвились между собой и словом. Я хотел попытаться их расколоть на прощание, но меня отвлекли. - Произнося последнее, Сойер не заметил сарказма в собственном голосе, намекавшего на то, что он начинает срываться. Срываться на самого близкого человека, случайно попавшего в радиус поражения его отчаяния, человека, который не виноват в том, что все, что Сойер может для них сделать - это ждать у моря погоды. И врать.
Kate Austen: Надо было довериться. Кейт нутром чувствовала, что надо перестать нажимать кнопку "недоверие", перестать так вопросительно смотреть на Джеймса и ждать каких-то объяснений. Здесь всё просто, как всегда просто. "Другие" не отчитываются за свои действия, тем более за слова. Им ничего не стоит повернуть ситуацию так, что ты, именно ты окажешься в дураках. Неужели стоит привыкнуть? Примкнуть к тем, кто будет положительно кивать на любую просьбу врагов, опасаясь за свою жизнь? Да какая это, черт возьми, жизнь, если не можешь принимать решения за себя? Только за себя. Отличное правило, с которым жить очень просто, но... и очень больно. Особенно когда хочешь помочь любимому человеку, а он тебя попросту не хочет слушать... Проходили. Много раз проходили. И как-то выживали. - Но, пожалуйста, только не в этот раз... - Думаешь, что-то серьезное? - спустя минуту спросила девушка, искоса наблюдая за мужчиной. Она хотела отключить свои подозрения. Хотела настроиться на то, что скоро они придумают план побега. Уже вместе придумают и сделают все возможное, чтобы не сидеть в этих клетках. Девушка только не знала, что сейчас думает Сойер о бегстве.
James "Sawyer" Ford: Еще на пару мгновений Сойер задержал на девушке испытующий взгляд. О чем она думала, спрашивая это? О том, как бы воспользоваться проблемами Других и улизнуть отсюда? О Джеке, побегом которого, возможно, все сейчас заняты, который найдет и спасет их обоих? Эта мысль не вселяла в Сойера ни надежды, ни оптимизма, говоря: "И против доктора ты - лузер". Надеялась ли Кейт на то, что кто-то из их лагеря нашел их наконец? Невозможно. Поэтому пусть по его спонтанной легенде все будет тихо. - Если бы так было, все здесь стояли бы на ушах, включая ублюдка, который к тебе пристал, - проговорил он, поднимаясь на ноги, и принялся колдовать с рычагами, обеспечивающими доставку еды. Кейт наверняка проголодалась, да и Сойер ощущал, что его организму не хватает энергии. Другой вопрос - нахрена эта энергия? - К тому же, эти два придурка были спокойны как танки. Если припекает, это сложно симулировать, - продолжил он после того, как отгремела бодрая музыка, никак не вязавшаяся с его душевным состоянием. Сойер просунул руку с рыбной печенюшкой между прутьями клетки, предлагая ее Кейт.
Kate Austen: Девушка чуть не вздрогнула, когда Джеймс ответил на ее вопрос. Странное чувство, когда ты уже пережил что-то настолько плохое и даже губительное, а через некоторое время кто-то упоминает об этом. Упоминает в прошлом, и без каких-то намеков или попыток вновь причинить боль, а просто, как сам факт - всё равно где-то глубоко внутри все сжимается. Можно дернуться вперед или в сторону, чтобы никто не увидел реакции. Но ты будешь знать, что вряд ли скоро забудешь то, что лучше бы никогда, никогда не запоминал. Кейт мысленно проклинала себя за то, что возвращается в прошлое, чуть не тонет во воспоминаниях, хотя лучше всего поставить точку. Но слишком много в ее жизни точек, которые образуют собой бесконечные многоточия... - Но они профессионалы во лжи, - заметила Кейт, протянув руку сквозь решетки. Печенюшка тут же оказалась в ее руке. Девушка вертела ее в руках, словно не решалась откусить. - Это ты не будешь отрицать? Наконец, Кейт подняла настороженный взгляд на Сойера.
James "Sawyer" Ford: - Да, этого у них не занимать, - усмехнулся Сойер, коротко взглянув на Кейт. У него получилось изобразить на лице оптимизм - видимо, то, что девушка не показывала явного недоверия, подбодрило его. Чем больше и дольше тебе верят, тем удобнее, приятнее и легче лгать, тем охотнее ты идешь на обман, тем больше у тебя возможностей при этом расслабиться, не следить за каждым своим словом, не придумывать отчаянных и обреченных на разоблачение экспромтов, тем больше ты уверен в себе, открыт и тем убедительнее. Ты не просто плетешь ложь, ты живешь эту ложь. - Но и я не лыком шит. Ложь - моя профессия, я кое-что понимаю. - Сойер сыграл самодовольство. В действительности ему на ум пришла фраза Бенджамина "Ты хорош, но мы лучше", напоминая ему о его убожестве. Вот так он и закончит свою карьеру лжеца: с сознанием того, что его самого облапошили и извиваясь ужом на сковородке, изображая бесполезную ложь во спасение для любимой женщины. Последнее, что он сделает в своей жизни - ложь самому близкому человеку, которая тем болезненнее и убийственнее для Кейт, что она вскроется, рано или поздно. "Вознаграждение," - и снова радостная музыка. Из ржавого механизма, который только играет оптимизм. Сойер взял из кормушки печенье и надкусил.
Kate Austen: Чувство голода дало о себе знать. Даже держа в руках эту "еду", которая предназначалась для животных, Кейт не поморщилась и не откинула в сторону сухой обед. А что еще делать, когда только животные инстинкты помогают выжить? Ничего человеческого не осталось уже давно. С самого первого дня пребывания острове. Девушка со вздохом надкусила рыбье печенье, при этом внимательно слушая Джеймса. И боялась пропустить хотя бы какую-то информацию, а хуже того - звук шагов, или чужие голоса. - Но даже зная, что они лгут - приходится верить, - через некоторое время проговорила Кейт. Вспоминая и вспоминая все слова, которые ей пришлось услышать из уст "Других". И осознание того, что ты ничего не можешь сделать - вот правда. Девушка отломила еще небольшой кусочек и положила в рот. После того, что она сказала, можно было ставить крест на вере, крест на надежде, крест на свободе. Но несмотря на это, оставалась лишь вера в то, что скоро всё изменится. И у них будет шанс спастись.
James "Sawyer" Ford: - Я не верю, я принимаю к сведению, - пожал плечами Сойер. Сложно вжиться в роль, когда ты не состоянии обмануть самого себя, когда тебя воротит от показной уверенности в собственном голосе и в каждом движении - в том, как ты садишься, приваливаешься спиной к боковой стене клетки, снова надкусываешь печенье. Вкус песка. Сухого, мелкого, который на пляже так же хрустит под босыми ногами, как сейчас на зубах. И рассыпается так же. Сойер отрешенно потеребил край печенья, и небольшой кусок превратился в крошку, которая посыпалась на землю, как песок сквозь пальцы. Со всеми их надеждами произошло тоже что-то подобное. Хотя, не со всеми. Кейт еще надеется, поддерживает беспредметный разговор об абстрактных материях, веря, что он имеет какой-то смысл, выдерживает сейчас его молчание. А Сойеру необходимы эти чертовы театральные паузы как передышка, потому что одновременно думать о том, что им обоим скоро конец, понимать, что они чужие люди, злиться на Кейт за вчерашние слова и строить из себя прежнего уверенного Сойера, в которого Остин верит явно больше, чем тот того заслуживает - как бомба, тикающая у него в голове. Закончив трапезу, он задумчиво подобрал с земли пятидолларовую банкноту, трехэтажным образным выражением поминая Михаила, который пренебрежительно бросил эти деньги ему в лицо, и думая о нем как о первоисточнике всех своих бедствий, злясь, что это верно лишь наполовину, ненавидя русского от этого еще больше. В его воображении Бакунин заслуживал хорошего красивого выстрела, который превратил бы его лицо в беспорядочное скопление костей, мяса, кровавой кашицы и остатков черной повязки. Злоба шептала на ухо, что рука у Сойера в этот раз не дрогнет, просто не имеет права, как он не имеет права колебаться, как тогда в Сиднее. Мечты, мечты. Все, что ему удастся - с суровым напряжением на лице обезобразить физиономию Линкольна жестким сгибом вдоль купюры. В одной дрянной книге Сойер однажды прочитал, что в периоды отчаяния лучше иметь какое-нибудь хобби, чтобы занять и руки, и голову. Может быть, поэтому он сделал еще несколько сгибов, и деньги в его пальцах трансформировались в бумажный самолетик, словно по какой-то злой иронии. А если я сделаю тысячу долбанных журавликов, я спасу свою шкуру? - саркастически подумал Сойер, с раздражением отшвырнув самолетик прочь. Тот не поймал ветер и с хрустом уткнулся в землю в нескольких сантиметрах от клетки напротив. Остановив на пару секунд взгляд на сложенном листке, Сойер подметил, что было бы эпично, если бы он загорелся и развалился на куски.
Kate Austen: Разговор исчерпал себя. Как и всегда. Пара фраз, полученные или не полученные ответы, легкая грусть и отвод взглядов в сторону. Всё всегда кончалось одним и тем же. Словно Кейт и Сойеру не о чем поговорить, не о чем подумать, да и вообще лучше не разговаривать. Сидеть по своим углам и ждать, когда случиться что-то на самом деле стоящее, чтобы посмотреть друг на друга, вновь ощутить страх и понять, что на самом деле должны быть вместе. Только сейчас их объединяло молчание. Вязкое, тяжелое, и даже неприятное. Говорят, что дела намного действеннее слов, но девушке хотелось обратного. Лучше разговоры, длинные беседы, и эмоции и чувства. Лишь бы нарушить звон этой громкой тишины. Стоя у самых решеток и наблюдая за Джеймсом, Кейт представляла себя маленькой девочкой. Той самой, которая еще недавно радовалась беззаботному детству, резвясь с Томом на улице. И эта картина моментально предстала перед девушкой. Вот ей десять лет, она открывает занавеску и за окном видит друга, который машет ей и зовет гулять. И эта улыбка, позитивный настрой и выражение лица, говорящее, что все будет хорошо. Нужно лишь выйти из этого дома, который напоминает клетку. Как только выйдешь - сможешь забыть ссоры, недетские слезы и обиды. Улица и лето создано для того, чтобы радоваться жизни, а не сидеть под замком... Том подбегал к окну, вертел своим глупым самолетиком, который итак постоянно носил собой, а девочка почему-то улыбалась. И на душе становилось намного легче, приятнее... но... Джеймс запустил в землю этот чертовый хрупкий самолетик и невольно Кейт вздрогнула. Вновь нечеткие границы прошлого и настоящего, которые, кажется, слились воедино. Девушка сделала шаг назад, но взгляд был прикован к бумажному самолетику. Уже грязному и помятому, и совсем скоро на него наступят и раздавят, даже не заметив. - Когда кто-то из них придет, я попрошу встретится с Джеком, - серьезно проговорила Кейт, даже не взглянув на Сойера. Мысли вслух, которые способны разрушить иллюзии и воспоминания, потому что ничто так не бьет и не возвращает в реальность, как разговоры о будущем.
Game Master: Двое Других с ружьями наперевес приблизились к клетке Кейт Остин, едва ли взглянув на Форда, которого не так давно именно они водили прогуляться по берегу и джунглям. Один из них отпер дверь и вошел в клетку, другой остался снаружи, держа направленную в сторону пленницы винтовку стволом вниз, так, чтобы можно было легко вскинуть и выстрелить, если вдруг пленница задумает сделать какую-либо глупость. Алдо протянул Кейт мешок. - Надень на голову, - негромко произнес он. И чуть погодя добавил. - Пожалуйста. Вроде бы просьба, но сомневаться не приходилось - это был приказ. И как бы Кейт не сопротивлялась, ей придется подчиниться рано или поздно. Не оденет сама, добровольно - они применят силу, но вонючий грязный мешок все равно окажется у нее на голове, лишая зрения, приглушая звуки, позволяя дышать воздухом с примесью пыли...
Kate Austen: Когда к клетке стали приближаться пара "других", Кейт осторожно сделала шаг назад. Новая привычка, выработавшаяся не так давно. И все благодаря одному неприятному типу, который вновь показал ей, что такое настоящий животный страх. Девушка не проронила ни слова, пока охранник открывал клетку, а второй готов был направить на нее свою винтовку. Взгляд лишь скользил по их лицам. И Кейт боялась повернуться к Джеймсу, чтобы вновь увидеть то отчаянное выражение лица... Нет. Больше никогда. Никогда... - Думаешь, я этот мешок надену на голову за "пожалуйста"? - резко спросила девушка, не собираясь подчиняться охраннику. Она не хотела выполнять их просьб, которые больше всего были похожи на приказы. Зачем создавать иллюзию, что у них есть выбор? Такова игра, где "другие" - хорошие ребята, спешащие на помощь? Нет, этому она верить не будет.
James "Sawyer" Ford: Или с трупом Джека, - мрачно добавил Сойер про себя. Вот уже второй день о судьбе Шепарда не было слышно ровным счетом ничего, и это все-таки наталкивало на мысль, что слышать уже больше и не о чем. Быть может, доктор, по своему обыкновению, оказал сопротивление, дал волю своему долбаному упрямству и сгинул при попытке побега. Какая, однако, была бы бесславная смерть для человека с такими амбициями. А их с Кейт пока только запугивали. Что же мешало и Джека использовать для этих целей, будь он жив? Пригрозить убить или пытать, чтобы получить нужную психологическую реакцию. Веснушка купилась бы, - подумал Сойер с тоской, понимая, что совсем не хотел бы видеть выражение ее лица при этом, ведь на нем отпечатается такое же беспокойство и жалость, которые принадлежали ему, или, еще хуже, там отразится помимо них что-то еще, от чего он еще нетерпеливее будет ждать той минуты, когда томительные часы заключения завершатся жирной точкой у него между глаз. - А док на моем месте вел бы себя умнее, умнее, черт бы его побрал, - вновь добавил Сойер про себя со скрытым раздражением. - И ты правда думаешь, что они будут тебя слушать? - невесело и едко усмехнулся он в ответ на пожелание Кейт и сразу же нахмурился: Накаркала, твою мать... К клеткам приблизились двое Других и попросили Кейт надеть на голову мешок, намереваясь куда-то вести. Сойер вскочил и шагнул к решетке, словно внутри него сработала пружина. - Эй, чего надо? - Вопрос, на который никто не станет отвечать, заданный, лишь бы отвлечь внимание на себя, чтоб отдалить момент, когда от него глумливо отмахнутся как от зудящего комара и утащат испуганную и заплаканную Кейт в неизвестном направлении, когда ему останется лишь наматывать круги по опостылевшей клетке и уповать на то, что не все Другие - такие как Джерри. Идиотизм и тщетные надежды. Надеяться - это Сойер уяснил еще с младых ногтей - можно только на себя. Но и сам себе он сейчас был не помощник.
Game Master: Алдо обернулся и бросил на Джейсона недовольный взгляд. - Проспорил, - слегка улыбнулся тот. - Я ж тебе говорил, что сама она мешок не оденет, как ни проси. Теперь придумывай как будешь целовать доктора Берк. Недовольно хмыкнув из-за проигранного пари, заключенного пару минут назад по дороге к клеткам, Алдо опять повернулся к Кейт. - Я надеялся, что наденешь, - пожал плечами мужчина. Затем схватил ее за предплечье, свободной рукой быстро и ловко натянул мешок на голову и подтолкнул к выходу из клетки. - Не подглядывать, и без глупостей, - предупредил он девушку. - Если попытаешься сбежать - хуже будет только тебе же. Шокер у меня с собой. Пока Алдо выводил девушку из клетки, Джейсон мирно смерил взглядом Сойера, засуетившегося в своих аппартаментах точно макака в зоопарке, завидевшая людей. - Жри печеньки, - дружелюбно посоветовал он. - И не выпендривайся.
James "Sawyer" Ford: Тощий долговязый Другой накинул мешок на голову Кейт так быстро, что они не успели обменяться прощальными взглядами. Впрочем, Сойер видел, что девушка и не смотрела на него, с вызовом взирая на тюремщиков, пряча свой страх. Страх оказаться в душной темноте. Страх остаться на свету и встретиться с ним глазами. Поэтому за несколько секунд до того, как лицо накроет грубая ткань, лучше отвести взор и игнорировать Сойера, как будто его нет. Есть оптимистичный план прорваться к Джеку, а свинцового отчаяния, которое передается от угрюмого соседа по камере? пускай не существует. Посмотри же на меня. Против собственной воли Сойер начал думать, что это последний раз, и он беспомощно стоит, впечатав ладони в железо, пока у него отнимают самое дорогое. И у него опять не повернется язык сказать, что все будет хорошо, потому что в данный момент ложь не кажется ему ни действенной, ни уместной, ни романтичной. - Кейт! - воскликнул он запоздало и понял, что выдал свое волнение, которое девушка так боялась увидеть - назвал ее по имени, забыл напялить маску, которая сказала бы "Веснушка". - Куда вы ее ведете?! - Молчание и насмешливое "не выпендривайся". Несколько шагов вслед Другим, пока на пути не встала боковая решетка клетки. Глухая ярость и напряжение в сжатых пальцах. Удаляющиеся фигуры девушки и двух конвоиров. Только попробуйте не вернуть обратно - с того света достану, - проскрипел зубами Сойер, не спуская с троицы глаз, пока та не скрылась из виду.
