Форум » Архив игры » Станция "Гидра". Две клетки 03 » Ответить
Станция "Гидра". Две клетки 03
Game Master: Клетки, расположенные друг напротив друга, когда-то использовались для животных. В одной из них находится так называемое устройство Скиннера, предназначенное для выдачи испытуемому положительного стимула (еда) или наказания (электрический разряд) за выполнение определенного порядка действий. Устройство работает автоматически и не нуждается в контроле оператора. При нажатии на большую красную кнопку со значком ложки и вилки из динамика раздается голос "Предупреждение", второе нажатие дает тот же результат, при третьем нажатии испытуемого сильно бьет током. Помимо кнопки данная система имеет также педаль (в углу клетки) и "весы". Только при одновременном "нажатии" всех трёх объектов система подачи еды автоматически выдает печенье в форме рыбы, какие-то отруби и наливает воду в корыто. При этом играет музыка - короткий отрывок торжественного марша The Thunderer. За клетками, как и за многими объектами на станции "Гидра", установлено видеонаблюдение.
Ответов - 85, стр:
1 2 3 All
Kate Austen: Кейт не контролировала себя, с каждой секундой становилось все больнее говорить то, что изматывало ее последние дни. Она копила в себе терпение, прилагающееся к скрытому отчаянию. И только сейчас взорвалась. Как вулкан. Больше сил не было. Перед Джеймсом сейчас стояла уставшая и измученная девушка, пытающаяся из последних сил противостоять злу, которое породили "Другие", вонзив яд в их жизнь. Отравленная. Даже вдохнуть свежий воздух не получалось. Их лишили даже этого. Кейт чувствовала себя как в ловушке. Из которой нужно выйти, и ты знаешь это, но никак не можешь найти лазейку. А Джеймс словно намекал ей на безвыходность, а в ответ она все сильнее не хотела с этим мириться. Все как всегда по замкнутому кругу, где ей сейчас следует уйти в свою клетку. И сделать так, словно ничего не было. А через час вновь травить себя тем, что она не смогла сделать. Так до того времени, пока все не начнется заново. - Что? - из-за услышанных слов, Кейт замерла на месте. - Когда ты собирался мне это сказать? - она не думала, что правда настолько беспощадна. Девушка толкнула Джеймса в грудь, словно так и не решилась забарабанить по ней. Было такое чувство, что ей поставили подножку и сейчас она падает. Падает глубоко вниз... И мир рушился вместе с ней, оставляя надежды где-то наверху. Для других людей. Не для нее. Не для них.
James "Sawyer" Ford: - Никогда, - обронил Сойер хрипло и сделал еще полшага назад, почти прислонившись спиной к решетке в углу клетки, прогибаясь, скорее, под эмоциональным натиском Кейт, чем от толчка в грудь, от которого он даже боли не почувствовал. Лучше бы она его ударила. По морде, как почти два месяца назад, привязанного к дереву, окровавленного и упивающегося своей наглостью. Наотмашь, изо всех сил, так, чтобы ему несколько мгновений пришлось переводить дух. Лучше бы она показала, как она зла, чем то, как ей больно, потому что смотреть в эти поблескивающие от влаги глаза сломленной девушки невыносимо. Невыносимо будет видеть, как спустя миг ее уверенная осанка дрогнет, и она обмякнет, желая забиться куда-нибудь, чтобы жестокая реальность ее не достала. Невыносимо думать, что эта слабость вот-вот толкнет ее к нему, а он этого не достоин. Невыносимо сознавать, какой ты мерзостный непоследовательный слабак, когда понимаешь, что твое героическое гордое "никогда" на практике не стоило и ломаного гроша. Сойер не защитил ее, не уберег, позволил правде вырваться наружу, и сейчас в горьком оцепенении колеблется, неуклюже остановив на полпути руки, протянутые, чтобы заключить Кейт в объятия, словно боясь обжечься о то, во что он ее только что превратил, и мямлит: - Мне хотелось, чтоб ты думала, что у нас еще есть шанс. Хлюпик, - вздохнул Сойер про себя с раздражением и отвращением. - Чтобы она осталась здесь, с тобой, ты, урод, хотел больше. Чтобы она сейчас не убежала с призрачной надеждой искать помощь, чтобы торчала здесь и смотрела, как ты подыхаешь. Она этого не заслуживает, и ты даже взгляда ее не стоишь. Потому что ты просто труп, ты дохлая эгоистичная мразь, которая тащит с собой в могилу других. Таким среди живых не место. - Он взглянул на Кейт, ища на ее лице признаки ненависти, которые поддержали бы его чувство вины, но увидел лишь неясную мольбу, разжигающую желание отпустить ее, пока она точно так же не перестала чувствовать себя живой. Поздно.
Kate Austen: Почему ей не хотелось убежать? Она могла оставить Джеймса в одиночестве, показав то, что ее ничто не способно сломить. Если они на другом острове, то ведь должно быть средство, чтобы уплыть отсюда? Или что там у "Других"? Что?... Кейт сможет найти выход. Но выхода не было. Потому что Сойер его потерял. В этих душных джунглях, грязной клетке, в животных условиях, он потерял ту жажду воздуха, которая делала его живым. И самое ужасное для Кейт было то, что больше она его не могла корить за это. Не могла даже высказать всю обиду и отчаяние, чтобы избавиться от этих убивающих ощущений. Вырвать из себя и оставить ему. Одна мысль, что она сделает шаг назад, выбежит из клетки и даже не обернувшись помчится в джунгли, вселяла в девушку ужас. Ужас, который раньше она никогда не испытывала. Тот самый страх, когда не можешь оставить близкого человека, заведомо зная, что вы будете мертвы. До этого момента Кейт никогда не оставалась. Уже один осознанный шаг вперед. Что-то подтолкнуло ее к Джеймсу. Девушка привстала на носочки и осторожно, словно боялась своего же решения, поцеловала мужчину. Словно ветер сломил ее хрупкое тельце. И взгляд только на Сойера, потому что раньше такого тоже с ней не было.
James "Sawyer" Ford: Должно быть, в первую секунду это было все равно что целовать камень - камень, который где-то в сердцевине думает, что он человек, человека, который думает, что он труп. Человека, который замер, будто обратившись в скалу, сдерживая что-то стихийное, не дающее оттолкнуть Кейт от себя, запретить ей зарыть себя в ту же вязкую вонючую могилу, где сейчас находится его сознание. Она не обязана этого делать. Она не обязана разделять его участь. Не обязана становиться ангелом-хранителем в его смертный час. Но, ловя обращенный на себя затравленный и полный иррациональной жалости взгляд, Сойер был уже не в силах препятствовать Кейт, не в силах устоять и не потянуться к ее губам, не подставить лицо ее ладоням, не прикрыть глаза на этот гребаный мир и клетку, где каждый железный прут решетки только и следит за тем, как он теряет самообладание. Что ты со мной творишь? - И дар речи тоже теряет, глуша не крик души, а, скорее, надрывный шепот: - Надо было меня оставить, но я не могу, черт, не могу пройти через это один. "Умирать поодиночке" - это все-таки не мое. Будь со мной. - За что? - выдыхает Сойер вместо этого, слыша, как гулко отдается в ушах собственный голос, чувствуя, как напряжение гонит мелкую дрожь по плечам. То, во что отчаяние и страх превратили его, не за что целовать. Этого беспомощно озирающегося слизняка нельзя жалеть, нельзя спасать, нельзя хотеть и нельзя любить. Потому что нельзя думать, будто Сойер в состоянии отплатить женщине, к чьим волосам сейчас прижимается щекой, тем же - одним своим прикосновением, своим присутствием, своим теплом вдохнуть в нее жизнь.
Kate Austen: Будь слабее. Кейт чувствует, как подкашиваются коленки, как становится все сложнее дышать полной грудью. Она напугана, поступая так, как велит ей сердце. И в тоже мгновение чувствует странное ощущение свободы, которая сводит с ума. Ей кажется, что они где-то далеко. Свет крадет их у тьмы. Тени исчезают, оставляя лишь легкий ветерок после себя. И нежность окутывает все тело. - Не знаю... не знаю, - безрассудно врет Сойеру. И себе. Она знает, почему стоит здесь, почему держит ладони на его груди, и умоляюще смотрит в глаза, лишь бы он не оттолкнул ее. Не гнал бы в джунгли, чтобы она бежала, спасалась. Больше в одиночестве она этого делать не собирается. Кейт слышит, как бьется его сердце. Удары. Громкие. И она понимает, какое у Джеймса сильное сердце. Крепкое. Ей хочется стать его частью. Именно сейчас слиться всем телом. Пылать, не возгораясь. Она готова забыть о том, кто она, чтобы больше не испытывать страх. Готова разделить, возможно, последний час с человеком, который только что подарил ей свободу, не выбегая из клеток, не скрываясь в джунглях. Свобода в клетке. Да, Кейт готова закричать об этом, чтобы насладиться этим. И не отпускать Джеймса, поддаться своим желаниям и задыхаться от счастья, потому что только они вместе могут быть… … сильнее, пленительнее, слаще. это все, потому что my love for you insatiable. ну, и еще я больна))
James "Sawyer" Ford: Почему она это делает?.. Почему он чувствует, будто она всем телом стремится впитаться в каждую клетку его грязной, запятнанной кровью, покрытой пылью и потом плоти, от которой впору лишь брезгливо отстраниться? Почему ее взгляд говорит ему, что она вот-вот поцелует его снова, словно показывая, что это не его галлюцинация, не секундный порыв и не принуждение? Это ни то, ни другое, ни третье. Это - его последнее желание. Желание, поддаваясь которому, Сойер целует Кейт нежно, ощущая соленый вкус душного тропического воздуха и чего-то, что заставляет думать о глотке воды после долгой жажды, сладкой клубнике и свободе, которой у него нет. Единственная свобода, которая у него осталась - свобода обладать этой женщиной, поэтому Сойеру кажется, что он не задаст ей больше ни единого вопроса, пока до конца не почувствует, что она рядом - с ним, от кончиков пальцев ног до кончиков волос. Его больше не интересует, что она может ответить на его беспомощный вопросительный взгляд - все равно слова не смогут его оживить, все равно какое-нибудь из них по обыкновению отправит Сойера в нокаут. Молчи, молчи. Собственный пульс, разгоняющий кровь по венам до космических скоростей, биение собственного сердца, когда их грудные клетки соприкасаются так плотно, что его шрам на уровне грудины начинает выдавать отголоски тупой боли - вот его жизненная сила. Собственное напряжение, жаркое, как ударная волна, обрушивающееся на Кейт и разбивающееся о ее хрупкое тело, прижимая его к железной решетке, словно стремясь оказаться ближе, теснее, пройти сквозь нее, остаться в ней - вот что Сойеру необходимо почувствовать, только он не знает как, полагаясь на чутье, на инстинкт, который шепчет, что его последнее желание - она. Есть ли у него право исполнить его прямо сейчас? То ли от этого призрачного сомнения, которое норовило стряхнуть с него этот гипноз, то ли от незримого присутствия зрителей за камерами слежения, Сойер разрывает поцелуй и ласкает ее лицо взглядом, полным какого-то глухого смятения. Ты со мной?
Kate Austen: а мне вот всё равно, что это дерьмо и тавтология Кейт знает, что у них мало времени. Мало жизни на то, чтобы полностью насладится тем, что у них есть. Через пять минут могут придти "Другие" и отнять у них даже прощание. Рожденные бежать смогли остановиться. В мертвой точке. Она чувствует, что может дышать с Джеймсом в унисон. Жадно заглатывать жаркий воздух лишь для того, чтобы перестать дышать. Этого же от них и хотят. Их держали здесь для того, чтобы вновь превратить в животных. Чтобы кошка ушла, а пес остался подыхать от отчаяния. Их поместили сюда, чтобы напомнить, кто они такие. До самой последней решетки в клетке. Одинокие. И вдруг ставшие друг для друга всеми миром. Центром земли. И все вращается вокруг них. Они властелины своего мира и уже никто не способен это у них отнять. Я рядом. Ты главное ничего не говори. И не отводи взгляд. Ты просто будь рядом, вот еще чуть-чуть. Ближе. И отчетливее. Никогда. Никогда не уходи. Пусть лучше оттаскивают. Отрывают друг от друга. Но... не покидай. Ты слышишь?
James "Sawyer" Ford: Недостаточно близко, недостаточно крепко, чтобы убедиться, что его тело способно ощущать что-то кроме боли, чтобы убедиться, что то, что осталось от его жалкой и тощей души, все еще способно чувствовать что-то кроме отчаяния. Кажется, что под мигающим глазом камеры они по-прежнему находятся нескончаемо и отчаянно врозь, пока Сойер медлит, удерживая взгляд Кейт, такой же неподвижный, как и ее тело, проводя пальцами по волосам чуть выше ее виска, медленно, но нетерпеливо скользя по шее, отзывающейся живым дрожащим пульсом, к талии, позволяя своим пальцам на пару сантиметров нырнуть под ее майку, в тихом волнении не решаясь полностью оторвать ее от кожи, сомневаясь, готова ли Кейт открыться полностью - перед ним и перед этим красным огоньком у них над головами. В его сознании вспыхивает ощущение того, какая она на вкус сквозь эту влажную и солоноватую ткань. В его сознании вспыхивают складки того легкого женственного платья, которое Другие заставили Кейт надеть, развевающиеся на ветру, когда она срывает его с себя стремительным, смелым и жизнеутверждающим жестом. Вспыхивает мольба в ее глазах, и Сойер повторяет этот жест собственными руками, тянет ее одежду вверх, желая прислониться к Кейт сильно, кожа к коже, забывая расстегнуть пуговицы собственной рубашки, которая, кажется, обжигает его, душит, скрадывая дыхание, переполненный чувством контроля, исходящим от его молниеносного движения, полуобнаженного тела Кейт и сокрушительного желания подобраться к ней так близко, как только это возможно. Любыми путями.