Raven Adams: /Станция "Гидра". Поселок/ Впереди показались клетки. Где-то внутри отстраненно шевельнулось и затихло воспоминание про Кейт и Эдварда... Кажется, все это было так давно, невыразимо давно. В другой, в прошлой жизни. Когда она не была вынуждена приносить себя в жертву Другим. Когда никто ни о чем не знал... Рэйвен вышла на площадку между клетками и машинально скользнула по ним взглядом. Странно, но клетка Остин пустовала. Интересно, куда ее увели. ...Разве действительно интересно?.. Нет. Плевать. Девушка перевела взгляд на Форда, по которому легко читалось беспокойство. Ну конечно, соседку увели, и слова не сказали... Привычный почерк Других. Впрочем, недолго еще Джеймсу Форду терпеть выкрутасы хозяев острова. Насколько Рэйвен знала Пиккета - тот если что решил, то не отступится. И даже Бен не в силах абсолютно все проконтролировать... Взгляд девушки на мгновение стал более внимательным - в конце концов... может быть, она последняя, кто видит этого человека в живых. Странное ощущение. Обычно она видит покойников после смерти, и впервые - до... Рэйвен отвела глаза и ускорила шаг, намереваясь пройти мимо пленника не затевая бессмысленных разговоров.
James "Sawyer" Ford: Сойер жалел, что у него нет тех самых часов, за которые он так по-детски вчера выдавал пульсомер, потому что через несколько минут после ухода Кейт и охранников он перестал чувствовать, как течет время. Меряя клетку неровными переминающимися шагами, он и понятия не имел, прошло ли пять, сорок минут или час с тех пор, как ее увели. Это превращало его в комок жил, в середине которого нервно стучало сердце, в такой же ловушке, как и его хозяин. Время тоже строило свою тюрьму, которых и так хватало на этом клочке земли. Бенджамин был не дурак, что сравнил его с Алькатрасом. Увидев Рэйвен, Сойер сработал как пружина, не думая, ни насколько жалко выглядит, ни насколько бесполезны его вопли - девушка явно намеревалась прошествовать мимо, удостоив пленника лишь взглядом, которым смотрят на мебель. Не по его душу она пришла, это было видно сразу. - Эй! Где она?! - выкрикнул он, не до конца соображая, что Рэйвен сейчас просто кинет на него насмешливый взор и уйдет прочь. Так они все делают. А еще она может не знать ни о местонахождении Кейт, ни о том, о чем Сойер на самом деле хочет спросить - что с ней. Но он прекрасно помнил, как Рэйвен о чем-то шепталась с Кейт накануне, и это повышенное внимание Адамс к девушке вызвало у него желание вытрясти из Другой ответы, чего бы это ни стоило. Только с помощью одного мата это не провернуть, - подумал Сойер саркастически.
Raven Adams: Рэй запнулась со следующим шагом, будто бы споткнувшись от слов пленника. Повернула голову и вновь посмотрела на него. Наверное, будь она в иной ситуации, внутри шевельнулась бы жалость - иррациональная, бессмысленная... так жалеют бродячую собаку, идущую следом с умоляющим взглядом - просто со стороны, отдавая себе отчет, что сделать что-либо для этого существа ты не сможешь, да и времени нет возиться. Пожалел мысленно, и пошел дальше... а что той собаке с твоей жалости?.. Так и Рэй - даже если бы ей было жаль Джеймса Форда, она ничего не смогла бы для него сделать. Ни для него, ни для его соседки и подруги, за которую он так переживает сейчас. Но ей не было жаль... Словно бы жалость и все прочие чувства Рэйвен не доплыли до Гидры... утонули там, в проливе. Вместе с частью нее самой. Той частью, что еще была человеком... А то, что осталось - вполне подойдет для беспрекословного исполнения приказов Бена Лайнуса. Большего и не нужно. - Я не знаю, - холодно ответила Адамс, прямо глядя на пленника. И слегка вскинула изогнутую бровь - что-нибудь еще?.. Или уже займешься своими делами, и перестанешь меня отвлекать от моих?..
James "Sawyer" Ford: Ответ Другой был предсказуем, только вот Сойер полагал, что она непременно уйдет, если у нее есть еще какие-то дела, кроме как смотреть, как он безуспешно пытается получить хоть какую-нибудь информацию. Однако Рэйвен замялась с этим своим беспощадным "не знаю", и это автоматически означало для Сойера, что она намерена поиздеваться. Это был вызов. Вызов на игру, от которой Сойер уже устал, но и спасовать тоже не мог. Не хватало еще облажаться в словесной дуэли с бабой, чтобы окончательно утратить всякий кураж. Я не ноль. Я в долгу не останусь. И кто бы сейчас за нами не наблюдал, ему будет весело, - покосившись на видеокамеру на столбе над их головами, зло подумал он. - Как же, как же, - усмехнулся Сойер, подойдя к решетке так близко, как только мог, и жалея, что не может схватить собеседницу за руку. - Сначала ты за ней увивалась и чуть не напугала до смерти, а теперь изображаешь наивняк? Думаешь, я не просек, что тебя приставили к Кейт песочить ей мозги? Не держи меня за идиота. Он поймал себя на мысли, что общение с этой девушкой для Кейт было бы лучшим вариантом из имеющихся в наличии. Бенджамин. Дэнни. Джерри, мать его. - Говори правду.
Raven Adams: По лицу Рэйвен скользнула тень. Этот человек готов видеть в любых действиях Других лишь угрозу, тщательно спланированную игру. Словно все, чего они хотели - любым способ навредить выжившим, чего бы это ни стоило. Кем они были в глазах Форда? Одичавшими хищниками, которым в руки попала новая добыча? Изощренными садистами, соревнующимися друг с другом в выдумывании новых методов пыток?.. Удар следовал за ударом с двух сторон, от двух лагерей, и каждый норовил ударить все сильнее. Но и прогибаться под отчаявшегося пленника она не будет. Тем более - не сейчас... Внутри всколыхнулась волна раздражения, а натянутые до предела нервы не были способны ее сдержать. Тот, кто начал с оскорблений и обвинений, их и получит в ответ... - Тебя держат лишь за того, кем ты позволяешь себе быть, - холодно отбила Рэйвен, хотя в голосе ощутимо послышалось напряжение. - Слишком привык врать сам, что не веришь? - и дальше, невольно позаимствовав сарказм у Бенджамина. - Сколько вариантов правды я должна сказать, чтобы тебе хватило? Умом она понимала, что затевать словесную перепалку с человеком, который уже доведен до звериного инстинкта нападать на все, что движется, поскольку оно может гипотетически означать опасность, неправильно. Но эмоционально он ее уже зацепил, и выдержки не хватало, чтобы остановиться - словно бы умение держать себя в руках за последние пару дней износилось, истончилось, как старая часто используемая тканая вещь. Самоконтроль давал сбой. Она была на грани. Они оба были на грани.
James "Sawyer" Ford: Черт тебя возьми, сука, - Сойер не знал, что раздражало его больше: невозможность получить ответ, который его бы устроил, то, что эта брюнетка бросала ему вызов, или то, что от этой беседы не было толку, и она превращалась в театр на потеху невидимым наблюдателям. Он снова покосился на камеру. - Если у вас нет паранойи, это еще не значит, что за вами никто не следит, вашу мать. И эти невидимые наблюдатели знали, знали, сволочи, что сейчас он, не получив ничего и оставшись в фатальном проигрыше, попытается унизить Рэйвен, расходуя попусту красноречие и попивая собственный яд. И это самый щедрый утешительный приз, на который он может рассчитывать. - Неумелая брехня, повторенная дважды, тоже правдой не становится, - саркастически парировал Сойер, намекая на то, что по-прежнему не верит в ее святую непричастность. - Наверно, ты права, подруга: надо тебе валить отсюда, а то не хватит времени на то, чтобы бегать по поручениям этого вашего Бенджамина. Они знают, что сейчас он смерил девушку с презрением и отвернулся в полоборота, давая понять, что то, о чем он спрашивал, заботит его не настолько, чтобы ввести в отчаяние, и он может закончить бесполезный разговор тогда, когда захочет. Знают, что ему больше нечем крыть, кроме этой желчи. Знают, что он лучше выставит себя козлом, чем слабаком, и на этом же погорит. Знают, что обычно он за словом в карман не лезет. Знают, что означают его нападки на Рэйвен - именно отчаяние.
Raven Adams: Рэй не изменилась в лице, только в глазах на мгновение мелькнуло затравленное выражение - Сойер попал в самую точку. Разве только что "шестеркой" не назвал. Постеснялся или просто в голову не пришло?... Скорее уж второе... В какой момент она окончательно потеряла самоуважение, став полностью покорной тому, кто предал ее прошлую жизнь? До того, что готова оставить всякие попытки бороться, и сама собирается войти в клетку, замок на которой защелкнет пока еще ничего не подозревающий Бенджамин. Но есть ли смысл задумываться об этом сейчас, от зло брошенного пленником обвинения... сейчас, когда она уже на полпути, и время ведет обратный отсчет. По крайней мере она жива. А вот Сойер... уже не очень. Что ж, если пошли удары ниже пояса, она тоже найдет чем ответить. И даже без особых последствий - не Рэй же его убьет, никак не будет причастной. А жалости и человеколюбия, которые могли бы удержать девушку от отравления последних часов жизни Форда, уже давно не осталось. У нее тоже - всего несколько часов... в чем-то они даже похожи, правда? - Пожалуй, так и поступлю, - ядовито ответила Адамс. - Только сначала скажу тебе еще кое-что... Она подступила ближе к клетке, на расстояние вытянутой руки, с трудом удержав себя от того, чтобы подойти вплотную - это было небезопасно. Разум уже слабо контролировал ситуацию, но инстинкты еще работали. Лицо девушки стало похоже на маску, только глаза, потемневшие от бурлящих внутри противоречий, не выпускали Сойера. - Ты сегодня умрешь, - жестко заключила Рэйвен. - Не верь, если не хочешь, но когда Дэнни приставит к твоему виску пистолет и выстрелит - поверить придется. Вот теперь они на равных. И можно еще раз пересмотреть целесообразность философии про живую собаку и мертвого льва. Хотя в том, что Сойер - лев, Рэйвен очень сомневалась...
James "Sawyer" Ford: Сегодня?.. - Сойер едва заметно сглотнул, чувствуя, как изнутри его пробрал неприятный холод. - Уже списали со счетов, быстро работают, сволочи... Или ты просто пытаешься взять меня на понт? - Он спрятал страх за испытующим взглядом, в котором отчетливо читалась и ненависть. Что если Рэйвен снова меряется с ним силой, пытается запугать его, ввергнуть в панику, чтобы камера показала потом, как Сойер будет действовать - ударится сломя голову в бега с нулевым результатом или останется здесь покорно дожидаться своей участи. И ответ очевиден - боковым зрением он зафиксировал соседнюю клетку, угрожающе пустую - он застрял здесь до тех пор, пока не прояснится вопрос "как насчет Кейт, если меня уже пускают в расход", который волнует его теперь еще больше, чем раньше. Черт побери, безоговорочно Сойер поверил бы только обещанию из уст Дэнни Пикетта собственной персоной, однако невыгодных обстоятельств было предостаточно, чтобы посеять в его душе сомнения. То, что холодно пообещала ему Рэйвен, казалось слишком предсказуемым, логичным и реальным. А если это не концерт, и меня правда прикончат? Мысль останавливалась, натыкаясь на бездну, которая не вызывала ничего, кроме содрогания. Это пугало до смерти и раздражало до дрожи в сжатых кулаках. - А последнее желание? - саркастически прорычал Сойер, и это было плохо похоже на усмешку. Ты меня все равно не достанешь, - говорил его тон, - поэтому вали. Толку от тебя как от козла молока, - нахмурился он, понимая, что тоже не получил от Другой ничего, кроме сомнений, с которыми Сойеру теперь жить до ближайшего заката.
Raven Adams: Саркастично вскинутая бровь была ему ответом. Кто ты такой, чтобы брать тебя на понт? Мы играем в опасные игры, но играем только с живыми. Не с трупами. Даже если в груди у этих трупов все еще бьется сердце… оно ведет обратный отсчет. Рэйвен склонила голову на бок и чуть прищурила глаза, глядя на пленника. Если он и не поверит, его последние часы будут отравлены сомнением. И острой жалостью в конце – оттого, что так и не решился поверить. А ведь она не лгала. Но всего труднее принять именно правду. Кому, как ни Форду это знать. Кому, как ни Рэй. Его ненависть ощущалась почти физически – холодом на коже, иглами, проникающими внутрь. И мешалась с чувством презрения, которое девушка невольно испытывала сама к себе за принятое несколько часов назад решение. Вместе они создавали невыносимый коктейль, в котором приходилось барахтаться Рэй, из последних сил старающейся никак не выдать то, что она тонет в нем, захлебываясь и ненавистью Форда, острой, словно соус чили, и горьким с кислинкой презрением. Но пленник этого не узнает. И никто не узнает, что спустя недолгое время она умрет, утонет в этом омуте… А то, что продолжит существовать, уже не будет Рэйвен Адамс, хотя имя останется прежнее. - Рыбку лови, - она указала глазами на медвежий аппарат, из которого подавался корм для животных и рыбная печенька. – Поймаешь золотую – будет тебе желание. Счастливо, – хватит, хватит этого разговора, достаточно… она развернулась и зашагала к зданию Гидры. В тоне Рэйвен не было издевки, которая была в словах. Словно и не хотела она унижать и добивать приговоренного к смерти пленника. Словно отбила сарказм Сойера автоматически, без желания навредить, без цели поглумиться, а только чтобы не позволить ему оказаться победителем в словесной потасовке. Только чтобы не навесить на себя еще и полное ощущение беспомощности, когда даже сидящий в клетке смертник сделает тебя всего парой слов и уничтожающим взглядом. Пусть ей самой осталось совсем недолго, но она еще жива… /Станция Гидра. Наблюдательный пункт/
Kate Austen: Больше Кейт не сопротивлялась. После того как ее схватили в аквариуме, вновь надели мешок, уволокли в непонятном направлении, девушка не произнесла ни слова. Наверное, где-то внутри чувствовала, что сейчас - это еще не плохо, это всего лишь предупреждение о том, что будет дальше. Кейт помнила и слова Бенджамина на завтраке, который для нее приготовили, что эти недели будут очень неприятными. Следовало ожидать, что все так и будет. Иначе - слишком глупо. Если запугивать, то по настоящему. Если мучить, то тоже. Надо было давно привыкнуть, что в безобидные игры здесь давно не играют. Через некоторое время охранники остановили ее. Пока один гремел ключами, второй снял с головы Кейт мешок и подтолкнул к клетке. Дом, милый дом? Еще недавно эти слова звучали совсем в другом месте. И при других обстоятельствах. Тогда казалось, что все на самом деле будет хорошо, а дом защитит их всех. Девушка прошла внутрь. Не издала ни единого звука. Впрочем, как и охранники, которые поспешили скрыться из виду. Кейт сделала осторожный шаг вперед, затем подняла неловкий взгляд на Джеймса и... снова молчание. Девушка не могла смотреть ему в глаза, не то чтобы говорить с ним. Не было слов, которые бы связались в что-то понятное. В голове билось только одна отчетливая фраза: "Мы убьем Сойера. Мы убьем Сойера", где-то вдалеке еще слышался крик Джека... И все. Ничего.
James "Sawyer" Ford: - Чтоб вы сдохли. - Как вам такое последнее желание? В отличие от шпильки Рэйвен, "золотую рыбку" Сойер мрачно проигнорировал. Когда динамики разразились издевательски бодреньким маршем, он только кое-как окатился по пояс водой из под крана, напился, но к еде не притронулся. Если девица не гонит, ваш подножный корм мне больше ни к чему, - с ненавистью подумал Сойер, натягивая грязную рубаху. На самом деле ему просто кусок в горло не лез от мысли о том, что сказала Рэйвен, крутящейся в его голове как виниловая пластинка, и о том, что, даже если он дотянет до утра, здесь его ожидали часы бесполезного заточения в звериной клетке до полного отупения. Не та жизнь, которой стоило дорожить. На воле, в лагере - первобытный уклад, который будет мирным лишь до тех пор, пока не кончится жратва или кого-нибудь опять не прикончат Другие. Тоже не та жизнь, которой можно было бы дорожить. На большой земле, в реальном мире он, возможно, сядет в тюрьму, потом найдет хитрый способ оттуда слиться, потом заживет как раньше, кидая лохов и лохушек всех мастей, последних - с гораздо большим удовольствием. Не та жизнь, о которой стоить горевать. И не та жизнь, которой стоит гордиться. Но разум цеплялся, за все и сразу, и это было унизительно до зубовного скрежета. И не было бы так мучительно, если бы цеплялся Сойер только за это. Если меня пустят кормить червей, что станет с Кейт?.. Он подался вперед, когда девушку привели обратно - взгляд снова исследовал каждый участок ее влажного, опаленного солнцем тела, на котором, к счастью, не заметил следов побоев, только испуг в глазах вместо смытой слезами былой уверенности. Испуг намекал: что бы девушка ни ответила на его безмолвное жалостливое "Как ты?", все не хорошо. Несмотря на то, что она жива. Жива - слава богу. Но там что-то произошло, чую печенью, и это связано с моим приговором, или я совсем спекся в этой дыре. - Хэй, - проговорил Сойер глухо. Скрыть напряжение в голосе у него не вышло, как не вышло и сдержаться и не спросить: - Что у нас плохого?