Kate Austen: - Ты меня знаешь. Кейт этого я боялась большего всего на свете. И каждый раз, каждый проклятый раз, когда смотрела на Джеймса сверху вниз, волосы щекотали лицо, а губы требовали влажных поцелуев, ей хотелось стать другим человеком. С головы до ног. Продать душу дьяволу. Если они попадут в ад, терять точно будет нечего. Она ведь знает, что давно обречена. Только ей от этого хочется жить еще сильнее. Чувствовать не потому, что так надо, а от осознания, что, возможно, больше не сможешь. Удовольствие в бегстве. И сейчас их бегство от общей обреченности. До этого у них была целая жизнь. А сейчас остались считанные часы. И время идет. - А меня ты знать не должен. Не должен. Кейт играет со своими чувствами, терзает себя игрой "можно/нельзя", терпит больно впивающиеся в спину железные решетки, но не отступает ни на секунду... Ей до страха нравится всматриваться в глаза Сойера и знать, что еще никогда в своей жизни не была так уверенна в том, что делает. И это на самом деле вселяет ужас. Пальцы находят пуговицы. Быстрые и торопливые движения, все путается... Кейт срывает рубашку. Смело. Дерзко. Всем своим телом и взглядом говорит, что на этом останавливаться не собирается. - Ты единственный от кого убежать я не смогла.
James "Sawyer" Ford: Кожей, с которой Кейт рывками содрала ненужную мокрую ткань, он чувствовал, будто поймал ее на лету, вместо того, чтобы просто заключить в объятия - таким сильным и электрическим оказалось новое столкновение их тел. Чувствовал, будто она надевает на его шею венок победителя, сплетенный из собственных рук, будто он заслужил каждую секунду этого движения, будто он сейчас контролировал не только ее жаркое тело, туго оплетающее его руками и бедрами, но и их мифическую свободу, собственное сердце, колотящееся под грязной белой нашлепкой в том месте, где, как ему говорили, якобы вшит кардиостимулятор. Он выбрал остаться в клетке. Он выбрал загнать сердце до потери пульса, черт возьми, если б у него в груди сидела эта штука, он бы упал замертво. Он бы почувствовал и контроль над невидимыми наблюдателями по ту сторону камеры, если бы еще думал о них. Каждый раз, когда они занимались любовью, он словно бы молча умолял Кейт о спасении, и ей даже удавалось на короткое время вырвать его из удушья собственной совести, из одиночества и никчемности. Сейчас - мощный порыв просто кричал об этом, и оттого казалось, что ничто из того, что происходило между ними до момента, как они оказались на вытоптанной ботинками Сойера земле, которая наверняка оставит на лопатках Кейт мелкие песчинки, не заставляло его чувствовать себя настолько неисправимо и в полную силу живым, на уровне инстинкта, на уровне затмения здравого смысла, на уровне приглушенного стона. *цензурный занавес*
Kate Austen: - Ты меня на рассвете разбудишь? Молчать и любить. Каждой клеточкой своего тела чувствовать свет, рождающийся где-то внутри. Одурманивающий горячую кровь, как наркотик. Освещающий темные закоулки разума, оставляя нотки гармонии. И это всё внутри. Пылает. Искриться. Смешивается с инстинктами. И как же этим хочется поделиться с Джеймсом. Он так близко, что касания незаметны. Лишь взгляды все так же напоминают о том, что они два человека, а не единое целое замкнутой страсти. Им не суждено вдохнуть воздух, им предначертано задыхаться. Громко. Звучно. Каждой попыткой доказывая, что они сильнее всего на свете. Сильнее. Настолько, что только перед друг другом способны быть слабыми. Не боящимися сдаваться опьяняющему искушению, пропитывающему их кожу, волосы, одежду... - Проводить не обутая выйдешь? Кейт кажется, что именно здесь она и должна быть. Именно Джеймс сделал ее женщиной, не боящейся потеряться в пучине собственных ошибок. Пусть они будут общими. Но его она никогда не бросит. И нежно касаясь его щеки, ей хочется рассказать всё. И как сложно бороться со своей животной сущностью, которая в этот раз не победила. Она готова остаться здесь. До самого конца. Ее сердце бьется с такой силой, словно в последний раз. Быстро-быстро-быстро. Так же как и их тела двигаются в такт ударам сердца. По-настоящему... - Я тебя никогда не увижу? Обнажая последние взгляды, глаза Кейт блестят яркой зеленью. Словно в них можно увидеть те джунгли, где она в первый раз слилась с Джеймсом воедино, где она перестала доказывать себе, что она хорошая. Тогда она чувствовала самое главное: то, что она человек. Не одинокий, не скитающийся по жизням других людей. У нее есть собственная. И каждый раз, находясь в тайной близости с Джеймсом, это чувство становится все прочнее. - Я тебя никогда не забуду?..
James "Sawyer" Ford: Для того, чтобы обрести вечную жизнь, надо сначала умереть. Чак Паланик ...Сойер всегда смутно догадывался, что такие как он не умирают от старости. Они умирают в драках. Драки не будет, им западло возиться. Они умирают в постелях любовниц. Только что упустил возможность. Их губит выпивка. Как-то все было некогда. Они лезут в петлю. Сойер убивал себя только безудержным желанием убить другого. А теперь что? Поздравляю, парень, цель всей твоей жизни - один большой fail. К черту итоги. Его жизнь висит в воздухе, словно кто-то нажал на паузу, а он млеет в объятиях Кейт, чьи плечи закутаны в его пыльную рубашку, а горячая щека прижата к груди, вяло пытается листать ее мысли, чувствует такое расслабление во всем теле, какого не испытывал очень давно, словно ему вкололи зверскую дозу обезболивающего с сокрушительным наркотическим эффектом, который засасывает его в сладкую кому. Сойера действительно немного тянуло в сон, пока его взгляд блуждал по качающимся на ветру над потолком клетки пальмовым веткам, которые казались глазу немного нечеткими. Очнись, черт побери. Тебе подыхать. Счет на часы. Не может быть. Он уже опередил свою смерть. Иначе как можно чувствовать себя заново рожденным, воскрешенным, если ты даже еще не умер? Сойеру нужна эта иллюзия так же, как необходимо присутствие сейчас рядом женщины, которая подняла его из праха и - словно спустя миллионы лет - называет его настоящим именем, от которой ему больше не нужно, чтобы она его спасала, чтобы подсказывала, что делать дальше, вселяла надежду или стала сосудом для его боли. Все, что ему нужно, это чтобы она поставила очень существенную точку во всем этом, чтобы подтвердила, что происходящее имеет в кои-то веки хоть какой-то смысл. И что с ним дальше будет, уже неважно. - Веснушка, - можно вопрос? - почти мурлычет он, прерывая молчание, не повышая голоса и рассеянно проводя подушечками пальцев по коже ее бедра, соприкасающейся с краем рубахи. - Когда этот бугай бил меня по лицу, ты сказала, что любишь меня. - Тяжело самому делать это заявление, неловко давать Кейт подсказку, страшно поднимать тему, когда все уже сказано. Пожалуй, в этот момент это единственный его страх. - Это правда, или просто чтобы он успокоился? Мне нужна правда. Потому что или твои слова, или твои поступки, бэби, бесстыдно и неисправимо врут. И сейчас Сойер любил даже это.
Kate Austen: Утро никогда не наступит. "Завтра" не будет. Наверное, самый долгий день, долгий вечер... Это время будет проникать сквозь разгоряченную кожу, успокаивая их расслабленные тела - никуда бежать не надо. Они призраки, живущие в ночи. Питающиеся своим прошлым, которое должно исчезнуть. Исчезнуть. Их жизни наполнены страхом жить как все, страхом чувствовать как все... Только сейчас, попав в ловушку друг друга, их общее сердце получает очищение. Вновь и вновь. Болезнь испорченной жизни отходит назад, волны наслаждения уносят ее далеко-далеко. Пусть навсегда-навсегда. Есть ведь всего одна ночь? Скоро же всё закончится?.. Кейт дает себя убаюкать, усыпить все страхи перед смертью... Его... Казалось бы, столько раз она смотрела ей в лицо. Даже приводила за руку с собой и оставляла там, где должна была оставаться сама... Но эта паника, переходящая в принцип: "бежать. бежать. бежать" ушла. Ей нет места среди пылающей гармонии. Здесь только Он и Она, проживающие свою новую жизнь. Девушка прижимается к Джеймсу, словно бездомный котенок. Ей это нужно. Необходимо. Она так давно искала убежище... И кто поверит, что нашла его в клетке?.. Кейт слышит каждый тихий выдох Джеймса, губы касаются его груди. Непроизвольно, с нежностью, как легкий свежий ветерок перед дождем. И вопрос мужчины не ставит ее перед выбором. Его больше нет. Кейт приподнимается, чтобы заглянуть Джеймсу в глаза. Она касается губ мужчины, чтобы ничего не доказывать словами. Только на подсознательном уровне... Кейт чувствует эту энергию, исходящую прямо из сердца. Потому что ее ответ самый настоящий. Только так она может сказать всю правду. "I DO" November 8, 2006.
James "Sawyer" Ford: Это и был ответ. Сойер понял это не сразу, глядя в глубокие, потемневшие, чуть прикрытые глаза Кейт, полные нежности, все еще ожидая каких-то слов. Он отпускает ее теплые губы только затем, чтобы услышать это желанное признание, которое наконец-то прервет бесконечно многоточие в их отношениях, и слышит только дыхание. Ее и свое - сбивчивое, будто он срывается с той самой скалы на побережье, откуда смотрел на остров, куда уже никогда не вернется. Это все?.. Поцелуй говорит "может быть", говорит "успокойся, я с тобой", говорит "ты можешь думать, как тебе нравится", говорит "я никуда не уйду" и даже "это было чудесно". Но не может сказать Сойеру "да", потому что для этого ему нужны звуки, для этого нужны слова: - Я тоже тебя люблю, - произносит он мягко, чтобы она понимала: он нестерпимо жаждет понять этот жест так, как хочет Кейт, которая знает его натуру достаточно, чтобы осознавать, что Сойеру ни за что не хватит духа повторить вопрос. Или гордости. Потому что он устал гоняться за химерой по имени Кейт Остин, устал от полутонов, устал от мысли, что даже сейчас, когда ей открыты все двери, когда он не держит ее мертвой хваткой, а она все равно прижимается к его груди с силой чувства, для себя необычной и слишком откровенной, она все равно ускользнет, потому что его скоро не станет. Они не какие-нибудь ангелы. На небесах такие люди не соединяются. И в аду тоже - его не существует. Существует лишь плотское, нежное и туманное "может быть" и его с виду уверенное "тоже", говорящие, что вроде бы наконец-то у них все как у нормальных людей, что он наконец-то не просто слепо влюблен, но и не боится сказать об этом, и от сказанного падает с души камень. И Сойер пытается не обращать внимания на то, как тянет сердце, словно оно продолжает падать вниз со скалы вместе с этим камнем, не чувствовать себя одураченным, потому что, даже если он жестоко обманывается, это очень ненадолго. Зато есть время почувствовать себя счастливым, пока ожидание смерти не выдрало его из теплой полудремы. - Оденься, - растерянно говорит он девушке после долгого молчания, гладя ее по спине, когда камера наверху и разбросанная по клетке одежда Кейт вторгаются в его грезы. Он больше не отчаявшийся зверь, который ищет жизни в обладании любимой женщиной на глазах у врага, теперь ему омерзительна мысль, что эта женщина будет выставлена на всеобщее обозрение, когда за ним придут палачи.
Kate Austen: And we ignored our others, happy plans For that delicate look upon your face. Веснушчатый носик упирается в грудь Джеймса. Кейт слышит всё, ее тело вновь покрывается мурашками. Необъяснимо. Она не верит своим мыслям, которые успокаивают нарастающее внутри желание сказать то же самое. Он думает, что она не хочет врать? Или то, что на самом деле боится своей правды, прикрываясь молчанием? Кейт привыкла так жить. Всё - привычка. Придуманная. Сколько раз она уходила от любимых именно с этими тремя словами "я люблю тебя", сколько раз они погибали из-за нее. Прощалась с людьми, открывая под конец им самое главное - быть с ними и любить их - не одно и то же. С Джеймсом Кейт не могла прощаться. Не могла отпустить, не могла... И пусть эти слова никогда больше прозвучат. Сейчас Кейт вспоминала как дожидалась утра в одном из мотелей Айовы. Как не могла сомкнуть глаз, всматриваясь в черноту стен. Видела только призраков прошлого, которые витали вокруг нее, шептали приговор - "я люблю тебя. я люблю тебя. как ты могла так сделать?", после чего улыбались. Той улыбкой, искренней, не ждущей ответа. На прощание. Как и Кейт. А они до сих пор здесь. Становилось всё темнее, но холод всё дальше. И от мысли, что у них еще есть время, становится спокойнее. Кейт не хочет думать о том, что ждет их. Пусть всё будет так, как будет. В первый раз она с легкостью отпускает ситуацию. Но не Сойера. И ведь не она станет виной того, что "Другие" сделают с ним утром, ведь в этот раз она может просто быть не при чем. Не при чем... самый удобный вариант? И вот она снова боится, но в следующую секунду вновь расслабляется. Ей тепло и уютно в руках Джеймса, в его рубашке... Нежные прикосновения, едва ощутимые ласки... У них было так много времени, но "рассвет" неизбежен. Кейт поддается вперед, с неохотой, но понимая, что в любой момент сюда может кто-то придти. Неловкая ситуация, вновь сальные взгляды, насмешки... Они это всё проходили. К чему жестокие повторы? Девушка поднимается, но не замечает как с плеч спадает рубашка. Жар тела не дает ей почувствовать вечерний холодок, Кейт всё еще там... в объятиях Джеймса. На лице появляется неожиданная улыбка, словно девушка совершила какую-то глупость и это ей кажется... забавным. Без труда обнаружив свои вещи, девушка одевается. Повернувшись к мужчине, Кейт уже натягивает майку. Затем поднимает хитро упавшую рубашку и протягивает Сойеру, садится рядом. И загадочно смотрит на мужчину, словно оттягивает какие-то слова... Вновь становится серьезной, словно что-то вспоминая... - Я с тобой, - спустя минуту совсем тихо произносит она и крепко сжимает его ладонь. Поднимает хрупкий взгляд на Джеймса. Пусть она произнесет эти слова, потому что они скажут намного больше.