Kate Austen: - Всё плохо, - хотелось ответить Кейт. Выпалить это без раздумий, даже с криком в голосе, потому что последние полчаса она молчала. Ни одного слова или же слабый шепот, который только и мог услышать Джек. Но было ли это сейчас важно? Она снова здесь. И снова видит Сойера сквозь ржавую решетку, пытается обдумать, что делать дальше, но, похоже, замкнуть этот круг так и не удастся. Если только... если... Джек не сделает то, о чем его просят "Другие". И если они же не нарушат свой договор. Когда они получат то, что хотят, неужели им будет до них? Это же сделка, нечестная сделка. И кто сказал, что справедливость восторжествует? - Я видела Джека, - негромко ответила Кейт, затем осторожно присела на бетонный отступ, смахнула копну волос за плечо и, наконец, заглянула Джеймсу в глаза. Начинать беседу с того, что она знает о планах "Других" насчет Сойера, девушка не собиралась. Теперь она думала только о том, чтобы все получилось, а потом закончилось. Ей необходима была уверенность в том, что у них есть шанс выбраться отсюда.
James "Sawyer" Ford: Это могло означать "Я видела Джека в таком же гадюжнике и в полной безнадеге по поводу того, что его план спасения человечества провалился". Это могло означать "Я видела Джека в канаве с дырой во лбу". И? - подмывало Сойера спросить, чтобы вытянуть из Кейт всю правду, потому что брошенная ею куцая фраза не сообщала никакой информации, и только красные от слез глаза говорили о жалости к доктору, от которой Сойер почувствовал какое-то несварение. - Живой? - удивленно осведомился он на всякий случай, не разглядев на лице Кейт ни малейшей радости или облегчения после состоявшейся встречи. Если сдох, это конец. "Вы нужны мне только все вместе," - вспомнил Сойер слова Бакунина. Где минус один, там и минус все остальные. А если Шепард жив и теперь тоже участвует в психологической игре, то у них еще есть время. Правда, нет идей по поводу того, как потратить его с пользой. Сойер нахмурился. Вариант с убийством доктора был слишком реален, чтобы не понять слезы Кейт вполне конкретно. Давай, поплачь по нему, - с раздражением вздохнул он. - И хрен со мной. Потому что, что в жизни, что в смерти, одна и та же лажа: ты кидаешься то к одному покойнику, то к другому. Док был прав, когда вещал, что все умирают поодиночке. Так вот, я один.
Kate Austen: Кейт вздрогнула, но кивнула Джеймсу. - Живой, - ответила сама себе девушка. И ведь правда, живой. Или пока живой? От этой мысли стало еще неприятнее думать о том, что будет. В недалеком будущем, которое можно рассмотреть сквозь пыльное окно. До него осталось несколько шагов, несколько слов, взглядов, но всего один час. Или два. А что это им дает? Если сидеть в клетках и пытаться поговорить, то время утечет еще быстрее. - Пусть все замедлится. - "Другие" заключили с ним сделку, после которой Бенджамин пообещал нас отпустить. Всех троих, - Кейт сделала небольшую паузу. - Но Джек отказался. - И то, что я ничего не смогла сделать - моя вина, - девушка не сводила с Сойера взгляда. Ведь она помнила, что теперь у них остается только один шанс, единственный шанс на спасение. И лучше не ждать, когда придет Пиккет. Кейт нутром чувствовала, что даже если Джек согласится, Джеймс не останется в живых.
James "Sawyer" Ford: Так я и думал. Только это не сделка, а провокация. Детсадовский способ манипулирования людьми, и он работает, даже на мне, черт побери, - с досадой Сойер посмотрел на виновницу того, что он попадался во все ловушки, расставленные Другими, но попрекать Кейт этим не было ни смысла, ни сил. - Достаточно приставить пистолет к ее голове, и Шепард на все готовый. В таком случае, какого хрена я здесь делаю? - Значит, мы с тобой приманка? - спросил он риторически, на самом деле желая убедиться, что Кейт это тоже понимает, но нужного равнодушия на ее лице не нашел. Только страх. Твою мать, Веснушка, неужели ты им веришь? Отпустят - только нам грехи перед смертью. Иначе нас бы вывели отсюда с завязанными глазами или под наркотой еще до того, как Бен сболтнул мне, что мы на другом острове. Новые нежданные гости, которых мы теоретически можем привести, им нахрен не нужны. Видимо, незнание самого ужасного - что они окружены океаном со всех сторон - заставляло Кейт верить, что с Другими можно вести дела по каким-то правилам. В каждой игре правила свои, бэби. Свои, елки, а не наши! - И правильно сделал. То, что он не будет плясать под их дудку, просто отлично. - В голосе Сойера была слышна насмешка, но с тенью одобрения. Не принимая условия Других, Джек давал им с Кейт время. Пока велись переговоры, в пленниках еще была необходимость, во всех вместе. А это значило, что никто пока не умрет. Не умрет, пока чаша весов не качнется прочь от Шепарда, и Другие не получат все, что положено по их части договора. Хотелось бы мне знать, какова нынче цена моей шкуры, - подумал Сойер с сарказмом. Можно было считать, что новость его окрылила - по крайней мере, она давала ощущение, что Рэйвен поторопилась его хоронить.
Kate Austen: В отличие от Сойера, Кейт не разделяла его похвал Джеку, который отказался от сделки. Почему он был уверен, что, дав отпор "Другим", их положение как-то изменится? Нет, девушка не собиралась верить каждому их слову, но и вставлять палки в колосе было тоже глупо. Нужно было придумать свой план, который оставить этих мучителей в дураках. И они смогут спастись. Все вместе. - Я умоляла его согласиться, - встав на ноги, сказала Кейт, девушка подошла поближе к решеткам, сердце началось биться с бешеной скоростью. И именно в этот момент она почувствовала, что может владеть ситуацией. И делает все правильно. Потому что сидеть в клетках и ждать, пока кто-то придет - смертельно. У них нет шансов на спасение, у них есть только один риск. И одна возможность. И то не факт, что все получится.
James "Sawyer" Ford: И рыла себе могилу. Точнее, мне. Джекил отказался от сделки, почему бы не продемонстрировать серьезность своих намерений, удалив самое слабое звено? Ведь при мертвой Кейт я все равно не котируюсь в качестве прессинга. Доку даже можно предоставить возможность лично констатировать мою смерть, для пущей убедительности, - пронеслось в голове у Сойера, и он почувствовал, что злая самоирония не спасает от отчаяния - издеваться над собственным трупом оказалось не слишком весело. Зато хорошо получалось срывать бессильный и съедающий изнутри гнев на той, что попалась под горячую руку. - И какого черта ты так сглупила?! - воскликнул он с нескрываемым раздражением, досадуя на то, что сам не смог найти время, чтобы объяснить Кейт, как себя вести, занимаясь самобичеванием и изобретая способы укрыть свою добродетельную ложь, чтобы она смогла умереть с мыслью, что у них имелась возможность бежать, а они ее не использовали. Болван! - Никого ты больше не умоляешь! Поняла? Пусть лучше док плавает, как цветок в проруби. Они здорово вложились в эту сделку, а значит, что-то от него надо им позарез. Выиграй время, и будешь жить, Веснушка. Пожалуйста. Не делай резких, мать твою, движений. Сойер так и не произнес всего этого вслух, потому что в тот момент ему хотелось только орать. Как будто страх выталкивал эту ядовитую рокочущую волну ярости у него изнутри вместе с пульсирующим в такт сердцебиению "Когда?Когда?Когда?". Хуже этой ярости было только ожидание.
Kate Austen: - Поняла? – возмущенно переспросила Кейт, задыхаясь от переполняющей ее ненависти к тому, что Джеймс не хочет ее слушать, не хочет даже на секунду подумать о том, каково ей было стоять там, напротив Джека и говорить то, что он должен сломаться. Ведь именно так ее слова и звучали. А сейчас она стоит здесь и чувствует себя так же беспомощно. Сойер всем своим поведением говорил: «У тебя нет выбора». Даже про «нас» он и не думал, обвиняя девушку в том, что это она сглупила, это она должна молчать и не рыпаться. Нашел время, чтобы выпустить свою злость, когда сам вел себя еще глупее. Скрывал от нее то, что «Другие» с ним сделали, скрывал всю правду, когда они должны были быть вместе. Но Кейт чувствовала себя одинокой, потому что на нее сейчас смотрел совершенно другой человек. Человек, потерявший свой азарт к авантюрам. Человек, приобретший страх рискнуть. - Ты знаешь, они тебя убьют? Так и будет, я тебе обещаю, если ты не перестанешь прятаться в этой клетке, как загнанный зверь, который боится. –Кейт злилась на себя слабую, на себя, пропитанную страхом за жизнь близкого человека. Злилась и на то, что его жизнь сейчас в ее руках, а Сойер не хочет ей помочь справиться с этим. - Когда ты научился бояться, Джеймс? Девушка уже не стояла у решеток, она забралась на бетонный отступ и начала подниматься наверх, сквозь прутья. Каждое движение придавало ей сил, чтобы не упасть вниз. И не остаться там, где она ничего не может сделать. И, да, ей было плевать на то, что камеры уже показывают «Другим» то, что она делает. Спрыгнув на землю, девушка побежала к клетке Сойера и подняла камень, который лежал как раз рядом с дверью. Один удар. Второй. Третий. Несколько часов назад так избивал Джеймса Пиккет. А сейчас Кейт пытается сломать этот чертов замок, чтобы доказать в первую очередь самой себе, что она тогда не отпустила Сойера не просто для того, чтобы остановить удары. И те слова она сказала не для того, чтобы тот урод прекратил. Она кричала для того, чтобы у Джеймса были силы встать и ответить. А потом убежать вместе. Скрыться вместе. И никогда, никогда не оставаться больше в этих клетках.
James "Sawyer" Ford: И это тоже глупее некуда. - Назад!.. Веснушка, слезай обратно, мы это уже проходили. Слова снова улетают куда-то в вакуум, и Сойер смотрит, как, будто в замедленном фильме, подошвы Кейт сталкиваются с утоптанной почвой, и она подбегает к решетке. Гулкий удар камня о металл встряхивает его, впечатывая в мозг то, что он уловил в этом стремительном отчаянном движении. Ты... - удар. ...меня... - удар. ...больше... - удар. ...не... - удар. ...контролируешь. - замок слетает с двери, и Сойер видит в глазах Кейт сокрушительную огненную силу, которая пугает его и толкает на полшага назад, заставляя чувствовать себя за рулем транспортного средства с отказавшими тормозами над пропастью. Кейт неуправляема, а он не может даже защитить ее от самой себя и того, что сейчас может произойти. Она неумолима, как та правда, что ей неизвестна, и Сойер ощущает первые признаки чего-то очень похожего на панику. Твою мать, я не хочу, не хочу тебе этого говорить, уймись же! Он научился бояться, когда ему дали понять, что без использования кулаков он ничто. Он научился бояться, когда Кейт доказала, что принцип "каждый за себя" не работает даже для него самого. Он научился бояться, когда впервые почувствовал страх за нее. И этим умением он сейчас не может не пользоваться.
Kate Austen: Когда замок с силой отлетел в сторону, Кейт как бушующий ветер ворвалась в клетку. Это сделать надо было раньше. Намного раньше. Не следовало в тот раз прятать слезы, стоя напротив Сойера, пытаясь узнать правду. Не следовало даже слушать, что он говорит. Надо было бить, бить, уничтожать эту преграду в виде замка вместо того, чтобы строить стену. Сколько неприятностей они смогли бы избежать? Это страх замедлил их решения, это он окутал их своим туманом и лишил возможности поступать так, как они поступали раньше. Бежать, бежать, бежать далеко, как это получалось. И не останавливаться. Как кровь бешено несущаяся по венам. - Беги! - с вызовом прокричала Кейт, обращаясь к Сойеру. Она была готова на что угодно, лишь бы он послушался ее. Лишь бы покинул эту убивающую клетку, и они бы скрылись в джунглях. - Беги! Если ты сам не хочешь себе помочь, то позволь мне это сделать! Но не сдавайся! Не сдавайся! Ее отчаянный крик не давал сердцу спокойно биться, и слезы невольно хлынули из глаз. Почему она не могла убежать сама? Не могла, не думала, не хотела... не собиралась даже думать о том, что оставит мужчину здесь. Что сдастся просто так, предоставив "Другим" выполнить свое обещание. Да черт с два! Этого никогда не будет.
James "Sawyer" Ford: Часть Сойера хотела прогнать ее. Другая часть хотела просто выть. Выть, потому что он не просто был заперт в клетке на этом острове - теперь еще и Кейт загнала его в угол, пытаясь добиться, чтобы он заботился о себе, заставила его чувствовать себя так, будто ему нужна нянька, но что хуже всего - хотела заставить его сделать выбор, в котором Сойер не видел ни малейшего смысла. Бесполезно. Бесполезно. Бесполезно. Отстань от меня. Но было ясно, что Кейт будет давить на него, пока Сойер не сломается, пока нервная дрожь внутри и боль не станут невыносимыми, пока безысходность и ее мольбы не разорвут его на части как на дыбе. - Мою жизнь спасать не надо! Не о чем беспокоиться, - ответил Сойер с резким сарказмом, чувствуя, как его слова бьют Кейт по щекам, но не в силах остановиться - загоняя его в тупик между желанием успокоить ее и реальностью. Я с места не сдвинусь, чтоб я сдох. Нахрен. - Ты выбралась из клетки - поздравляю. Что тебе, черт возьми, мешает бежать?! Давай, вперед! - Гнев гнал ее прочь, Сойер едва удерживался, чтобы не заметаться по клетке, не схватить Кейт за плечи и не встряхнуть. Гнев гнал на Кейт всю его грязную липкую неприязнь к самому себе, к Другим, к этой клетке, к своим чувствам, которые сейчас превращали его в горящий склад со взрывчаткой, в котором каждый взрыв порождал новый. Новый крик души "Отвали от меня" всхлопывался новым порывом прижать Кейт к себе, так крепко, чтобы она заткнулась. Эти противоречия сводили с ума и выжимали все силы. Что ты со мной творишь? Просто дай мне сдохнуть. дай мне смириться, твою ж мать. Меня уже задолбало надеяться. - А я - не побегу, - произнес он уже спокойнее. Сойер сглотнул, внезапно ощутив, будто этот разговор происходит во сне, где кто-то посторонний говорит за него: - Потому что некуда бежать. Мы не на нашем острове. Мы на другом острове, вроде Алькатраса. Поэтому, если ты не русалочка, и у тебя нет лодки, ты застряла здесь. Как и я.
Kate Austen: Кейт не контролировала себя, с каждой секундой становилось все больнее говорить то, что изматывало ее последние дни. Она копила в себе терпение, прилагающееся к скрытому отчаянию. И только сейчас взорвалась. Как вулкан. Больше сил не было. Перед Джеймсом сейчас стояла уставшая и измученная девушка, пытающаяся из последних сил противостоять злу, которое породили "Другие", вонзив яд в их жизнь. Отравленная. Даже вдохнуть свежий воздух не получалось. Их лишили даже этого. Кейт чувствовала себя как в ловушке. Из которой нужно выйти, и ты знаешь это, но никак не можешь найти лазейку. А Джеймс словно намекал ей на безвыходность, а в ответ она все сильнее не хотела с этим мириться. Все как всегда по замкнутому кругу, где ей сейчас следует уйти в свою клетку. И сделать так, словно ничего не было. А через час вновь травить себя тем, что она не смогла сделать. Так до того времени, пока все не начнется заново. - Что? - из-за услышанных слов, Кейт замерла на месте. - Когда ты собирался мне это сказать? - она не думала, что правда настолько беспощадна. Девушка толкнула Джеймса в грудь, словно так и не решилась забарабанить по ней. Было такое чувство, что ей поставили подножку и сейчас она падает. Падает глубоко вниз... И мир рушился вместе с ней, оставляя надежды где-то наверху. Для других людей. Не для нее. Не для них.
James "Sawyer" Ford: - Никогда, - обронил Сойер хрипло и сделал еще полшага назад, почти прислонившись спиной к решетке в углу клетки, прогибаясь, скорее, под эмоциональным натиском Кейт, чем от толчка в грудь, от которого он даже боли не почувствовал. Лучше бы она его ударила. По морде, как почти два месяца назад, привязанного к дереву, окровавленного и упивающегося своей наглостью. Наотмашь, изо всех сил, так, чтобы ему несколько мгновений пришлось переводить дух. Лучше бы она показала, как она зла, чем то, как ей больно, потому что смотреть в эти поблескивающие от влаги глаза сломленной девушки невыносимо. Невыносимо будет видеть, как спустя миг ее уверенная осанка дрогнет, и она обмякнет, желая забиться куда-нибудь, чтобы жестокая реальность ее не достала. Невыносимо думать, что эта слабость вот-вот толкнет ее к нему, а он этого не достоин. Невыносимо сознавать, какой ты мерзостный непоследовательный слабак, когда понимаешь, что твое героическое гордое "никогда" на практике не стоило и ломаного гроша. Сойер не защитил ее, не уберег, позволил правде вырваться наружу, и сейчас в горьком оцепенении колеблется, неуклюже остановив на полпути руки, протянутые, чтобы заключить Кейт в объятия, словно боясь обжечься о то, во что он ее только что превратил, и мямлит: - Мне хотелось, чтоб ты думала, что у нас еще есть шанс. Хлюпик, - вздохнул Сойер про себя с раздражением и отвращением. - Чтобы она осталась здесь, с тобой, ты, урод, хотел больше. Чтобы она сейчас не убежала с призрачной надеждой искать помощь, чтобы торчала здесь и смотрела, как ты подыхаешь. Она этого не заслуживает, и ты даже взгляда ее не стоишь. Потому что ты просто труп, ты дохлая эгоистичная мразь, которая тащит с собой в могилу других. Таким среди живых не место. - Он взглянул на Кейт, ища на ее лице признаки ненависти, которые поддержали бы его чувство вины, но увидел лишь неясную мольбу, разжигающую желание отпустить ее, пока она точно так же не перестала чувствовать себя живой. Поздно.