James "Sawyer" Ford: От рубашки не было никакого толка. Она не спасала от полуденного зноя, которого Сойер уже не почувствует, не защищала от вечерней прохлады, местами прохудилась и не могла закрыть его от пули. Грязная, порванная в нескольких местах тряпка, но сейчас и до конца жизни это его единственная броня. Броня, которая с легкостью скользит вниз, с горячих плеч Кейт, не оставляя ни единого сантиметра ее обнаженного тела без внимания трех глаз - Сойера и камеры. Казалось, она не сделала ни единого, даже самого неуловимого движения, чтобы прикрыться, чтобы трусливо продемонстрировать, как ее кожу жгут их невидимые взгляды. Вместо этого она улыбается, не оставляя Сойеру иного выбора, кроме как хитро прищуриться в ответ на эту невинную улыбку. Ей просто все равно, кто видит ее сейчас, и какие у этих людей сейчас мысли, или она старается абстрагироваться, сделать вид, что ее сознание все в пределах этой клетки, что она сейчас существует только для него, и ей наплевать на все остальное? Что хуже - провести оставшиеся часы, сомневаясь в этом, или представляя себе, что станет с этим телом, когда Сойер издаст последний вздох? Кейт скидывает броню, словно напоминая ему, что защитить ее нечем, хрупкую, нежную, босую. Но в этот момент, вместо того, чтобы терзаться сомнениями и страхами, Сойер просто смотрит на нее снизу вверх, неотрывно, прищурившись от жара, который она разгоняет в его груди, пока влезает в свою одежду. Он давно не смотрел с таким упоением на то, как женщина одевается. Если ты не хочешь выпить - ты труп. Если ты не хочешь мяса - ты труп. Если ты не хочешь женщину - ты труп. Я живой, черт побери, - повторяет Сойер про себя, протягивая руки в рукава из горячей ткани, обволакивающей его торс родным и терпким запахом, который он не хочет от себя отпускать. Но это ненадолго, - отвечает его внутреннее чутье, сжимая сердце подобно тому, как он сжимает ладонь Кейт в своей, отвечая на ее уверенное рукопожатие. Прорываясь сквозь глухую и томную апатию, отгораживающую его от паники приближающейся бойни, в его глазах маслянисто вспыхивает благодарность, и Сойер рассеянно произносит низким голосом: - Теперь и умереть не страшно. Зато то, что ты со мной, пугает меня хлеще атомной войны. Потому что со мной опасно. И какого черта я напомнил тебе об этом? Какого черта не ответил, что тоже с тобой? Наверно, по той же причине, что ты не сказала, что любишь меня. Это подходило бы идеально для какого-нибудь сопливого фильма, где я - не твое проклятие, Веснушка, которое любит тебя, хочет тебя, а получив, не знает, как распорядиться этими несколькими часами, что у него есть.
Kate Austen: Кейт казалось, что время остановилось. Специально для них. Не существует "Других", всех этих станций, даже острова... Хотелось просто представить себе, что она держит Джеймса за руку не потому что боится его потерять, боится, что его с легкостью заберут у нее. Нет, ей хотелось чувствовать его теплоту. Уже не жар, который пропитал ее тело. А человеческое тепло. Раньше ведь всё было по другому. Когда они успели так измениться? Это опасно? Это надолго?.. Почему никогда нет ответов на вопросы? Почему постоянно требуется додумывать, рискуя каждым действием? Ей становилось невыносимо горько от того, что ее роль в этой истории может повторится. А она больше не может убегать, оставляя близких на краю пропасти. И убегать от самой себя, повторяя, что это просто несчастный случай, всего лишь гребанный несчастный случай... И жалеть себя, в первую очередь себя за то, что произошло. Стоп. Перемотка назад. Кейт всё еще здесь. Рядом с Сойером. И никуда не торопится исчезнуть. Больше прошлого поворота событий не будет. Ничего не может быть вечно. И если они все начали новую жизнь на этом острове, то она началась именно сейчас. Пусть у них нет лишних минут, пусть у них уже появляются смутные представления о будущем. Пусть. Прошлое у них никто не отнимет. Наверное, Кейт в первый раз в жизни твердо это решила. - Ты не умрешь, - это ее главное желание. Кейт еще крепче сжала ладонь Джеймса и опустила голову на его плечо. Она так хотела, чтобы он успокоился и поверил ей. Для нее это было бы самым ценным. - Не умрешь.
James "Sawyer" Ford: Врешь и не краснеешь, - течет мысль в голове у Сойера, пока его лицо решает, какую форму принять - горько усмехнуться или расплыться в ласковой улыбке. Получается что-то среднее, и он рассеянно гладит Кейт по плечу той рукой, которая не впитывает жадно тепло ее ладошки. Мягкость ее кожи умиротворяет, эхом отдаваясь в его спокойном тоне: - Я бы не отказался от такого расклада, - произносит Сойер неопределенно и немного скептически. Соглашаться с Кейт абсурдно, возражать - больно, в первую очередь для нее: каждое "я сдохну, я сдохну, я сдохну" накаляет атмосферу, напоминает о том, что его следует жалеть, что следует пожалеть и себя, потому что она, по всей видимости, неотвратимо отправится вслед за ним, насильно погружает ее в весь этот ужас, когда она могла бы так же нежиться в его объятиях и вести себя, как будто застыла в одной-единственной секунде бытия. Ее ложь - как опиум, наполняющий легкие и успокаивающий раздрай в душе Сойера, и его отчаяние, желание до одури бороться за жизнь, разбиваясь в кровь о решетку незапертой клетки, страхи и чувство вины оседают вниз опавшей листвой. И у него пока нет сил пинать эти жухлые грязные листья ватными от нежности ногами. Ты бесстыдная лгунья, Кейт Остин. Но сейчас это не имеет значения. Хотя, имеет. Фишка в том, что я ни черта на тебя не в обиде. Только ложь сейчас может дать ему покой. Сознательная ложь, а не метафора, полунамеками говорящая о вечной, всепобеждающей и небесной любви - это сказка не про них с Кейт. Не метафора, которой она хочет сказать, что от него скоро останется какая-то эфемерная часть в виде воспоминания или чувства, которую она будет хранить, если выживет - здесь нет ни слова о жизни, когда за тебя живет нейрон в чьем-то мозгу, в котором твои личные качества записаны как на дискете. Не метафора, которая была метафорой, когда Сойеру вынесли приговор, была метафорой, когда он вопреки этому чувствовал себя живейшим из живых, и останется всего лишь метафорой, когда ему сделают красивую дырку между глаз. Будет несправедливо, если Сойера не будет, а эта поэтическая дурь останется. Ему невыносимо хочется, чтобы она врала, пускай для нее это означает четкое как никогда осознание всей жестокости их тюремной драмы, без попыток запудрить самой себе мозги и отсрочить момент, когда нужно будет признать: сейчас все будет кончено. Но его истинное желание - чтобы Кейт действительно хотела убедить его в своих словах, чтобы хотела погрузить его в это идиотическое забытье, где он не думает о смерти, где нет темноты впереди и иррационального ужаса перед пропастью, где он полудремлет на полу клетки, думая, что так будет, если не всегда, то, по крайней мере, очень долго. Чтобы своей ложью она стремилась снять этот камень у Сойера с души. И для такого эффекта ему даже не обязательно ей верить. Потому что ее намерение звучит даже лучше пресловутого "Я люблю тебя", словно, разучившись говорить правду, только ложью она может спасти его от одиночества.