Kate Austen: Почему ей не хотелось убежать? Она могла оставить Джеймса в одиночестве, показав то, что ее ничто не способно сломить. Если они на другом острове, то ведь должно быть средство, чтобы уплыть отсюда? Или что там у "Других"? Что?... Кейт сможет найти выход. Но выхода не было. Потому что Сойер его потерял. В этих душных джунглях, грязной клетке, в животных условиях, он потерял ту жажду воздуха, которая делала его живым. И самое ужасное для Кейт было то, что больше она его не могла корить за это. Не могла даже высказать всю обиду и отчаяние, чтобы избавиться от этих убивающих ощущений. Вырвать из себя и оставить ему. Одна мысль, что она сделает шаг назад, выбежит из клетки и даже не обернувшись помчится в джунгли, вселяла в девушку ужас. Ужас, который раньше она никогда не испытывала. Тот самый страх, когда не можешь оставить близкого человека, заведомо зная, что вы будете мертвы. До этого момента Кейт никогда не оставалась. Уже один осознанный шаг вперед. Что-то подтолкнуло ее к Джеймсу. Девушка привстала на носочки и осторожно, словно боялась своего же решения, поцеловала мужчину. Словно ветер сломил ее хрупкое тельце. И взгляд только на Сойера, потому что раньше такого тоже с ней не было.
James "Sawyer" Ford: Должно быть, в первую секунду это было все равно что целовать камень - камень, который где-то в сердцевине думает, что он человек, человека, который думает, что он труп. Человека, который замер, будто обратившись в скалу, сдерживая что-то стихийное, не дающее оттолкнуть Кейт от себя, запретить ей зарыть себя в ту же вязкую вонючую могилу, где сейчас находится его сознание. Она не обязана этого делать. Она не обязана разделять его участь. Не обязана становиться ангелом-хранителем в его смертный час. Но, ловя обращенный на себя затравленный и полный иррациональной жалости взгляд, Сойер был уже не в силах препятствовать Кейт, не в силах устоять и не потянуться к ее губам, не подставить лицо ее ладоням, не прикрыть глаза на этот гребаный мир и клетку, где каждый железный прут решетки только и следит за тем, как он теряет самообладание. Что ты со мной творишь? - И дар речи тоже теряет, глуша не крик души, а, скорее, надрывный шепот: - Надо было меня оставить, но я не могу, черт, не могу пройти через это один. "Умирать поодиночке" - это все-таки не мое. Будь со мной. - За что? - выдыхает Сойер вместо этого, слыша, как гулко отдается в ушах собственный голос, чувствуя, как напряжение гонит мелкую дрожь по плечам. То, во что отчаяние и страх превратили его, не за что целовать. Этого беспомощно озирающегося слизняка нельзя жалеть, нельзя спасать, нельзя хотеть и нельзя любить. Потому что нельзя думать, будто Сойер в состоянии отплатить женщине, к чьим волосам сейчас прижимается щекой, тем же - одним своим прикосновением, своим присутствием, своим теплом вдохнуть в нее жизнь.
Kate Austen: Будь слабее. Кейт чувствует, как подкашиваются коленки, как становится все сложнее дышать полной грудью. Она напугана, поступая так, как велит ей сердце. И в тоже мгновение чувствует странное ощущение свободы, которая сводит с ума. Ей кажется, что они где-то далеко. Свет крадет их у тьмы. Тени исчезают, оставляя лишь легкий ветерок после себя. И нежность окутывает все тело. - Не знаю... не знаю, - безрассудно врет Сойеру. И себе. Она знает, почему стоит здесь, почему держит ладони на его груди, и умоляюще смотрит в глаза, лишь бы он не оттолкнул ее. Не гнал бы в джунгли, чтобы она бежала, спасалась. Больше в одиночестве она этого делать не собирается. Кейт слышит, как бьется его сердце. Удары. Громкие. И она понимает, какое у Джеймса сильное сердце. Крепкое. Ей хочется стать его частью. Именно сейчас слиться всем телом. Пылать, не возгораясь. Она готова забыть о том, кто она, чтобы больше не испытывать страх. Готова разделить, возможно, последний час с человеком, который только что подарил ей свободу, не выбегая из клеток, не скрываясь в джунглях. Свобода в клетке. Да, Кейт готова закричать об этом, чтобы насладиться этим. И не отпускать Джеймса, поддаться своим желаниям и задыхаться от счастья, потому что только они вместе могут быть… … сильнее, пленительнее, слаще. это все, потому что my love for you insatiable. ну, и еще я больна))
James "Sawyer" Ford: Почему она это делает?.. Почему он чувствует, будто она всем телом стремится впитаться в каждую клетку его грязной, запятнанной кровью, покрытой пылью и потом плоти, от которой впору лишь брезгливо отстраниться? Почему ее взгляд говорит ему, что она вот-вот поцелует его снова, словно показывая, что это не его галлюцинация, не секундный порыв и не принуждение? Это ни то, ни другое, ни третье. Это - его последнее желание. Желание, поддаваясь которому, Сойер целует Кейт нежно, ощущая соленый вкус душного тропического воздуха и чего-то, что заставляет думать о глотке воды после долгой жажды, сладкой клубнике и свободе, которой у него нет. Единственная свобода, которая у него осталась - свобода обладать этой женщиной, поэтому Сойеру кажется, что он не задаст ей больше ни единого вопроса, пока до конца не почувствует, что она рядом - с ним, от кончиков пальцев ног до кончиков волос. Его больше не интересует, что она может ответить на его беспомощный вопросительный взгляд - все равно слова не смогут его оживить, все равно какое-нибудь из них по обыкновению отправит Сойера в нокаут. Молчи, молчи. Собственный пульс, разгоняющий кровь по венам до космических скоростей, биение собственного сердца, когда их грудные клетки соприкасаются так плотно, что его шрам на уровне грудины начинает выдавать отголоски тупой боли - вот его жизненная сила. Собственное напряжение, жаркое, как ударная волна, обрушивающееся на Кейт и разбивающееся о ее хрупкое тело, прижимая его к железной решетке, словно стремясь оказаться ближе, теснее, пройти сквозь нее, остаться в ней - вот что Сойеру необходимо почувствовать, только он не знает как, полагаясь на чутье, на инстинкт, который шепчет, что его последнее желание - она. Есть ли у него право исполнить его прямо сейчас? То ли от этого призрачного сомнения, которое норовило стряхнуть с него этот гипноз, то ли от незримого присутствия зрителей за камерами слежения, Сойер разрывает поцелуй и ласкает ее лицо взглядом, полным какого-то глухого смятения. Ты со мной?
Kate Austen: а мне вот всё равно, что это дерьмо и тавтология Кейт знает, что у них мало времени. Мало жизни на то, чтобы полностью насладится тем, что у них есть. Через пять минут могут придти "Другие" и отнять у них даже прощание. Рожденные бежать смогли остановиться. В мертвой точке. Она чувствует, что может дышать с Джеймсом в унисон. Жадно заглатывать жаркий воздух лишь для того, чтобы перестать дышать. Этого же от них и хотят. Их держали здесь для того, чтобы вновь превратить в животных. Чтобы кошка ушла, а пес остался подыхать от отчаяния. Их поместили сюда, чтобы напомнить, кто они такие. До самой последней решетки в клетке. Одинокие. И вдруг ставшие друг для друга всеми миром. Центром земли. И все вращается вокруг них. Они властелины своего мира и уже никто не способен это у них отнять. Я рядом. Ты главное ничего не говори. И не отводи взгляд. Ты просто будь рядом, вот еще чуть-чуть. Ближе. И отчетливее. Никогда. Никогда не уходи. Пусть лучше оттаскивают. Отрывают друг от друга. Но... не покидай. Ты слышишь?
James "Sawyer" Ford: Недостаточно близко, недостаточно крепко, чтобы убедиться, что его тело способно ощущать что-то кроме боли, чтобы убедиться, что то, что осталось от его жалкой и тощей души, все еще способно чувствовать что-то кроме отчаяния. Кажется, что под мигающим глазом камеры они по-прежнему находятся нескончаемо и отчаянно врозь, пока Сойер медлит, удерживая взгляд Кейт, такой же неподвижный, как и ее тело, проводя пальцами по волосам чуть выше ее виска, медленно, но нетерпеливо скользя по шее, отзывающейся живым дрожащим пульсом, к талии, позволяя своим пальцам на пару сантиметров нырнуть под ее майку, в тихом волнении не решаясь полностью оторвать ее от кожи, сомневаясь, готова ли Кейт открыться полностью - перед ним и перед этим красным огоньком у них над головами. В его сознании вспыхивает ощущение того, какая она на вкус сквозь эту влажную и солоноватую ткань. В его сознании вспыхивают складки того легкого женственного платья, которое Другие заставили Кейт надеть, развевающиеся на ветру, когда она срывает его с себя стремительным, смелым и жизнеутверждающим жестом. Вспыхивает мольба в ее глазах, и Сойер повторяет этот жест собственными руками, тянет ее одежду вверх, желая прислониться к Кейт сильно, кожа к коже, забывая расстегнуть пуговицы собственной рубашки, которая, кажется, обжигает его, душит, скрадывая дыхание, переполненный чувством контроля, исходящим от его молниеносного движения, полуобнаженного тела Кейт и сокрушительного желания подобраться к ней так близко, как только это возможно. Любыми путями.
Kate Austen: - Ты меня знаешь. Кейт этого я боялась большего всего на свете. И каждый раз, каждый проклятый раз, когда смотрела на Джеймса сверху вниз, волосы щекотали лицо, а губы требовали влажных поцелуев, ей хотелось стать другим человеком. С головы до ног. Продать душу дьяволу. Если они попадут в ад, терять точно будет нечего. Она ведь знает, что давно обречена. Только ей от этого хочется жить еще сильнее. Чувствовать не потому, что так надо, а от осознания, что, возможно, больше не сможешь. Удовольствие в бегстве. И сейчас их бегство от общей обреченности. До этого у них была целая жизнь. А сейчас остались считанные часы. И время идет. - А меня ты знать не должен. Не должен. Кейт играет со своими чувствами, терзает себя игрой "можно/нельзя", терпит больно впивающиеся в спину железные решетки, но не отступает ни на секунду... Ей до страха нравится всматриваться в глаза Сойера и знать, что еще никогда в своей жизни не была так уверенна в том, что делает. И это на самом деле вселяет ужас. Пальцы находят пуговицы. Быстрые и торопливые движения, все путается... Кейт срывает рубашку. Смело. Дерзко. Всем своим телом и взглядом говорит, что на этом останавливаться не собирается. - Ты единственный от кого убежать я не смогла.
James "Sawyer" Ford: Кожей, с которой Кейт рывками содрала ненужную мокрую ткань, он чувствовал, будто поймал ее на лету, вместо того, чтобы просто заключить в объятия - таким сильным и электрическим оказалось новое столкновение их тел. Чувствовал, будто она надевает на его шею венок победителя, сплетенный из собственных рук, будто он заслужил каждую секунду этого движения, будто он сейчас контролировал не только ее жаркое тело, туго оплетающее его руками и бедрами, но и их мифическую свободу, собственное сердце, колотящееся под грязной белой нашлепкой в том месте, где, как ему говорили, якобы вшит кардиостимулятор. Он выбрал остаться в клетке. Он выбрал загнать сердце до потери пульса, черт возьми, если б у него в груди сидела эта штука, он бы упал замертво. Он бы почувствовал и контроль над невидимыми наблюдателями по ту сторону камеры, если бы еще думал о них. Каждый раз, когда они занимались любовью, он словно бы молча умолял Кейт о спасении, и ей даже удавалось на короткое время вырвать его из удушья собственной совести, из одиночества и никчемности. Сейчас - мощный порыв просто кричал об этом, и оттого казалось, что ничто из того, что происходило между ними до момента, как они оказались на вытоптанной ботинками Сойера земле, которая наверняка оставит на лопатках Кейт мелкие песчинки, не заставляло его чувствовать себя настолько неисправимо и в полную силу живым, на уровне инстинкта, на уровне затмения здравого смысла, на уровне приглушенного стона. *цензурный занавес*
Kate Austen: - Ты меня на рассвете разбудишь? Молчать и любить. Каждой клеточкой своего тела чувствовать свет, рождающийся где-то внутри. Одурманивающий горячую кровь, как наркотик. Освещающий темные закоулки разума, оставляя нотки гармонии. И это всё внутри. Пылает. Искриться. Смешивается с инстинктами. И как же этим хочется поделиться с Джеймсом. Он так близко, что касания незаметны. Лишь взгляды все так же напоминают о том, что они два человека, а не единое целое замкнутой страсти. Им не суждено вдохнуть воздух, им предначертано задыхаться. Громко. Звучно. Каждой попыткой доказывая, что они сильнее всего на свете. Сильнее. Настолько, что только перед друг другом способны быть слабыми. Не боящимися сдаваться опьяняющему искушению, пропитывающему их кожу, волосы, одежду... - Проводить не обутая выйдешь? Кейт кажется, что именно здесь она и должна быть. Именно Джеймс сделал ее женщиной, не боящейся потеряться в пучине собственных ошибок. Пусть они будут общими. Но его она никогда не бросит. И нежно касаясь его щеки, ей хочется рассказать всё. И как сложно бороться со своей животной сущностью, которая в этот раз не победила. Она готова остаться здесь. До самого конца. Ее сердце бьется с такой силой, словно в последний раз. Быстро-быстро-быстро. Так же как и их тела двигаются в такт ударам сердца. По-настоящему... - Я тебя никогда не увижу? Обнажая последние взгляды, глаза Кейт блестят яркой зеленью. Словно в них можно увидеть те джунгли, где она в первый раз слилась с Джеймсом воедино, где она перестала доказывать себе, что она хорошая. Тогда она чувствовала самое главное: то, что она человек. Не одинокий, не скитающийся по жизням других людей. У нее есть собственная. И каждый раз, находясь в тайной близости с Джеймсом, это чувство становится все прочнее. - Я тебя никогда не забуду?..
James "Sawyer" Ford: Для того, чтобы обрести вечную жизнь, надо сначала умереть. Чак Паланик ...Сойер всегда смутно догадывался, что такие как он не умирают от старости. Они умирают в драках. Драки не будет, им западло возиться. Они умирают в постелях любовниц. Только что упустил возможность. Их губит выпивка. Как-то все было некогда. Они лезут в петлю. Сойер убивал себя только безудержным желанием убить другого. А теперь что? Поздравляю, парень, цель всей твоей жизни - один большой fail. К черту итоги. Его жизнь висит в воздухе, словно кто-то нажал на паузу, а он млеет в объятиях Кейт, чьи плечи закутаны в его пыльную рубашку, а горячая щека прижата к груди, вяло пытается листать ее мысли, чувствует такое расслабление во всем теле, какого не испытывал очень давно, словно ему вкололи зверскую дозу обезболивающего с сокрушительным наркотическим эффектом, который засасывает его в сладкую кому. Сойера действительно немного тянуло в сон, пока его взгляд блуждал по качающимся на ветру над потолком клетки пальмовым веткам, которые казались глазу немного нечеткими. Очнись, черт побери. Тебе подыхать. Счет на часы. Не может быть. Он уже опередил свою смерть. Иначе как можно чувствовать себя заново рожденным, воскрешенным, если ты даже еще не умер? Сойеру нужна эта иллюзия так же, как необходимо присутствие сейчас рядом женщины, которая подняла его из праха и - словно спустя миллионы лет - называет его настоящим именем, от которой ему больше не нужно, чтобы она его спасала, чтобы подсказывала, что делать дальше, вселяла надежду или стала сосудом для его боли. Все, что ему нужно, это чтобы она поставила очень существенную точку во всем этом, чтобы подтвердила, что происходящее имеет в кои-то веки хоть какой-то смысл. И что с ним дальше будет, уже неважно. - Веснушка, - можно вопрос? - почти мурлычет он, прерывая молчание, не повышая голоса и рассеянно проводя подушечками пальцев по коже ее бедра, соприкасающейся с краем рубахи. - Когда этот бугай бил меня по лицу, ты сказала, что любишь меня. - Тяжело самому делать это заявление, неловко давать Кейт подсказку, страшно поднимать тему, когда все уже сказано. Пожалуй, в этот момент это единственный его страх. - Это правда, или просто чтобы он успокоился? Мне нужна правда. Потому что или твои слова, или твои поступки, бэби, бесстыдно и неисправимо врут. И сейчас Сойер любил даже это.
Kate Austen: Утро никогда не наступит. "Завтра" не будет. Наверное, самый долгий день, долгий вечер... Это время будет проникать сквозь разгоряченную кожу, успокаивая их расслабленные тела - никуда бежать не надо. Они призраки, живущие в ночи. Питающиеся своим прошлым, которое должно исчезнуть. Исчезнуть. Их жизни наполнены страхом жить как все, страхом чувствовать как все... Только сейчас, попав в ловушку друг друга, их общее сердце получает очищение. Вновь и вновь. Болезнь испорченной жизни отходит назад, волны наслаждения уносят ее далеко-далеко. Пусть навсегда-навсегда. Есть ведь всего одна ночь? Скоро же всё закончится?.. Кейт дает себя убаюкать, усыпить все страхи перед смертью... Его... Казалось бы, столько раз она смотрела ей в лицо. Даже приводила за руку с собой и оставляла там, где должна была оставаться сама... Но эта паника, переходящая в принцип: "бежать. бежать. бежать" ушла. Ей нет места среди пылающей гармонии. Здесь только Он и Она, проживающие свою новую жизнь. Девушка прижимается к Джеймсу, словно бездомный котенок. Ей это нужно. Необходимо. Она так давно искала убежище... И кто поверит, что нашла его в клетке?.. Кейт слышит каждый тихий выдох Джеймса, губы касаются его груди. Непроизвольно, с нежностью, как легкий свежий ветерок перед дождем. И вопрос мужчины не ставит ее перед выбором. Его больше нет. Кейт приподнимается, чтобы заглянуть Джеймсу в глаза. Она касается губ мужчины, чтобы ничего не доказывать словами. Только на подсознательном уровне... Кейт чувствует эту энергию, исходящую прямо из сердца. Потому что ее ответ самый настоящий. Только так она может сказать всю правду. "I DO" November 8, 2006.
James "Sawyer" Ford: Это и был ответ. Сойер понял это не сразу, глядя в глубокие, потемневшие, чуть прикрытые глаза Кейт, полные нежности, все еще ожидая каких-то слов. Он отпускает ее теплые губы только затем, чтобы услышать это желанное признание, которое наконец-то прервет бесконечно многоточие в их отношениях, и слышит только дыхание. Ее и свое - сбивчивое, будто он срывается с той самой скалы на побережье, откуда смотрел на остров, куда уже никогда не вернется. Это все?.. Поцелуй говорит "может быть", говорит "успокойся, я с тобой", говорит "ты можешь думать, как тебе нравится", говорит "я никуда не уйду" и даже "это было чудесно". Но не может сказать Сойеру "да", потому что для этого ему нужны звуки, для этого нужны слова: - Я тоже тебя люблю, - произносит он мягко, чтобы она понимала: он нестерпимо жаждет понять этот жест так, как хочет Кейт, которая знает его натуру достаточно, чтобы осознавать, что Сойеру ни за что не хватит духа повторить вопрос. Или гордости. Потому что он устал гоняться за химерой по имени Кейт Остин, устал от полутонов, устал от мысли, что даже сейчас, когда ей открыты все двери, когда он не держит ее мертвой хваткой, а она все равно прижимается к его груди с силой чувства, для себя необычной и слишком откровенной, она все равно ускользнет, потому что его скоро не станет. Они не какие-нибудь ангелы. На небесах такие люди не соединяются. И в аду тоже - его не существует. Существует лишь плотское, нежное и туманное "может быть" и его с виду уверенное "тоже", говорящие, что вроде бы наконец-то у них все как у нормальных людей, что он наконец-то не просто слепо влюблен, но и не боится сказать об этом, и от сказанного падает с души камень. И Сойер пытается не обращать внимания на то, как тянет сердце, словно оно продолжает падать вниз со скалы вместе с этим камнем, не чувствовать себя одураченным, потому что, даже если он жестоко обманывается, это очень ненадолго. Зато есть время почувствовать себя счастливым, пока ожидание смерти не выдрало его из теплой полудремы. - Оденься, - растерянно говорит он девушке после долгого молчания, гладя ее по спине, когда камера наверху и разбросанная по клетке одежда Кейт вторгаются в его грезы. Он больше не отчаявшийся зверь, который ищет жизни в обладании любимой женщиной на глазах у врага, теперь ему омерзительна мысль, что эта женщина будет выставлена на всеобщее обозрение, когда за ним придут палачи.
Kate Austen: And we ignored our others, happy plans For that delicate look upon your face. Веснушчатый носик упирается в грудь Джеймса. Кейт слышит всё, ее тело вновь покрывается мурашками. Необъяснимо. Она не верит своим мыслям, которые успокаивают нарастающее внутри желание сказать то же самое. Он думает, что она не хочет врать? Или то, что на самом деле боится своей правды, прикрываясь молчанием? Кейт привыкла так жить. Всё - привычка. Придуманная. Сколько раз она уходила от любимых именно с этими тремя словами "я люблю тебя", сколько раз они погибали из-за нее. Прощалась с людьми, открывая под конец им самое главное - быть с ними и любить их - не одно и то же. С Джеймсом Кейт не могла прощаться. Не могла отпустить, не могла... И пусть эти слова никогда больше прозвучат. Сейчас Кейт вспоминала как дожидалась утра в одном из мотелей Айовы. Как не могла сомкнуть глаз, всматриваясь в черноту стен. Видела только призраков прошлого, которые витали вокруг нее, шептали приговор - "я люблю тебя. я люблю тебя. как ты могла так сделать?", после чего улыбались. Той улыбкой, искренней, не ждущей ответа. На прощание. Как и Кейт. А они до сих пор здесь. Становилось всё темнее, но холод всё дальше. И от мысли, что у них еще есть время, становится спокойнее. Кейт не хочет думать о том, что ждет их. Пусть всё будет так, как будет. В первый раз она с легкостью отпускает ситуацию. Но не Сойера. И ведь не она станет виной того, что "Другие" сделают с ним утром, ведь в этот раз она может просто быть не при чем. Не при чем... самый удобный вариант? И вот она снова боится, но в следующую секунду вновь расслабляется. Ей тепло и уютно в руках Джеймса, в его рубашке... Нежные прикосновения, едва ощутимые ласки... У них было так много времени, но "рассвет" неизбежен. Кейт поддается вперед, с неохотой, но понимая, что в любой момент сюда может кто-то придти. Неловкая ситуация, вновь сальные взгляды, насмешки... Они это всё проходили. К чему жестокие повторы? Девушка поднимается, но не замечает как с плеч спадает рубашка. Жар тела не дает ей почувствовать вечерний холодок, Кейт всё еще там... в объятиях Джеймса. На лице появляется неожиданная улыбка, словно девушка совершила какую-то глупость и это ей кажется... забавным. Без труда обнаружив свои вещи, девушка одевается. Повернувшись к мужчине, Кейт уже натягивает майку. Затем поднимает хитро упавшую рубашку и протягивает Сойеру, садится рядом. И загадочно смотрит на мужчину, словно оттягивает какие-то слова... Вновь становится серьезной, словно что-то вспоминая... - Я с тобой, - спустя минуту совсем тихо произносит она и крепко сжимает его ладонь. Поднимает хрупкий взгляд на Джеймса. Пусть она произнесет эти слова, потому что они скажут намного больше.
James "Sawyer" Ford: От рубашки не было никакого толка. Она не спасала от полуденного зноя, которого Сойер уже не почувствует, не защищала от вечерней прохлады, местами прохудилась и не могла закрыть его от пули. Грязная, порванная в нескольких местах тряпка, но сейчас и до конца жизни это его единственная броня. Броня, которая с легкостью скользит вниз, с горячих плеч Кейт, не оставляя ни единого сантиметра ее обнаженного тела без внимания трех глаз - Сойера и камеры. Казалось, она не сделала ни единого, даже самого неуловимого движения, чтобы прикрыться, чтобы трусливо продемонстрировать, как ее кожу жгут их невидимые взгляды. Вместо этого она улыбается, не оставляя Сойеру иного выбора, кроме как хитро прищуриться в ответ на эту невинную улыбку. Ей просто все равно, кто видит ее сейчас, и какие у этих людей сейчас мысли, или она старается абстрагироваться, сделать вид, что ее сознание все в пределах этой клетки, что она сейчас существует только для него, и ей наплевать на все остальное? Что хуже - провести оставшиеся часы, сомневаясь в этом, или представляя себе, что станет с этим телом, когда Сойер издаст последний вздох? Кейт скидывает броню, словно напоминая ему, что защитить ее нечем, хрупкую, нежную, босую. Но в этот момент, вместо того, чтобы терзаться сомнениями и страхами, Сойер просто смотрит на нее снизу вверх, неотрывно, прищурившись от жара, который она разгоняет в его груди, пока влезает в свою одежду. Он давно не смотрел с таким упоением на то, как женщина одевается. Если ты не хочешь выпить - ты труп. Если ты не хочешь мяса - ты труп. Если ты не хочешь женщину - ты труп. Я живой, черт побери, - повторяет Сойер про себя, протягивая руки в рукава из горячей ткани, обволакивающей его торс родным и терпким запахом, который он не хочет от себя отпускать. Но это ненадолго, - отвечает его внутреннее чутье, сжимая сердце подобно тому, как он сжимает ладонь Кейт в своей, отвечая на ее уверенное рукопожатие. Прорываясь сквозь глухую и томную апатию, отгораживающую его от паники приближающейся бойни, в его глазах маслянисто вспыхивает благодарность, и Сойер рассеянно произносит низким голосом: - Теперь и умереть не страшно. Зато то, что ты со мной, пугает меня хлеще атомной войны. Потому что со мной опасно. И какого черта я напомнил тебе об этом? Какого черта не ответил, что тоже с тобой? Наверно, по той же причине, что ты не сказала, что любишь меня. Это подходило бы идеально для какого-нибудь сопливого фильма, где я - не твое проклятие, Веснушка, которое любит тебя, хочет тебя, а получив, не знает, как распорядиться этими несколькими часами, что у него есть.
Kate Austen: Кейт казалось, что время остановилось. Специально для них. Не существует "Других", всех этих станций, даже острова... Хотелось просто представить себе, что она держит Джеймса за руку не потому что боится его потерять, боится, что его с легкостью заберут у нее. Нет, ей хотелось чувствовать его теплоту. Уже не жар, который пропитал ее тело. А человеческое тепло. Раньше ведь всё было по другому. Когда они успели так измениться? Это опасно? Это надолго?.. Почему никогда нет ответов на вопросы? Почему постоянно требуется додумывать, рискуя каждым действием? Ей становилось невыносимо горько от того, что ее роль в этой истории может повторится. А она больше не может убегать, оставляя близких на краю пропасти. И убегать от самой себя, повторяя, что это просто несчастный случай, всего лишь гребанный несчастный случай... И жалеть себя, в первую очередь себя за то, что произошло. Стоп. Перемотка назад. Кейт всё еще здесь. Рядом с Сойером. И никуда не торопится исчезнуть. Больше прошлого поворота событий не будет. Ничего не может быть вечно. И если они все начали новую жизнь на этом острове, то она началась именно сейчас. Пусть у них нет лишних минут, пусть у них уже появляются смутные представления о будущем. Пусть. Прошлое у них никто не отнимет. Наверное, Кейт в первый раз в жизни твердо это решила. - Ты не умрешь, - это ее главное желание. Кейт еще крепче сжала ладонь Джеймса и опустила голову на его плечо. Она так хотела, чтобы он успокоился и поверил ей. Для нее это было бы самым ценным. - Не умрешь.
James "Sawyer" Ford: Врешь и не краснеешь, - течет мысль в голове у Сойера, пока его лицо решает, какую форму принять - горько усмехнуться или расплыться в ласковой улыбке. Получается что-то среднее, и он рассеянно гладит Кейт по плечу той рукой, которая не впитывает жадно тепло ее ладошки. Мягкость ее кожи умиротворяет, эхом отдаваясь в его спокойном тоне: - Я бы не отказался от такого расклада, - произносит Сойер неопределенно и немного скептически. Соглашаться с Кейт абсурдно, возражать - больно, в первую очередь для нее: каждое "я сдохну, я сдохну, я сдохну" накаляет атмосферу, напоминает о том, что его следует жалеть, что следует пожалеть и себя, потому что она, по всей видимости, неотвратимо отправится вслед за ним, насильно погружает ее в весь этот ужас, когда она могла бы так же нежиться в его объятиях и вести себя, как будто застыла в одной-единственной секунде бытия. Ее ложь - как опиум, наполняющий легкие и успокаивающий раздрай в душе Сойера, и его отчаяние, желание до одури бороться за жизнь, разбиваясь в кровь о решетку незапертой клетки, страхи и чувство вины оседают вниз опавшей листвой. И у него пока нет сил пинать эти жухлые грязные листья ватными от нежности ногами. Ты бесстыдная лгунья, Кейт Остин. Но сейчас это не имеет значения. Хотя, имеет. Фишка в том, что я ни черта на тебя не в обиде. Только ложь сейчас может дать ему покой. Сознательная ложь, а не метафора, полунамеками говорящая о вечной, всепобеждающей и небесной любви - это сказка не про них с Кейт. Не метафора, которой она хочет сказать, что от него скоро останется какая-то эфемерная часть в виде воспоминания или чувства, которую она будет хранить, если выживет - здесь нет ни слова о жизни, когда за тебя живет нейрон в чьем-то мозгу, в котором твои личные качества записаны как на дискете. Не метафора, которая была метафорой, когда Сойеру вынесли приговор, была метафорой, когда он вопреки этому чувствовал себя живейшим из живых, и останется всего лишь метафорой, когда ему сделают красивую дырку между глаз. Будет несправедливо, если Сойера не будет, а эта поэтическая дурь останется. Ему невыносимо хочется, чтобы она врала, пускай для нее это означает четкое как никогда осознание всей жестокости их тюремной драмы, без попыток запудрить самой себе мозги и отсрочить момент, когда нужно будет признать: сейчас все будет кончено. Но его истинное желание - чтобы Кейт действительно хотела убедить его в своих словах, чтобы хотела погрузить его в это идиотическое забытье, где он не думает о смерти, где нет темноты впереди и иррационального ужаса перед пропастью, где он полудремлет на полу клетки, думая, что так будет, если не всегда, то, по крайней мере, очень долго. Чтобы своей ложью она стремилась снять этот камень у Сойера с души. И для такого эффекта ему даже не обязательно ей верить. Потому что ее намерение звучит даже лучше пресловутого "Я люблю тебя", словно, разучившись говорить правду, только ложью она может спасти его от одиночества.
Kate Austen: Save tonight Fight the break of dawn Come tomorrow Tomorrow I'll be gone Передать внутренний свет намного легче, чем отнять. Как бы парадоксально это не было. Не отдаваться полностью, но поделиться частью своего тепла и раствориться в полумраке... свет живет везде. В темной клетке блестит еще ярче. Переливается. Играет с их воображением, создавая немыслимые картины того, что их ждет за решетками. Так удивительно. Раньше Кейт была уверенна, что после "решетки" жизни нет. Она не сможет быть такой, какой была раньше. Не сможет жить свободной. Ей будет казаться, что прямо на лбу клеймо: "преступница" не даст ей спокойно выходить на улицу... А что дальше? Сколько лет прошло с тех пор, как она совершила поступок, стоявший прежде всего ЕЕ жизни? А сколько людей она встретила, которые помогли ей побороть страх быть собой? Всё той же озорной девчушкой с косичкой и хитрой улыбкой на лице? В голове сразу же появился ответ: - два... И через мгновение: - один. А сколько останется завтра?... Представлять будущее в радужных тонах - это не ее. Не для нее. Сколько раз за ночь она об этом себе скажет? Лучше промолчит. Уткнется веснушчатым носиком в предплечье Джеймса и будет молчать. Молчать. Молчать. Надолго? Сколько у нее еще осталось минут, чтобы своим молчанием заглушить его тревогу? Говорить то, что всё будет хорошо и "ты не умрешь" - не одно и то же. Можно только думать о том, что Сойера не тронут, что насмешки Пиккета - это всего лишь ребячество, но в сердце всё равно будет твердить - "Ложь. Ложь. Ложь. Не будь дурой. Когда они хотят кого-то убить, шутки становятся предупреждениями". А можно задержать дыхание, сжать ладонь Джеймса еще крепче, чтобы на самом деле знать - он еще здесь, он совсем рядом, - и поверить в то, что он не умрет. А для Кейт это было очень трудно. Когда это произошло?.. - Я не отниму у тебя то, что было, - она никогда не будет жалеть. Непохожее. Непонимающее. Но правильное. И чертовски жизнеутверждающее. И, что, на самом деле, ждет их за этой дверью клетки?..
Game Master: Время шло, а легче не становилось. Хотя, может, Дэнни хотел всего и сразу, а прошли лишь сутки... Но чувство потери, терзавшее его, он ощущал каждую секунду. Колин не проснулась сегодня рядом с ним. Завтрак без Колин. Весь день без Колин. Сочувствующие взгляды, которые он чувствовал спиной, и иногда - в лицо. Все это подтачивало его, мучило, изматывало, и возвращало к тому, что он не доделал вчера... к смерти Джеймса Форда. Все-таки надо было тогда закончить начатое, надо было нанести еще пару ударов, чтобы "Сойер" сдох как собака на глазах у Кейт. Но тогда Дэнни не смог этого сделать. Сейчас сможет, в этом сомнений не было. Операция Лайнуса - удобный момент, до Дэнни и пленников никому нет дела. Да, к тому же, Пиккетт был убежден, что, отдавая свою жизнь в руки Шепарда, Бен совершает роковую ошибку, и.. кто знает, будет ли кому наказывать Другого за неповиновение, когда все закончится. Дэнни решительно шагал к клеткам, чувствуя на поясе ствол заряженного пистолета, следом за ним, не отставая ни на шаг, шел Джерард - у того были какие-то свои счеты к Остин, и Пиккетта мало интересовало, какие именно. Главное, что у него был помощник. Развернувшаяся перед их глазами картина всколыхнула внутри былую ярость. Дэнни нехорошо усмехнулся, доставая пистолет и направляя его на дремавшую друг у друга на плече парочку. - Надо было убегать, пока была возможность. Пошли, Джеймс.