Kate Austen: Save tonight Fight the break of dawn Come tomorrow Tomorrow I'll be gone Передать внутренний свет намного легче, чем отнять. Как бы парадоксально это не было. Не отдаваться полностью, но поделиться частью своего тепла и раствориться в полумраке... свет живет везде. В темной клетке блестит еще ярче. Переливается. Играет с их воображением, создавая немыслимые картины того, что их ждет за решетками. Так удивительно. Раньше Кейт была уверенна, что после "решетки" жизни нет. Она не сможет быть такой, какой была раньше. Не сможет жить свободной. Ей будет казаться, что прямо на лбу клеймо: "преступница" не даст ей спокойно выходить на улицу... А что дальше? Сколько лет прошло с тех пор, как она совершила поступок, стоявший прежде всего ЕЕ жизни? А сколько людей она встретила, которые помогли ей побороть страх быть собой? Всё той же озорной девчушкой с косичкой и хитрой улыбкой на лице? В голове сразу же появился ответ: - два... И через мгновение: - один. А сколько останется завтра?... Представлять будущее в радужных тонах - это не ее. Не для нее. Сколько раз за ночь она об этом себе скажет? Лучше промолчит. Уткнется веснушчатым носиком в предплечье Джеймса и будет молчать. Молчать. Молчать. Надолго? Сколько у нее еще осталось минут, чтобы своим молчанием заглушить его тревогу? Говорить то, что всё будет хорошо и "ты не умрешь" - не одно и то же. Можно только думать о том, что Сойера не тронут, что насмешки Пиккета - это всего лишь ребячество, но в сердце всё равно будет твердить - "Ложь. Ложь. Ложь. Не будь дурой. Когда они хотят кого-то убить, шутки становятся предупреждениями". А можно задержать дыхание, сжать ладонь Джеймса еще крепче, чтобы на самом деле знать - он еще здесь, он совсем рядом, - и поверить в то, что он не умрет. А для Кейт это было очень трудно. Когда это произошло?.. - Я не отниму у тебя то, что было, - она никогда не будет жалеть. Непохожее. Непонимающее. Но правильное. И чертовски жизнеутверждающее. И, что, на самом деле, ждет их за этой дверью клетки?..
Game Master: Время шло, а легче не становилось. Хотя, может, Дэнни хотел всего и сразу, а прошли лишь сутки... Но чувство потери, терзавшее его, он ощущал каждую секунду. Колин не проснулась сегодня рядом с ним. Завтрак без Колин. Весь день без Колин. Сочувствующие взгляды, которые он чувствовал спиной, и иногда - в лицо. Все это подтачивало его, мучило, изматывало, и возвращало к тому, что он не доделал вчера... к смерти Джеймса Форда. Все-таки надо было тогда закончить начатое, надо было нанести еще пару ударов, чтобы "Сойер" сдох как собака на глазах у Кейт. Но тогда Дэнни не смог этого сделать. Сейчас сможет, в этом сомнений не было. Операция Лайнуса - удобный момент, до Дэнни и пленников никому нет дела. Да, к тому же, Пиккетт был убежден, что, отдавая свою жизнь в руки Шепарда, Бен совершает роковую ошибку, и.. кто знает, будет ли кому наказывать Другого за неповиновение, когда все закончится. Дэнни решительно шагал к клеткам, чувствуя на поясе ствол заряженного пистолета, следом за ним, не отставая ни на шаг, шел Джерард - у того были какие-то свои счеты к Остин, и Пиккетта мало интересовало, какие именно. Главное, что у него был помощник. Развернувшаяся перед их глазами картина всколыхнула внутри былую ярость. Дэнни нехорошо усмехнулся, доставая пистолет и направляя его на дремавшую друг у друга на плече парочку. - Надо было убегать, пока была возможность. Пошли, Джеймс.
James "Sawyer" Ford: На какое бы время Сойер ни забылся сном, оно пролетело как один миг. Нет, даже меньше того - забытье, недобрая усмешка Пикетта и звук взведенного курка втиснулись для него в одно мгновение. А в следующее адреналин стремительно подкинул его в воздух, заставив твердо встать на ноги и включить задремавший после упоительных часов любви инстинкт самосохранения. Адреналин взмыл вверх как разжавшаяся пружина с металлическим визгом "Началось!", как бы направленный на Сойера ствол ни кричал о том, что сейчас, может быть, через еще всего одну секунду, все закончится, пружина, которая словно утянула за собой с пола и Кейт, пока их тела еще помнили, что они единый организм, и Сойеру чудилось, что голова девушки все еще остается у него на плече. И их последнее объятие - за плечи, за чуть перекрученные лямки светлой майки, за прилипающие к спине концы ее волос - длится всего секунду, прежде чем Сойер сгребает Кейт левой рукой и заставляет ее податься назад, чтобы заслонить от пистолета, инстинктивно, мечтая стать непробиваемым. И ему даже все равно, что Рэйвен оказалась права, и Дэнни сейчас произносит его имя, его, а не Кейт собрался вести на казнь - защищает он все равно ее, потому что стоящий в шаге за спиной Пикетта Джерард пришел именно за ней и только и ждет, когда девушка лишится их единственной хлипкой брони - его внутренней ярости. Надо было придушить этого козла, когда была возможность, - вторит Сойер Пикетту, волком глядя на Джерри. - Надо было убегать, пока была возможность умереть где-то еще. Надо было сидеть в лагере и сделать этот остров нашим чертовым домом. Надо было побыть с ней еще, надо было еще раз... Надо было вытрясти из нее это "Я люблю тебя". Надо было попросить прощения за все... Надо было, надо бы, надо... надышаться. Надышаться, надышаться, нады-мать-твою-шаться. И чтобы вздохнуть полной грудью и перестать прокручивать в голове вещи, которые он уже никогда не сделает, Сойер должен драться, иначе, пускай хоть за минуту до выстрела, он уже труп, иначе к этому длинному списку невыполненного прибавится позорное и доводящее до безумия "я не попытался защитить ту, которую любил". - А здесь евроремонт боишься перепачкать? - мрачно спрашивает он у Дэнни, добавляя к своей дешевой жизни еще секунд десять времени. Его приведут к какой-нибудь выгребной яме и там пристрелят - видимо, таков их замысел. А если он не пожелает идти, его просто поведут силой. Только дотроньтесь. Ну вперед. Кис-кис-кис, ты, ублюдок, - передразнил Сойер Джерарда, глумливо глядящего ему за спину.