James "Sawyer" Ford: На какое бы время Сойер ни забылся сном, оно пролетело как один миг. Нет, даже меньше того - забытье, недобрая усмешка Пикетта и звук взведенного курка втиснулись для него в одно мгновение. А в следующее адреналин стремительно подкинул его в воздух, заставив твердо встать на ноги и включить задремавший после упоительных часов любви инстинкт самосохранения. Адреналин взмыл вверх как разжавшаяся пружина с металлическим визгом "Началось!", как бы направленный на Сойера ствол ни кричал о том, что сейчас, может быть, через еще всего одну секунду, все закончится, пружина, которая словно утянула за собой с пола и Кейт, пока их тела еще помнили, что они единый организм, и Сойеру чудилось, что голова девушки все еще остается у него на плече. И их последнее объятие - за плечи, за чуть перекрученные лямки светлой майки, за прилипающие к спине концы ее волос - длится всего секунду, прежде чем Сойер сгребает Кейт левой рукой и заставляет ее податься назад, чтобы заслонить от пистолета, инстинктивно, мечтая стать непробиваемым. И ему даже все равно, что Рэйвен оказалась права, и Дэнни сейчас произносит его имя, его, а не Кейт собрался вести на казнь - защищает он все равно ее, потому что стоящий в шаге за спиной Пикетта Джерард пришел именно за ней и только и ждет, когда девушка лишится их единственной хлипкой брони - его внутренней ярости. Надо было придушить этого козла, когда была возможность, - вторит Сойер Пикетту, волком глядя на Джерри. - Надо было убегать, пока была возможность умереть где-то еще. Надо было сидеть в лагере и сделать этот остров нашим чертовым домом. Надо было побыть с ней еще, надо было еще раз... Надо было вытрясти из нее это "Я люблю тебя". Надо было попросить прощения за все... Надо было, надо бы, надо... надышаться. Надышаться, надышаться, нады-мать-твою-шаться. И чтобы вздохнуть полной грудью и перестать прокручивать в голове вещи, которые он уже никогда не сделает, Сойер должен драться, иначе, пускай хоть за минуту до выстрела, он уже труп, иначе к этому длинному списку невыполненного прибавится позорное и доводящее до безумия "я не попытался защитить ту, которую любил". - А здесь евроремонт боишься перепачкать? - мрачно спрашивает он у Дэнни, добавляя к своей дешевой жизни еще секунд десять времени. Его приведут к какой-нибудь выгребной яме и там пристрелят - видимо, таков их замысел. А если он не пожелает идти, его просто поведут силой. Только дотроньтесь. Ну вперед. Кис-кис-кис, ты, ублюдок, - передразнил Сойер Джерарда, глумливо глядящего ему за спину.
Kate Austen: These precious things Let them bleed Let them wash away These precious things let them break Their hold over me Теперь внутри них остался лишь сжимающийся комок счастья, который от каждого резкого движения становится всё меньше. От дрожи рассасывался, а затем смешивался с алой кровью, которая уже готова была пролиться на землю. Всё взаимосвязано. И их прежняя сила лишь выборочно сохраняла воспоминания о тех драгоценных часах, которые делали Кейт и Сойера неразлучными игроками в жизнь/смерть, любовь/злость, ложь/правду, страдание/удовольствие... Когда Джеймс по инерции поднял ее с земли и завел за свою спину, Кейт словно ударило электрическим разрядом. Ток прошел по ее венам, замедлял реакцию и не давал сделать лишних движений. Страх вновь ворвался к ним в сердца, в душу, как бушующий ветер. Со смертельной быстротой. Девушка увидела Дэнни, а за ним Джерри и сделала шаг назад. Держа Джеймса за руку. Еще крепче. Еще безнадежнее. С такой умоляющей силой, словно, если они будут стоять дальше, это что-то изменит. - Не надо, не надо, - безмолвно повторяла Кейт, пытаясь придумать, как им сбежать отсюда. Но ведь они сами закрыли от себя все выходы несколько часов назад. А для кого сейчас это будет иметь особую ценность? Кому будет не плевать на то, что у них было? Никогда не было. И сейчас ничего не изменилось. Пиккет - коп, загнавший в угол двух преступников, которые забыли о бдительности, забыли о страхе быть пойманными, забыли о том, кто они такие. И сейчас хотят, чтобы все видели созданные за ночь новые образы, которых на самом деле не существует. Для всех их жизнь - иллюзия. Гонка от настоящего. У таких нет ничего, поэтому они бесприютные бродяги, проводящие ночь в грязных клетках и ищущие света в темноте. Вот, она смерть. К ней уже можно прикоснуться кончиками пальцев. Холодно, ты чувствуешь? И быстрое биение сердца - предзнаменование быстрого его замедления. Ведь когда ты задыхаешься, дышишь часто-часто. Жадно-жадно. А потом остановка. Их - выстрел. - Джеймс... - ее голос задрожал. Кейт теребила руку мужчины, чтобы он обернулся. Чтобы не смотрел на разгневанное лицо Пиккета, не видел как тот заряжает свой пистолет и пускает пулю. Пусть Сойер запомнит ее глаза, пусть смотрит в них и не дает отвлечься. Не дает бояться. Как прежде. Сделай это, сделай. Пусть чувствует ее, как прежде. Потому что для них ничего не должно меняться. Только не сейчас. Самое важное у них произошло. И ценность этого в том, что никто об этом больше не знает.
Game Master: - Да, а то мало ли кому еще из ваших придется жить тут и любоваться на твои мозги, размазанные по медвежьей кормушке, - в голосе Дэнни, впрочем, не было ехидства или глумления, на них его просто не хватало, он с трудом сдерживался, чтобы не пристрелить Сойера прямо здесь и сейчас, чтобы не отомстить за Колин слишком быстро. Эти двое должны успеть прочувствовать то, что чувствовал он сам, когда зверем метался возле операционной, когда чуял - все кончится плохо, но надеялся до последней секунды. Пусть и они надеются. Пусть. Ничто не спасет их, как не спасло Колин. - Давай, шевели ногами, Джеймс, - Пиккетт качнул головой в сторону распахнутой двери и рука его сильнее сжала рукоять пистолета. - Джерри, котенок, а не Джеймс. Забыла? - охранник сжал предплечье девушки, рванув ее на себя из-за спины Сойера. - Иди ко мне. Я тебя развлеку, пока наши приятели беседуют. "...и утешу, когда этот сукин сын ответит за то, что прервал наше маленькое свидание."
James "Sawyer" Ford: Любимая, не смей дрожать, Не смей дарить им радость. Все кончено: окружены. Не вздумай при них плакать. Как я люблю твои глаза! Лихорадочное прикосновение пальцев Кейт к его ладони создавало иллюзию, что у нее так же мелко подрагивает рука, как и голос. На секунду Сойер застыл, не позволяя себе обернуться. Нет, только не смотреть в эти бездонные глаза-океаны, на дне которых плещется страх, уже и так ощущаемый кожей, передающийся ему через поры ладони, словно в насмешку нашептывая, что они теперь одной крови, как никогда. Все, как он хотел. Только эта кровь слишком скоро прольется, но не раньше ее слез. Сойер не хотел бы запомнить слезы - он хотел бы запомнить глаза: две сверкающие капли океана, искрящиеся на солнце от ее улыбки, когда Кейт суетилась вокруг него в лагере с ножницами, колдуя над стрижкой, которую так и не закончила, игривый взгляд из-под ресниц, с которым она потом втолкнула его в палатку. Но вместо этого он чувствует, что, стоит ему остановить взгляд на лице Кейт, как их обоих накроет, столкнет друг с другом, как уже было пару часов назад, и парализует в этом положении, отняв способность защищаться и способность защищать. Не реви. Не смей реветь, твою налево! - Сойер стискивает зубы, почти скалясь на Джерри, который уже не подкрадывается к Кейт как животное, питающееся ее ужасом, а подваливает по-хозяйски, как будто Сойера уже нет в живых. Их руки размыкаются, так и не успев на прощание уцепиться друг за друга покрепче, как будто это прикосновение спасет их от самого страшного, и внезапная пустота заставляет его захотеть вырвать с мясом у Других свое право на последнее слово. У него не было времени рявкнуть "Отцепись от нее!", но, съездив Джерри по физиономии кулаком, он имел это в виду. Удара было достаточно, чтобы пару секунд тот не был занят ни Кейт, ни Пикеттом, на которого Сойер набросился со всей яростью, опрокинув твердую как кирпич тушу Другого на решетку, одна рука - на сонной артерии, другая - на запястье руки, сжимающей пистолет, лицо - нос к носу, глаза в глаза. - Бросай ствол, - угрожающе прохрипел Сойер сквозь сжатые челюсти. А то придушу как щенка к чертовой матери.
Game Master: "Ах ты..." - парочка крепких отборных слов в адрес Сойера пронеслась у Джерри в голове, когда мощный кулак с силой вмазал по еще не успевшим поджить после утренней стычки синякам. Лицо взорвалось болью, в голове зашумело, и Джерард выпал из ситуации на пару секунд, дав возможность Форду одержать верх над Пиккеттом, но не настолько долгих, чтобы позволить сориентироваться Кейт. Едва придя в себя, мужчина сгреб девушку в охапку и швырнул в прутья клетки, больно заломив руку за спину. Ему не нужен был пистолет, нож, другое оружие... Если бы он захотел, он бы просто и легко свернул ей шею, и физических сил бы более чем хватило. Но Джерард все-таки уткнул девушке в затылок ствол затяженного пистолета, прежде, чем у него возникла мысль, чем еще можно усмирить Сойера помимо дырки в голове его подружки. "Покомандуй мне еще, паршивец..." - Отпусти его, - угрюмо посоветовал Джерард, сильнее заламывая руку Кейт, выкручивая ей суставы, лишая возможности сопротивляться, пытаясь заставить ее застонать от нестерпимой боли. - Отпусти, я сказал. Иначе я сейчас оттрахаю ее на твоих глазах, сволочь, - "и не подумай, что я шучу."
James "Sawyer" Ford: Если я умру быстрей тебя - ты догоняй. Выстрел ртом лови, не прячь лицо - Кричи, кричи, кричи. Иногда стоит хотя бы на секунду почувствовать единение с кем-то, как начинаешь думать за этого человека, пытаться дистанционно управлять его поведением, ожидая, надеясь и забывая, что для этого в действительности не хватает какого-то сложного кода доступа. И почему Сойер думал, что Кейт непременно удастся улизнуть, исхитриться, так, чтобы Джерри схватил только воздух? Почему надеялся, что девушка успеет воспользоваться суматохой и сделать то, что умеет лучше всего на свете - удрать?.. Пикетт скалился в трех сантиметрах от его лица, на расстоянии укуса, скалился от боли и от торжества. Сойер еще сильнее сжал пальцы на глотке Дэнни, словно чтобы от удушья у того не хватило мозгов припомнить, как два дня назад он живописал Сойеру зверское убийство Кейт, еще не подозревая, что в скором времени станет мечтать, как бы его убедительный блеф произошел на глазах у пленника на самом деле, чтобы не хватило бодрости одобрительно усмехнуться в адрес Джерри, чтобы рука Пикетта наконец перестала так уверенно сжимать оружие, уже бесполезное для Кейт, которой сейчас угрожает пистолет у затылка. Вот и все, милая. Сойер ни на секунду не сомневался, что эта мразь готова исполнить обе угрозы: дикую собственную и безмолвную - пистолета, причем - с него может статься - может быть, и в произвольном порядке. Не сомневался, как не сомневался в том, что, когда он выйдет из этой тюрьмы в вечность, сценарий не поменяется. Сейчас он может только дать Кейт время, всего пару десятков минут или около того - не слишком роскошный прощальный подарок, но больше предложить Сойеру нечего. Как бы она не призывала его бороться, как бы ей ни была нужна его кажущаяся несокрушимой сила, это только продлит агонию. Это ее убьет. А я, черт побери, не хочу, чтобы ты умерла. И не хочу... смотреть. - Перед глазами Сойера на мгновение предстала картина, которую Пикетт уже описывал ему раньше: Кейт, рыдающая от боли, придавленная шоком к утоптанному полу, свернувшаяся у стены клетки калачиком вокруг раны на животе, - и он вдохнул в себя воздух яростно, испепеляя Джерри взглядом и желая ему от всей души гореть в аду вместе с собой самим, вместе с прозрачными и до одурения примитивными провокациями Дэнни, с Бенджамином и его облезлым кроликом, с Джеком, который, очевидно, упрямствует где-то поблизости, не соглашаясь ни на какие условия, со всеми этими довольными затянувшимся отпуском пассажирами их рейса, не нюхавшими жизни в звериной клетке и сухого корма для медведей, с этим проклятым богами всех религий островом. Гори, гори, гори все синим пламенем, как сейчас горит его душа. Жаль, что даже сейчас мы не можем договориться, Веснушка. Наверно, и за это я тебя любил. С сожалением Сойер бросил последний взгляд на ту же девушку, что несколько дней назад запускала пальцы ему в волосы и улыбалась - странно, что даже сквозь гримасу боли, отчаяния и гнева на ее лице он это помнит - на все ту же девушку, которой он врал и от которой уже ушел однажды так же, как сейчас... Теперь ты догоняй, беглянка. Сойер оттолкнулся от решетки и прижатой к ней туши Пикетта, и его сердце сжалось, начиная обратный отсчет.
Kate Austen: Days before you came Days before you came Days before you came Days before you Do what you anyway До того как это всё началось, как ад проник на землю и перевернул всё вверх головой - сделал преступников святыми, а полицейских моральными уродами, на несколько секунд в мире восторжествовала гармония. В тот самый момент, когда Кейт лежала на плече Сойера и дышала своей любовью, вслушивалась в аромат собственных дурацких мыслей и как маленькая девочка верила в то, что всё будет хорошо. И она не посмеет себе дотрагиваться до темноты, а еще хуже - тянуть за собой Джеймса. - Достаточно ли трех секунд, чтобы забыть человека? Достаточно ли трех шагов, чтобы забыть человека? Достаточно ли трех слов, чтобы забыть человека? Трех выстрелов? Трех взглядов? Трех ударов? А их двое. И у них столько историй, что скулы сводит. И вспоминаешь каждый раз, что тогда надо было поступить по другому Надо было сдаться. Надо было отпустить. И поддаться искушению. Умереть от счастья, а не от боли. С ним. В обнимку, а не прижатой к клетке холодными пальцами и грубой отталкивающей силой. Это не ее. Кейт больше не хочет думать о том, что их ждет. Она хочет остановить момент и проживать его. Почему детские мечты вновь находят ее? Даже на этом богом забытом острове Кейт такая же маленькая девочка, которая хочет, чтобы любимые люди не отпускали ее. И сейчас было так страшно начать. Этот головокружительный отсчет. Их личная воронка, где вместо океана кровь. Всё ниже, всё безнадежнее, потому что ты уже внутри. Думаешь как мертвец, дышишь как мертвец. Кто сказал, что их еще не убили? Что Джерри и Пиккет не получили по морде, а вместо этого сделали то, ради чего пришли? Кто сказал, кто?.. Наверное, у Кейт раздвоение личности. Потому что нельзя бояться и быть сильной одновременно. Сходить с ума от одной только мысли, что детские мечты опять ее подвели, видеть перед собой любимого человека и понимать, что то время, которое ты с ним провела было настолько ничтожно, что хочется кричать. И она кричит. И Кейт было все равно, что говорил Джерри. Она пыталась закрыть глаза, пыталась заглушить эти громкие удары в голове, которые отсчитывали в обратном порядке. - Нет! Нет! Нет! - истошно кричит Кейт. Ей не мешает стольная хватка охранника, она даже не пытается сопротивляться, потому что она смотрит в глаза Джеймса. И видит всё. Та мгновенная вспышка, которая говорит лучше всех слов. Что он готов сдаться ради нее. А она этого сделать раньше не могла. Она убегала и думала, что это выход. Что так она не станет ближе. А ближе, значит, роднее. А любимые уходят всегда. До того как ворвутся в твою жизнь, они уходят. Раньше безмолвно. А сейчас с выстрелом, который Кейт слышит. И не убегает. Ирония судьбы. Она опять ее находит. И бьет по самому больному. - Борись! Не смей сдаваться, Джеймс! - Кейт хочет справедливости там, где ее не было с самого начала. Всё как в детстве. Мальчик и девочка должны понять, что завтра наступит без них. Только в этот раз исход наиболее щедрый. Их смешают с грязью. В буквальном смысле. Пусть. Если она не сможет больше разделить с ним жизнь, то разделит смерть.
Game Master: "Джерри, хоть и редкостный придурок, работает четко." Пиккетт кашлянул, прочищая дыхание, и потер пальцами горло, неприязненно глянув на Сойера, а затем на напарника. "Главное, чтоб этот идиот не вздумал и впрямь ширинку расстегивать..." - Идем, Джеймс, - предостерегающе глянув напоследок на Джерарда, Дэнни вывел пленника из клетки. Всколыхнувшееся было раздражение опять улеглось, оставив лишь спокойную холодную уверенность... и боль, которая уже не отпускала. С того самого момента, как ему сказали о смерти жены. С того самого момента, как ему запретили мстить за нее. С того самого момента, когда он бил, бил Форда по лицу, почти не видя его, но чувствуя, как кулаки сбиваются в мясо, как его кровь мешается с кровью пленника, как каждый удар отзывается криком Кейт. - На колени, - в голосе не было ни свирепой ненависти, ни излишней жестокости. Только убежденность в том, что его послушают, потому что иначе все закончится еще быстрее и еще хуже. - На колени, Джеймс. Пиккетт бросил короткий взгляд в сторону Кейт и Джерри - отчасти для того, чтобы убедиться, что напарник не осуществляет свою угрозу, отчасти чтобы девушка поняла - он обращается именно к ней. - Я хочу, чтобы ты смотрела. Смотрела на то, как он сейчас прострелит башку тому, кого она любит. И пусть ей тоже не хватит сил и самообладания пережить эту смерть, как не хватило Пиккетту. Потому что даже если она выберется, выживет, сможет продолжить топтать эту никчемную землю - она никогда не забудет. Как не забудет сам Дэнни.
James "Sawyer" Ford: Двигаясь одеревенело и медленно, подобно роботу старой сборки, он выволок будущий труп из клетки. А так до моей башки не допрыгнешь? - Эта полная презрения колкость уже готова была слететь у Сойера с языка, когда Пикетт, не дождавшись немедленной реакции пленника на приказ, решил усмирить его гордость толчком в плечо и тумаком по загривку. - Чертов ублюдок. Это могли бы быть последние в его жизни слова. Он мог бы разразиться проклятиями и крыть Других до тех пор, пока из него не вышибут красноречие вместе с мозгами. Он мог бы сейчас умереть ненавидя - ненавидя Пикетта, ненавидя Сойера, ненавидя себя самого. Истошный крик Кейт разом завладел его вниманием, прекращая любую брань, которую он швырнет своему палачу в лицо, в рой мелкой мошкары, безобидно щекочущей их лица, и боль от удара тоже гаснет перед отрицанием, мольбой, яростной твердостью в глазах девушки, тоже кричащими о том, что главной трагедии еще не произошло, и... Прости, что тебе приходится это видеть, - хотел бы сказать Сойер, когда повернул голову к клетке и подставил Дэнни затылок, нетерпеливо клянчащий пули, скорее, чтобы не видеть больше, как сильно Кейт вжимается сама в решетку, будто пытаясь пройти сквозь нее, чтобы подбежать к нему и отрезвить пощечиной, выбив из него всю эту упадническую чушь, что мешает вскочить и приложить Пикетта лбом, как она сжимает холодные прутья, словно стремясь их раздвинуть, как тянет шею, как будто может протиснуть голову между ними. Сойер мог бы сейчас выкрикнуть в эти испуганные горящие глаза много недосказанного - как его на самом деле сводят с ума ее волосы, как он хотел ее с того момента, как они боролись за кейс с оружием в его палатке, как ему в действительности больно было бросать ее на острове, когда он пытался свинтить оттуда один, как ему стыдно за все, что он ей сделал дурного, как ему жаль, что у них ничего не получилось, или что получилось, но так ненадолго. Однако, вместо всего этого Сойер просто хрипло гаркнул: - Закрой глаза! - Вот его последнее слово. Не смотри. Не вздумай на все это пялиться. Вот единственная вещь, которую Другие в этот момент не в состоянии заставить Кейт сделать - насильно разлепить ей веки и не позволить отгородиться от его крови, от его трупа, от собственного страха умирать второй. Сойер напоминает ей, что здесь и только здесь у нее сейчас есть выбор - видеть его смерть или принять ее постфактум, и, будь его воля, он бы и уши ей заткнул. Его последними словами могли бы быть "Я буду всегда любить тебя", но это ложь - вот-вот грянет выстрел, и среди присутствующих любить Кейт Остин уже никто не будет, тем более "всегда". Он мог бы умереть любя - любя каждую веснушку на ее скулах, любя ее исцарапанные запястья, любя ее голос, который в следующий миг, кажется, сорвется. - Закрой глаза, Веснушка! - повторил Сойер более требовательно, замечая по ее решительному лицу, что Кейт просто его не слушает, что она много сильнее его в этом выборе, потому что не отводит глаз от последней минуты близкого человека и не бежит от нее под чей-то прицел, как поступает сейчас он из страха, который она тоже неизбежно различит в нем. Пожалуй, на коленях даже удобнее - не так заметно, как эти колени у тебя трясутся, и с какой горечью ты задираешь голову, глядя в последний раз на темнеющее небо. Сейчас он мог бы умолять, позволив Дэнни окончательно себя унизить, и эти мольбы стали бы его последними. Он мог бы умереть в страхе - страхе боли, в страхе за судьбу Кейт, в страхе того, что ожидает Сойера там, за гранью, в то время как он уверен, что там нет ни черта. Что он чувствует в этот момент - абсолютно неважно. Неважно, что эти чувства кипятят его кровь до максимума, будя желание кричать что-то нечленораздельное, чтобы выпустить пар и напряжение, подскочившее в его груди за какие-то минуты. Неважно, хочет ли он, обреченный, умирать. Важно одно - поскорей бы. Делай, черт побери, скорее то, что задумал. Прекрати ее мучить.
Kate Austen: Нет шанса выбраться из собственного ада, где Джеймс стоит на коленях, а тьма вокруг него затмевает весь свет, который еще может быть виден. Он хранится даже в зеленых деревьях, с которыми играет ветер, доказывая им как беззаботно они могут колыхаться... и жить. Ураганы предназначены для того, чтобы выживали сильнейшие. А, может быть, чтобы напомнить о жизни? О мирных спокойных деньках (и пусть их было всего несколько, важно, что они были. Потому что хорошее, как не хочешь, живя в постоянном страхе и напряжении, забыть нельзя.) - Нет! Сволочи, что же вы делаете,- Кейт казалось, что она онемела. Собственный голос звучал как эхо. Она не слышала себя, но пыталась сделать всё возможное, чтобы он стал громче. Отчетливее. У нее получится отогнать страх своим криком. Именно так. Пусть будет именно только это. Это ее. Всё, что осталось. И с этим она может заставить Джеймса почувствовать ее. Как тогда. Всегда. И сейчас. - Я сделаю всё, что ты хочешь! - не унималась девушка, обращаясь к Пиккету, который хладнокровно направил свой пистолет на голову Джеймса. Он хотел этого? Хотел убить того, кто не решит его собственных проблем, потому что невиновен? Сколько жизней обрывается из-за того, что ты становишься на колени, принимаешь решение и не слушаешь никого? Кейт хотелось, чтобы Джеймс услышал ее. И не кричал сейчас о том, чтобы она закрыла глаза. Наверное, если бы Кейт крепко не держал Джерри, она бы сама оказалась на коленях. От слабости, от слез, представлений о том, что теряет силы. Остается немного адреналина и отчаяния, которые затмевают всё остальное. Наверное, будь Кейт в каком-нибудь сопливом кино, она бы мечтала о такой сцене. О словах, о драматизме, о напряжении. Для девочки, живущей, недетскими мечтами. Как в кино. Интересно, сколько раз она представляла, что ее кошмар закончится, и она проснется? Только не в этот раз. Не сегодня. Никогда.
Game Master: - Смотри, Кейт, смотри. Это за Колин. Сукин ты сын... Медлить. Медлить лишь для того, чтобы растянуть последние секунды его жизни. Их жизни. Чтобы насладиться агонией. Чтобы позволить Кейт прочувствовать, прочувствовать всем нутром, до самого основания, как это - когда уходит жизнь из того, кто есть часть тебя. Как это - когда умираешь своей лучшей половиной. Как это - когда остаешься лишь пустой оболочкой, навсегда лишенной всех чувств, кроме безумной тоски и отупляющей злости. Пойми это, Кейт Остин. Осознай это. Ты никогда не будешь прежней. Ты никогда больше не будешь... Прицепленная к поясу рация ожила за мгновение до того, как палец Пиккетта нажал на курок. - Дэнни, прием! Где ты находишься? - "Нет, только не сейчас..." Мужчина недовольно повел головой. "Отвяжись, Фрэндли, мать твою. Я занят." - Дэнни, ты слышишь? Ответь! Ответь, черт подери! Надо было стрелять раньше. Он слишком увлекся... Слишком... Стиснув зубы, Пиккетт свободной рукой схватился за рацию, все еще держа на мушке Сойера. - Да, - рявкнул он в динамик. - Слушаю. - Дэнни, ты, случаем, не у клеток? - Можно и так сказать, - огрызнулся Пиккетт, жалея о своей несдержанности. Если бы он поменьше болтал, сейчас бы наблюдал за рыдающей, убитой горем Кейт. "Дьявол. Какого лешего Тому сдались эти пленники в клетках?.." - Отдай рацию Кейт. Улегшееся было раздражение вновь всколыхнулось, Пиккетт отчетливо почувствовал, как ситуация выходит из-под его контроля. - Да с какого...? - начал было Дэнни, но следующая фраза Тома заставила мужчину растерянно примолкнуть. - Потому что если не отдашь, доктор позволит Бену умереть. - О чем ты? - и ведь он был прав насчет Шепарда, дьявол бы его побрал. Дьявол бы их всех побрал... - Просто отдай чертову рацию, Дэнни, - вновь донесся голос из динамика, словно Фрэндли мог видеть сомнения Пиккетта. - Давай! Быстро! Мужчина колебался еще несколько секунд, скорее не желая расставаться с явным преимуществом, которым не успел воспользоваться, нежели поставив под сомнения слова Тома. Затем сделал пару шагов в сторону решеток, угрюмо велел Джерарду: - Отпусти ее, - и дал девушке в руки рацию. "Словно сам Джейкоб вас оберегает," - мрачно подумал Пиккетт, глядя, как ее пальчики нервно вцепились в пластиковый корпус аппарата.
Kate Austen: - Чувствуй, Кейт, чувствуй, - словно именно эти слова были произнесены. И вот только после этого приходит осознание их беспомощности, сплетенной с отрицанием простого факта. У них всегда есть выбор? Если раньше это и был побег, то сейчас они находятся на другой ступеньке... на другом игровом поле. Нужно знать это. И чувствовать именно это. А не страх, который может заставить спрятаться. Если она может кричать, то может и широко раскрыть глаза. Только из принципа. Чувствовать боль она больше не может. Отрицать. Уничтожать. Убивать. Но оставаться. Оттягивать. Умолять. Только эти слова. Теперь они заглушали всё, что говорил Пиккет. Будто не слыша его, Кейт ничего не поймет, и ничего не произойдет. Нет, неуслышанная история никогда не станет отчетливой, она не засядет в голове... Ничего не будет. Девушка даже не воспринимала то, что с Дэнни связались по рации, что он застигнут врасплох и вот-вот станет ясно, что же случилось. Она смотрела только на Джеймса, всматривалась и уже сама прижималась к решетке. Не почувствовав, что Джерри ее отпустил, а Пиккет протягивал рацию. Пугающее состояние оцепенения, а после... новый выброс адреналина. И дрожащие руки. Всё тело. Накатывающая волна отчаяния за то, что всё может обернуться еще хуже, чем было. Кейт никогда так не боялась. И даже не могла себе представить, что еще способна на такие сильные чувства. А можно было бы крикнуть Сойеру, чтобы он бежал... Чтобы бежал... Но посмеет ли она сказать это? Прямо сейчас? Не заглядывая в глаза мужчины, потому что противоречие настигнет их обоих. Девушка поднесла рацию ко рту, крепко держа ее в своих руках. Главное, услышать. Услышать то правильное. И спасительное. Если это еще осталось...
Game Master: Из рации послышался голос Джека Шепарда. - Кейт, ты меня слышишь? У вас около часа форы до того, как они пойдут за вами.
James "Sawyer" Ford: Всего за секунду мозг Сойера пронзила диковатая мысль, а услышит ли он хлопок выстрела перед тем, как ему пробьет череп. И если услышит, сумеет ли, успеет ли осознать это? Или его ум будет занят одной-единственной предсмертной думой, составляющего квинтэссенцию его тридцатипятилетнего существования? О чем он вообще должен, зажмурившись, думать перед кончиной? Сложно сказать. Одно ясно, как и то, что в этот раз никто не собирается его жалеть, удача - в том числе: в данный момент голова Сойера заполнена лишь громким, гортанным, непрерывным яростно-истерическим внутренним криком, в котором он сам не в состоянии разобрать слов. Он ничего не услышал - только шипение рации и еще чей-то посторонний голос. Сойер разомкнул веки и сразу почувствовал, как траектория прицела перестала тыкаться ему в висок, сместившись чуть ближе к затылку. Отсрочка! - крик в голове перешел в призывный вопль, и ее начал разрывать на части раздражающий, нарастающий, подгоняющий куда-то бежать звон, словно пытаясь заставить Сойера забыть о том, что он уже сдался и ждет казни, заставить вырваться из шкуры загнанной в яму добычи, действовать, выбить из руки Дэнни пистолет, пока тот отвлечен разговором, потонувшим для ушей Сойера в сигнале сирены, запущенном его инстинктом самосохранения. По мере того, как Пикетт ослаблял свое внимание на своей жертве, протягивая рацию Кейт, жертва чувствовала себя все свободнее. Несмотря на то, что Сойер по-прежнему стоял на коленях, его спина была напряжена уже не от страха, а от молчаливой готовности, от настороженности, от интереса, от ожидания, от жажды жить и отыграться. Отсрочка, твою мать!!! - вот что кричал его разум все это время, сначала умоляюще, теперь - почти воодушевленно. Сойер медленно повернул голову, выжидая лишь одного - пока Кейт, вцепившаяся в рацию одеревеневшими пальцами, произнесет хотя бы слово. Скажет что-то, чтобы он понял, чем этот неожиданный и пока неизвестный собеседник на другом конце частоты может быть им полезен кроме того, что создает промедление, которое быстро закончится. Скажет что-то, чтобы он поверил, что она, то дрожащая, то окаменелая, еще может и хочет бороться, и что на сей раз у нее все получится, ибо иначе они будут упираться в одну и ту же точку замкнутого круга под названием "я не хочу, чтобы ты умирала у меня на глазах", пока Дэнни не вычеркнет их из списка везунчиков. Будешь драться со мной, Веснушка? - Сойер тщетно пытался поймать ее взгляд, жадно следил за ее дыханием, стремясь первым уловить слова, но вместо этого приглушенно заговорила рация - голосом, который был слишком знаком, чтобы быть реальностью. И слишком решителен, чтобы слова о том, что у них есть шанс, не оказались правдой. Сойер не верил своим ушам. Док?!
Kate Austen: Наверное, Кейт ждала чего угодно, но только не этого... Голос, знакомый до дрожи. Того, к кому ее водили несколько часов назад, перед кем она тоже позабыла о своей гордости и умоляла о том, чтобы он сделал то, что от него хотят... Казалось, что это было очень давно. Годы назад. Девушка сейчас даже не помнила, что тогда сказала. Помнила только свои слезы, слезы, слезы... Лицо Джека, его мимику, его взгляд, полный слов "как ты могла"... Как же она могла? Да, как? Кейт никому не расскажет о том, что ей приходиться оставлять себя, себя настоящую, и быть той, которая не отчаялась и не устала всё исправлять. Наверное, это у нее в крови. Наверное, это уже неизлечимо. Инфекция повсюду. Проникает всё глубже, что даже разум, который она слышит в словах Джека, кажется ей лишь усмешкой. "- У вас около часа форы," - у них нет ничего, это не правда, наглая ложь, уловка "Других", последний плевок в душу... И опять представление о том, что всё - ошибка. неправильные мысли порождают неправильные действия. Ошибка - исправление. В который раз? У них же было время, у них было всё... Нет, она не жалела. Кейт не жалела, она просто хотела сейчас проснуться. И не смотреть на то, как Джеймс стоит на коленях и ждет звука последней пули в его жизни, которая пробьет ему голову, и не слышать надрывного голоса Джека, приказывающего убегать. - Джек?! - Кейт сначала просто не понимала, что нужно сказать. Или слушать, или говорить, или уже делать. Полнейшая апатия. - Джек, где ты? Она должна была просто сделать то, что мужчина сказал ей, а вместо этого оттягивала драгоценное время их всех. Придумывала себе планы того, как сделать так, чтобы все козыри были у нее в руках. Как сделать себя способной бороться с собой? Потому что то, что ей хотелось сделать - это докричаться до Джека, чтобы все его слова исчезли. Чтобы он сказал, где находится. И они бы нашли его. Если убегать, то всем вместе. Они попали сюда втроем. И покинут тоже. Кейт не могла оставить мужчину, не могла даже представить себе этого. Потому что знала - если у них будет возможность скрыться, то первым делом они найдут доктора. Это даже не обсуждалось. И пусть бы Сойер с ней не согласился бы. Наверное, поэтому она ничего не говорила после тех слов, что Джек, возможно, уже мертв.
Game Master: - Помнишь ту историю, что я рассказывал тебе на пляже? В день катастрофы. Помнишь что я рассказывал тебе, когда ты меня зашивала? - Джек говорил немного сумбурно и потом сорвался на крик, - Ты помнишь это?
Kate Austen: Что? Она должна была сейчас снести к черту все свои пульсирующие мысли и разбирать по кусочкам то, что было? То, что Кейт позволяет себе вспоминать только в самые страшные для нее моменты в жизни, когда безысходность давит с еще большей силой, потому что девушка одна должна противостоять своему страху. И рядом нет никого, от чьего взгляда снова чувствуешь себя живой. Даже пусть он стоит на коленях. К ней лицом. И готов умереть. - Джеймс. Какая горькая ирония. А в самом начале их пути, когда Джек первый раз вспоминал эту историю, он тоже стоял на коленях, к ней спиной и без помощи мог запросто умереть от потери крови или заражения... Стоп. "- Я просто досчитал до пяти". Кейт моргнула. И еще раз. Еще. И, наконец, зажмурилась. Джеку только было слышно ее сбивчивое дыхание. - Да, я помню! - выкрикнула Кейт. - Я помню! У нее не было шансов. Нужно было говорить, говорить, говорить. Время не устанет убегать. У него нет тормозов. И тем более нет рычагов, которые могут остановить на полпути. Кажется, это слишком метафорично. На данный момент. Кейт просто пыталась. Она всего лишь пыталась сделать то, о чем не будет жалеть. Ее жизнь и так сплошное напоминание о сожалениях. И пятнать тем, что девушка до сих пор не научилась держать себя в руках, было непозволительно. Только не сейчас. Пожалуйста. Нет. - Джек, где ты? Мы не уйдем без тебя, скажи где ты... - не смогла остановить себя Кейт. И всё равно жалость появилось в ее голосе. Такая тонкая, но открытая всем. Последние слова, которыми она может сделать хотя бы что-то. Кейт больше не может оставаться сломленной. Ей нужна сила, ей нужна надежда, хотя бы что-то, чтобы продолжать бороться. И пусть Джек поможет ей именно в этом.