Kate Austen: These precious things Let them bleed Let them wash away These precious things let them break Their hold over me Теперь внутри них остался лишь сжимающийся комок счастья, который от каждого резкого движения становится всё меньше. От дрожи рассасывался, а затем смешивался с алой кровью, которая уже готова была пролиться на землю. Всё взаимосвязано. И их прежняя сила лишь выборочно сохраняла воспоминания о тех драгоценных часах, которые делали Кейт и Сойера неразлучными игроками в жизнь/смерть, любовь/злость, ложь/правду, страдание/удовольствие... Когда Джеймс по инерции поднял ее с земли и завел за свою спину, Кейт словно ударило электрическим разрядом. Ток прошел по ее венам, замедлял реакцию и не давал сделать лишних движений. Страх вновь ворвался к ним в сердца, в душу, как бушующий ветер. Со смертельной быстротой. Девушка увидела Дэнни, а за ним Джерри и сделала шаг назад. Держа Джеймса за руку. Еще крепче. Еще безнадежнее. С такой умоляющей силой, словно, если они будут стоять дальше, это что-то изменит. - Не надо, не надо, - безмолвно повторяла Кейт, пытаясь придумать, как им сбежать отсюда. Но ведь они сами закрыли от себя все выходы несколько часов назад. А для кого сейчас это будет иметь особую ценность? Кому будет не плевать на то, что у них было? Никогда не было. И сейчас ничего не изменилось. Пиккет - коп, загнавший в угол двух преступников, которые забыли о бдительности, забыли о страхе быть пойманными, забыли о том, кто они такие. И сейчас хотят, чтобы все видели созданные за ночь новые образы, которых на самом деле не существует. Для всех их жизнь - иллюзия. Гонка от настоящего. У таких нет ничего, поэтому они бесприютные бродяги, проводящие ночь в грязных клетках и ищущие света в темноте. Вот, она смерть. К ней уже можно прикоснуться кончиками пальцев. Холодно, ты чувствуешь? И быстрое биение сердца - предзнаменование быстрого его замедления. Ведь когда ты задыхаешься, дышишь часто-часто. Жадно-жадно. А потом остановка. Их - выстрел. - Джеймс... - ее голос задрожал. Кейт теребила руку мужчины, чтобы он обернулся. Чтобы не смотрел на разгневанное лицо Пиккета, не видел как тот заряжает свой пистолет и пускает пулю. Пусть Сойер запомнит ее глаза, пусть смотрит в них и не дает отвлечься. Не дает бояться. Как прежде. Сделай это, сделай. Пусть чувствует ее, как прежде. Потому что для них ничего не должно меняться. Только не сейчас. Самое важное у них произошло. И ценность этого в том, что никто об этом больше не знает.
Game Master: - Да, а то мало ли кому еще из ваших придется жить тут и любоваться на твои мозги, размазанные по медвежьей кормушке, - в голосе Дэнни, впрочем, не было ехидства или глумления, на них его просто не хватало, он с трудом сдерживался, чтобы не пристрелить Сойера прямо здесь и сейчас, чтобы не отомстить за Колин слишком быстро. Эти двое должны успеть прочувствовать то, что чувствовал он сам, когда зверем метался возле операционной, когда чуял - все кончится плохо, но надеялся до последней секунды. Пусть и они надеются. Пусть. Ничто не спасет их, как не спасло Колин. - Давай, шевели ногами, Джеймс, - Пиккетт качнул головой в сторону распахнутой двери и рука его сильнее сжала рукоять пистолета. - Джерри, котенок, а не Джеймс. Забыла? - охранник сжал предплечье девушки, рванув ее на себя из-за спины Сойера. - Иди ко мне. Я тебя развлеку, пока наши приятели беседуют. "...и утешу, когда этот сукин сын ответит за то, что прервал наше маленькое свидание."
James "Sawyer" Ford: Любимая, не смей дрожать, Не смей дарить им радость. Все кончено: окружены. Не вздумай при них плакать. Как я люблю твои глаза! Лихорадочное прикосновение пальцев Кейт к его ладони создавало иллюзию, что у нее так же мелко подрагивает рука, как и голос. На секунду Сойер застыл, не позволяя себе обернуться. Нет, только не смотреть в эти бездонные глаза-океаны, на дне которых плещется страх, уже и так ощущаемый кожей, передающийся ему через поры ладони, словно в насмешку нашептывая, что они теперь одной крови, как никогда. Все, как он хотел. Только эта кровь слишком скоро прольется, но не раньше ее слез. Сойер не хотел бы запомнить слезы - он хотел бы запомнить глаза: две сверкающие капли океана, искрящиеся на солнце от ее улыбки, когда Кейт суетилась вокруг него в лагере с ножницами, колдуя над стрижкой, которую так и не закончила, игривый взгляд из-под ресниц, с которым она потом втолкнула его в палатку. Но вместо этого он чувствует, что, стоит ему остановить взгляд на лице Кейт, как их обоих накроет, столкнет друг с другом, как уже было пару часов назад, и парализует в этом положении, отняв способность защищаться и способность защищать. Не реви. Не смей реветь, твою налево! - Сойер стискивает зубы, почти скалясь на Джерри, который уже не подкрадывается к Кейт как животное, питающееся ее ужасом, а подваливает по-хозяйски, как будто Сойера уже нет в живых. Их руки размыкаются, так и не успев на прощание уцепиться друг за друга покрепче, как будто это прикосновение спасет их от самого страшного, и внезапная пустота заставляет его захотеть вырвать с мясом у Других свое право на последнее слово. У него не было времени рявкнуть "Отцепись от нее!", но, съездив Джерри по физиономии кулаком, он имел это в виду. Удара было достаточно, чтобы пару секунд тот не был занят ни Кейт, ни Пикеттом, на которого Сойер набросился со всей яростью, опрокинув твердую как кирпич тушу Другого на решетку, одна рука - на сонной артерии, другая - на запястье руки, сжимающей пистолет, лицо - нос к носу, глаза в глаза. - Бросай ствол, - угрожающе прохрипел Сойер сквозь сжатые челюсти. А то придушу как щенка к чертовой матери.
Game Master: "Ах ты..." - парочка крепких отборных слов в адрес Сойера пронеслась у Джерри в голове, когда мощный кулак с силой вмазал по еще не успевшим поджить после утренней стычки синякам. Лицо взорвалось болью, в голове зашумело, и Джерард выпал из ситуации на пару секунд, дав возможность Форду одержать верх над Пиккеттом, но не настолько долгих, чтобы позволить сориентироваться Кейт. Едва придя в себя, мужчина сгреб девушку в охапку и швырнул в прутья клетки, больно заломив руку за спину. Ему не нужен был пистолет, нож, другое оружие... Если бы он захотел, он бы просто и легко свернул ей шею, и физических сил бы более чем хватило. Но Джерард все-таки уткнул девушке в затылок ствол затяженного пистолета, прежде, чем у него возникла мысль, чем еще можно усмирить Сойера помимо дырки в голове его подружки. "Покомандуй мне еще, паршивец..." - Отпусти его, - угрюмо посоветовал Джерард, сильнее заламывая руку Кейт, выкручивая ей суставы, лишая возможности сопротивляться, пытаясь заставить ее застонать от нестерпимой боли. - Отпусти, я сказал. Иначе я сейчас оттрахаю ее на твоих глазах, сволочь, - "и не подумай, что я шучу."