Game Master: - Когда будете в безопасности, свяжись со мной и расскажи мне ее, - твердым и спокойным голосом ответил Джек. - Если через час от вас не будет вестей, - он повышал голос с каждым словом, - я пойму, что что-то не так, - и вновь перешел на крик: - и он умрет!
Kate Austen: - И что ты будешь делать с этой историей? Слушать, вспоминать, оттягивать время? Или спасаться? Джек, почему ты не хочешь бросить всё и убежать? Мы же вместе, мы сможем. Ну, пожалуйста, зачем ты так со мной?.. Непонимание. Всё из-за него. Только оно может создавать нерушимые стены и обрушивать их только погребая заживо. И Кейт задавала себе вопросы, даже не успевая сочинять ответы, не успевая понимать себя и свои чувства. Ей хотелось на автомате вырубить охранников и убежать. Вот теперь она оказалась в самой настоящей клетке. Где выход, где воздух, где слова, где разум, где Джек, где... Мысли путались, а руки дрожали. Вот-вот и рация бы упала на землю, мужчина бы подумал, что Кейт послушалась и сделала то, что он сказал ей. Пусть это всё будет случайностью, пусть именно она решает, что дальше произойдет. Ведь до этого отлично справлялась. Свяжись Джек с ними позже, Джеймс бы уже лежал в грязи с пулей в голове и ничего не чувствовал. Не кричал бы Кейт больше, чтобы она закрыла глаза... ... их надо уже открыть. Но закрыть рот, кивнуть только самой себе и убегать. Первый в жизни ей велят скрыться, исчезнуть. Так, чтобы никто не нашел. С той ловкостью, которая удается только прирожденным беглецам. Словно Джек всё знает, словно говорит: "- Я уверен, ты с этим справишься". - Нет, Джек, мы не уйдем без тебя!!! - и всё равно стоять на своём. Тоже самое, что оставлять близкого человека умирать одного. Слышать его прерывистое дыхание, четкие слова и чувствовать ту уверенность, с которой он готов пожертвовать собой для того, чтобы они смогли скрыться. И понимать, что это в последний раз. И сразу вспышка картин, где Джека убивают, где он наедине с собой смиряется, что всё скоро закончится. - Нет!
Game Master: - Уйдете. – Зло и как можно убедительней отрезал мужчина. - Бегите! Сейчас же! - Приказал он, не слушая больше ни единого ее слова, он ее и не слышал, в очередной раз перейдя на крик, - Кейт, бегите же, черт подери!!
James "Sawyer" Ford: Не хватало хорошего ливня. Чтобы сбить с них всех раскаленную пыль, чтобы остудить их головы и нагревшийся от криков и адреналина воздух, чтобы охладить пыл, с которым Джек и Кейт пререкаются по рации о том, что несколько минут назад еще казалось безнадежным. Чтобы хоть кто-нибудь из них пятерых наконец очнулся и оборвал этот затянувшийся, испепеляющий момент. Все это больше и больше походило на плохой сон, в котором прорезающий эфир громогласный ор Джека выступал в роли разъяренного будильника, визжащего "Проснись, идиот, и действуй, пока я не вынес тебе барабанные перепонки!". Сон, в котором психоделично и бесконечно повторяются фразы "Беги!" и "Я не уйду без тебя", в котором на Сойера как будто никто не обращает внимания, и даже Дэнни вновь взял под прицел чье-то чужое тело, потому что на мгновение возникает ощущение, что Сойер смотрит на происходящее со стороны, сбитый с толку звоном голоса Джека и упустивший момент засандалить Пикетту резкий апперкот. Он ведет себя так же, как в своих многочисленных кошмарах, где смотрит, забившись под диван, как ноги его отца расслабляются после последней судороги - просто наблюдает, превратившись в напряженный и покрытый пылью камень. Подъем! - вопит рация голосом Джека, у которого есть план, который как всегда лучше знает, когда им бежать, в какую сторону, и сколько у них времени, и тычет в нахмуренную физиономию Сойера этим знанием, воняющим похлеще нашатыря. Он - герой и спаситель для тех, кто настолько туп и парализован его появлением, что даже не барахтается, отказывается дать отпор и самостоятельно вылезать из дерьма без протянутой руки доктора Шепарда, чья неуемная энергия, как Сойер полагал, не дойдет до них с того света. Да откуда ты взялся, Супермен?! - Он чувствует, как раздражение толкает жидкость в его жилах вверх, и словно кровавый кулак бьет в купол его черепа мыслью: - Меня не надо спасать. Меня. Не надо. Спасать. Не надо, чтобы он чувствовал, что ему делают одолжение, таща из лап опасности его бедовую шкуру заодно с Кейт - ну уж нет, оставаться у Шепарда в долгу за такое Сойер не согласен, и этот внутренний протест обращается против всей этой долгой сцены его казни, против его собственной игры в пассивную жертву, против отчаяния, против того, что его не берут в расчет - по интонации Джека четко слышно, кого именно он спасает: любимую женщину, всхлипывающую в рацию, женщину, от которой зависит, будут они сейчас дальше умолять Шепарда бросить заложника и уносить ноги, или драться, потому что, когда Кейт в таком беззащитном оцепенении, одному Сойеру с двумя вооруженными людьми не справиться. Что она, черт возьми, хочет больше - спасти его или себя? Разве я не говорил тебе, Веснушка? Каждый сам... Джек жаждет спасти Кейт. Кейт лихорадочно цепляется за Джека, как когда-то вцепилась в Сойера, только тот тогда, вместо того, чтобы продуктивно геройствовать, подобно Шепарду, просто раскис. Кто-то в этой борьбе явно лишний и остро чувствует, что он один. А еще через секунду он чувствует, что челюсть Пикетта под его кулаком гулкая и твердая, как тыква, и что для его уха удар головы Дэнни о прутья решетки не громче столкновения воздушных шариков, и будто ловко перехваченный пистолет сразу начинает нагреваться в его руке.
Kate Austen: Оборвалось. Уже точно. Кейт упустила почти невидимую ниточку, которая связывала ее с Джеком. Возможно, если бы он стоял перед ней и кричал это прямо в лицо, девушка бы вцепилась в него и не отпускала. Хотя бы физически. Такая сила сейчас казалась действеннее. Крепкая хватка оставит следы. И, может быть, тогда бы Кейт смогла бы убедить мужчину в том, что не стоит брать на себя слишком многое, не надо доказывать самому себе, что он может со всем справиться. И их спасти, и себя. Сколько уже можно жертвовать своей уверенностью в собственных силах? Сколько должно пройти мимо него личных потерь, чтобы он открыл глаза и взглянул на свою жизнь другими глазами?.. И кому Кейт это говорит? Наверное, себе. Просто размышлять о том, что она лучше знает, что необходимо другим - проще. Мысли ясные, решения четкие. И никаких сомнений, что всё может быть по-другому. Но кто сейчас поспорит с тем, что Джек перегибает палку? Девушка не понимала, что он всего лишь хочет оградить ее от всего того, что уже было. Выпустить из тюрьмы раньше. Свобода, вот она. Остается только обезвредить охранников, выбить дверь ногой и побежать. И помехи рации дают щелчок к тому, что надо действовать. Теперь уже ничего нет. У Кейт нет шанса. В самом начале нужно было задавать себе не "как мы убежим без Джека?", а главный - "а вдруг он знает лучше?" И вдруг даже в этот страшный час, нужно послушать его, а не пытаться заставить думать иначе... Только, когда Кейт Остин опустит руки и отключит чувства? Никогда, никогда, никогда. - Ну же, скорее! - еще быстрее бьется сердце, а Сойер уже обрушивается на Пиккета, что девушка делает шаг назад. И пока Джерри не успевает ничего сообразить, выбивает из его рук пистолет. Если это нужно сделать сейчас, то у них теперь есть возможность бежать. Но ведь она всегда была. Только Джеймс и Кейт видели перед собой совсем другие цели. Так что, если у них всё получилось, то получится и сейчас. Звездный час заключенных! Девушка ловко направляет пистолет в ногу охранника. Выстрел. У нее нет даже никаких эмоций. Полное истощение. надетая на лицо уверенность. Нет колебаниям, потому что надо было действовать быстро. Изменять уже нечего, кричать нечего, доказывать нечего. Остается только убегать и спасаться.
James "Sawyer" Ford: Одно движение в секунду - на меньшее возмущение и кровавая решимость в жилах Сойера просто не согласны. Отметить краем глаза, как Кейт отчаянно восстала против Джерарда. Мысль, что ей необходима помощь, как только он обезвредит Пикетта. Беспокойство за девушку, которое в пылу борьбы - тоже вспышка, световой импульс, что наполняют сейчас разум Сойера. Несмотря на этот искрящийся тревожный хаос, его движения точны и эффективны, когда он наносит четкий удар рукояткой пистолета по затылку уже немного контуженного Дэнни и поспешно оглядывается по сторонам, чтобы проверить, не вызвал ли невидимый дежурный за глазом видеокамеры подкрепление, которое уж наверняка подавит сопротивление пленников. Надо было жахнуть по ней, но сейчас уже поздно метаться. - И словно в подтверждение этой мысли Сойер слышит выстрел, оставляющий объектив тем не менее целым и от этого - особенно пугающий, коротко хихикающий над Сойером издалека, извне поля его зрения. Нет. Дьявол, НЕТ. Одного мгновения хватает не только на то, чтобы подскочить от неожиданности и резко обернуться на звук. Пока его шея делает поворот на сто восемьдесят градусов, перед мысленным взором Сойера уже успевает мелькнуть самое ужасное - как двадцать пятый кадр, как вирусная картинка, грозящая заслонить от него все нужное сейчас и объективное. Кейт в окровавленной майке, с блестящими от слез боли и недоумения глазами, падающая на запыленный пол клетки, прижимая колени в изодранных джинсах к бьющей ключом ране; губы пытаются что-то произнести, но девушка не может связать и двух слов от шока - сбылось недавнее предсказание Дэнни: она умирает, а Сойер смотрит и чувствует, что это его вина. Он не успел подумать, что, будь этот плод его воображения и тревог материальным, он бы сию минуту отпустил Пикетта, не успел подумать, как бы позволил Другому оклематься и скрутить пленника по рукам и ногам. Он не успел подумать о том, что этот выстрел мог оборвать сразу две жизни - ту, в которую только что разрядили обойму, и ту, которая сдалась и прервала борьбу, едва воскреснув. Он не успел подумать, что это конец, потому что, повернув голову, понял, что крик боли принадлежит Джерри, корчащемуся на земле с простреленным коленом, а Кейт, победно, порывисто дыша, стоит над ним с оружием в руке. Его Веснушка, которая сейчас кровожаднее любой амазонки. - Твою мать, - выговаривает Сойер, вернув на место отвисшую от странного восхищения и шока челюсть. - Я потрясен. - И меня это даже заводит. Не дожидаясь реакции девушки, он толкает Дэнни сквозь распахнутую дверь клетки, и лобовое столкновение головы Другого с кнопкой подачи еды заставляет Сойера злорадно вспомнить о том, что эта штука бьет током. Его месть будет сладкой и запахнет паленым, чтобы у Сойера окончательно отлегло от сердца. Это за кардиостимулятор. - Темя Дэнни снова врезается в кнопку, и Сойер чувствует себя так, будто толкает шар для боулинга. - Это за то, что поставил меня на колени. - Еще удар. - И это за то, что угрожал ей, ублюдок.
Kate Austen: 1. Because they have both had similar pasts and so understand each other's pain. Сколько можно повторений и выстрелов. Кейт уже не держала пистолет. Он лежал на земле, словно никогда не был в ее руках. Именно так и происходила резкая остановка действий, приводящая к более быстрой смене ролей. Пленница - стреляющая - мстящая - убегающая. Не требовалось даже никаких слов. Только тяжелый взгляд. Глаза в глаза. Джерард, распластавшийся перед ней. Теперь он был уязвим. С ним можно было делать всё, что угодно. Сказать пару "ласковых" или добить ногами. За то, что заставил Кейт бояться еще сильнее. Самое ужасное - поверить в то, что Джеймс не сможет помочь, как бы не старался. Как бы не бил, не только словами, но и физически. Сам дух ненавистного охранника никогда бы не сломился. Потому что девушка до сих пор приходит в ужас от воспоминаний, когда Джерри прижимал ее к решетке и нашептывал на ухо то, что мог действительно сделать. В последний раз так Кейт верила только Уэйну. Единственному человеку, от отношений с которым желание "расправиться и убежать" превращалось в смысл жизни. Джерри - сплошное напоминание о том, сколько грязи и боли всё еще хранится в Кейт. С этим остается только бороться. Отчаянно бороться. Перегибая палку и простреливая коленки, не давая разрушить в себе ограду между "хорошим" и "плохим". Девушка всегда будет сбегать с одной сторону на другую. Аккуратно. Не думая о том, что скоро, совсем скоро она опять рухнет. Только это только что произошло. Услышав Сойера, Кейт молниеносно повернулась к нему, но ничего не произнесла. Дыхание становилось всё чаще. Трудно не то что сказать хотя бы слово, трудно думать об этом. Она сделала это автоматически, потому что внутри всё рвалось. И не выстрелив, девушка бы, наверное, как последняя дура полезла бы наверх клетки, думая, что там сможет свободно дышать. Воздуха больше, от врагов дальше. Выше, выше, выше... Поток мыслей прервал голос "кнопки" или самой "клетки". "- Предупреждение. Предупреждение. Преду..." - Сойер! - моментально воскликнула Кейт, потащив за собой мужчину, который уже "позаботился" о Пикетте. Она не могла что-то еще кричать. Джеймс и так всё знал. Не говоря ничего, в глубине душе, всё знал. Потому что они не могли уйти, не оставив за собой целый ряд напоминаний о том, что они не простят. Боль передастся из них двоих и создаст сопротивление, потому что они знают, что такое "месть"... В голове у нее сразу же возникла картина, что за ними уже идут остальные "Другие". За ними следят. Даже этот железный электронный голос пугал своим присутствием. Кто-то давно уже здесь. Надо спасаться, пока замок клетки не захлопнулся сам.
James "Sawyer" Ford: Практически за секунду до того, как Кейт схватила его за рукав и попыталась оттащить от Дэнни, Сойеру удалось сделать руками последний бросок, и шар для боулинга с тремя дырками в виде ноздрей и рта угодил в цель, произведя электрический разряд, который фантомно, несмотря на то, что Сойер в тот же миг отпустил вялое тело Другого, отозвался у него в конечностях, на сей раз радостно, со всей сладостью своевременной мести. Казалось, даже если бы Джерри дотянулся сейчас до пистолета, который Кейт выпустила из рук, Сойер все равно бы на последнем издыхании довел бы этот плавный полет до конца. И - бинго. В его жизни наконец-то есть что-то завершенное, месть, где он поставил точку, а не слепой, бесконечный бег за химерой, за человеком, которого он даже не знает в лицо, не знает, сколько ему лет, не знает даже, на каком тот континенте. Тут ему не нужно никого искать, ему даже не нужно никого убивать - просто необходимо, чтобы Пикетт почуял, каково это, ощущать парализующую боль, смотреть на своего противника снизу вверх или даже лучше - видеть перед собой просто землю и пыль, которая скрипит у тебя на зубах вместе с беспомощностью, каково это, чувствовать, что тебя подсекли на взлете. С этим Сойер справился, чего наверняка не сумел бы Джеймс Форд. Трудно поверить, насколько Кейт, выкрикивая сейчас имя его вечной маски, права. Словно знает, как к нему воззвать и когда. Потому что это Сойер мстит, Сойер разрушает, Сойер крушит стены своей темницы, барьеры, препятствия. Сойер готов отгрызть себе руки, чтобы освободиться от наручников. Сойер, вероятно, сам прострелил бы ногу Джерри, если бы потребовалось. В Сойере бежит по венам ядовитая злость, способная взорвать этот остров к чертям, если его вовремя не схватить за руку. Зная его историю, Кейт будто понимает, что месть вряд ли будет движить Джеймсом, забившимся в своей клетке как под кровать в детстве, да еще жалобно воющим, что ей нужно бежать одной, Джеймсом, ради которого она несколько часов назад сделала выбор остаться, и он не стоил ни минуты этого. А бежит из плена она с Сойером, размахивающим флагом "Каждый сам за себя", как зверь, ломящимся через заросли - Эти белые медведи так же удрали, или их все-таки спустили на мясо?.. - потому что знает и то, что Сойер выведет из любого переплета. Вот только что, если они и правда выберутся? С кем из них ей захочется остаться?.. - Подожди, - отрезал он и, молниеносно высвободившись из рук девушки, приблизился к шумно дышащему от шока Джерарду. Другой его не интересовал, Сойеру нужен был лишь пистолет, который Кейт бросила, не проверив магазин. А так не хотелось, чтобы кто-то из них двоих получил от этого урода пулю в спину. Интуиция не обманула его - там еще оставались патроны, один из которых вполне мог проделать Джерри дырку между глаз или навсегда лишить его возможности получать мужские радости, на которых он был так сдвинут. Но убийство не входило в план побега, если спонтанные действия Сойера вообще придерживались какого-либо плана. Его мысли двигались короткими перебежками только к одному - остановить Кейт, вложить в ее руку оружие, убедиться, что ее пальцы крепко сомкнулись на нем, выбежать следом за девушкой из клетки и повернуть за собой ключ в замке. Дальше была пустота, и бывшие пленники нырнули в нее так же молниеносно, как в вольные джунгли. /Станция "Гидра". Джунгли/
полная версия страницы