James "Sawyer" Ford: Если я умру быстрей тебя - ты догоняй. Выстрел ртом лови, не прячь лицо - Кричи, кричи, кричи. Иногда стоит хотя бы на секунду почувствовать единение с кем-то, как начинаешь думать за этого человека, пытаться дистанционно управлять его поведением, ожидая, надеясь и забывая, что для этого в действительности не хватает какого-то сложного кода доступа. И почему Сойер думал, что Кейт непременно удастся улизнуть, исхитриться, так, чтобы Джерри схватил только воздух? Почему надеялся, что девушка успеет воспользоваться суматохой и сделать то, что умеет лучше всего на свете - удрать?.. Пикетт скалился в трех сантиметрах от его лица, на расстоянии укуса, скалился от боли и от торжества. Сойер еще сильнее сжал пальцы на глотке Дэнни, словно чтобы от удушья у того не хватило мозгов припомнить, как два дня назад он живописал Сойеру зверское убийство Кейт, еще не подозревая, что в скором времени станет мечтать, как бы его убедительный блеф произошел на глазах у пленника на самом деле, чтобы не хватило бодрости одобрительно усмехнуться в адрес Джерри, чтобы рука Пикетта наконец перестала так уверенно сжимать оружие, уже бесполезное для Кейт, которой сейчас угрожает пистолет у затылка. Вот и все, милая. Сойер ни на секунду не сомневался, что эта мразь готова исполнить обе угрозы: дикую собственную и безмолвную - пистолета, причем - с него может статься - может быть, и в произвольном порядке. Не сомневался, как не сомневался в том, что, когда он выйдет из этой тюрьмы в вечность, сценарий не поменяется. Сейчас он может только дать Кейт время, всего пару десятков минут или около того - не слишком роскошный прощальный подарок, но больше предложить Сойеру нечего. Как бы она не призывала его бороться, как бы ей ни была нужна его кажущаяся несокрушимой сила, это только продлит агонию. Это ее убьет. А я, черт побери, не хочу, чтобы ты умерла. И не хочу... смотреть. - Перед глазами Сойера на мгновение предстала картина, которую Пикетт уже описывал ему раньше: Кейт, рыдающая от боли, придавленная шоком к утоптанному полу, свернувшаяся у стены клетки калачиком вокруг раны на животе, - и он вдохнул в себя воздух яростно, испепеляя Джерри взглядом и желая ему от всей души гореть в аду вместе с собой самим, вместе с прозрачными и до одурения примитивными провокациями Дэнни, с Бенджамином и его облезлым кроликом, с Джеком, который, очевидно, упрямствует где-то поблизости, не соглашаясь ни на какие условия, со всеми этими довольными затянувшимся отпуском пассажирами их рейса, не нюхавшими жизни в звериной клетке и сухого корма для медведей, с этим проклятым богами всех религий островом. Гори, гори, гори все синим пламенем, как сейчас горит его душа. Жаль, что даже сейчас мы не можем договориться, Веснушка. Наверно, и за это я тебя любил. С сожалением Сойер бросил последний взгляд на ту же девушку, что несколько дней назад запускала пальцы ему в волосы и улыбалась - странно, что даже сквозь гримасу боли, отчаяния и гнева на ее лице он это помнит - на все ту же девушку, которой он врал и от которой уже ушел однажды так же, как сейчас... Теперь ты догоняй, беглянка. Сойер оттолкнулся от решетки и прижатой к ней туши Пикетта, и его сердце сжалось, начиная обратный отсчет.
Kate Austen: Days before you came Days before you came Days before you came Days before you Do what you anyway До того как это всё началось, как ад проник на землю и перевернул всё вверх головой - сделал преступников святыми, а полицейских моральными уродами, на несколько секунд в мире восторжествовала гармония. В тот самый момент, когда Кейт лежала на плече Сойера и дышала своей любовью, вслушивалась в аромат собственных дурацких мыслей и как маленькая девочка верила в то, что всё будет хорошо. И она не посмеет себе дотрагиваться до темноты, а еще хуже - тянуть за собой Джеймса. - Достаточно ли трех секунд, чтобы забыть человека? Достаточно ли трех шагов, чтобы забыть человека? Достаточно ли трех слов, чтобы забыть человека? Трех выстрелов? Трех взглядов? Трех ударов? А их двое. И у них столько историй, что скулы сводит. И вспоминаешь каждый раз, что тогда надо было поступить по другому Надо было сдаться. Надо было отпустить. И поддаться искушению. Умереть от счастья, а не от боли. С ним. В обнимку, а не прижатой к клетке холодными пальцами и грубой отталкивающей силой. Это не ее. Кейт больше не хочет думать о том, что их ждет. Она хочет остановить момент и проживать его. Почему детские мечты вновь находят ее? Даже на этом богом забытом острове Кейт такая же маленькая девочка, которая хочет, чтобы любимые люди не отпускали ее. И сейчас было так страшно начать. Этот головокружительный отсчет. Их личная воронка, где вместо океана кровь. Всё ниже, всё безнадежнее, потому что ты уже внутри. Думаешь как мертвец, дышишь как мертвец. Кто сказал, что их еще не убили? Что Джерри и Пиккет не получили по морде, а вместо этого сделали то, ради чего пришли? Кто сказал, кто?.. Наверное, у Кейт раздвоение личности. Потому что нельзя бояться и быть сильной одновременно. Сходить с ума от одной только мысли, что детские мечты опять ее подвели, видеть перед собой любимого человека и понимать, что то время, которое ты с ним провела было настолько ничтожно, что хочется кричать. И она кричит. И Кейт было все равно, что говорил Джерри. Она пыталась закрыть глаза, пыталась заглушить эти громкие удары в голове, которые отсчитывали в обратном порядке. - Нет! Нет! Нет! - истошно кричит Кейт. Ей не мешает стольная хватка охранника, она даже не пытается сопротивляться, потому что она смотрит в глаза Джеймса. И видит всё. Та мгновенная вспышка, которая говорит лучше всех слов. Что он готов сдаться ради нее. А она этого сделать раньше не могла. Она убегала и думала, что это выход. Что так она не станет ближе. А ближе, значит, роднее. А любимые уходят всегда. До того как ворвутся в твою жизнь, они уходят. Раньше безмолвно. А сейчас с выстрелом, который Кейт слышит. И не убегает. Ирония судьбы. Она опять ее находит. И бьет по самому больному. - Борись! Не смей сдаваться, Джеймс! - Кейт хочет справедливости там, где ее не было с самого начала. Всё как в детстве. Мальчик и девочка должны понять, что завтра наступит без них. Только в этот раз исход наиболее щедрый. Их смешают с грязью. В буквальном смысле. Пусть. Если она не сможет больше разделить с ним жизнь, то разделит смерть.
Game Master: "Джерри, хоть и редкостный придурок, работает четко." Пиккетт кашлянул, прочищая дыхание, и потер пальцами горло, неприязненно глянув на Сойера, а затем на напарника. "Главное, чтоб этот идиот не вздумал и впрямь ширинку расстегивать..." - Идем, Джеймс, - предостерегающе глянув напоследок на Джерарда, Дэнни вывел пленника из клетки. Всколыхнувшееся было раздражение опять улеглось, оставив лишь спокойную холодную уверенность... и боль, которая уже не отпускала. С того самого момента, как ему сказали о смерти жены. С того самого момента, как ему запретили мстить за нее. С того самого момента, когда он бил, бил Форда по лицу, почти не видя его, но чувствуя, как кулаки сбиваются в мясо, как его кровь мешается с кровью пленника, как каждый удар отзывается криком Кейт. - На колени, - в голосе не было ни свирепой ненависти, ни излишней жестокости. Только убежденность в том, что его послушают, потому что иначе все закончится еще быстрее и еще хуже. - На колени, Джеймс. Пиккетт бросил короткий взгляд в сторону Кейт и Джерри - отчасти для того, чтобы убедиться, что напарник не осуществляет свою угрозу, отчасти чтобы девушка поняла - он обращается именно к ней. - Я хочу, чтобы ты смотрела. Смотрела на то, как он сейчас прострелит башку тому, кого она любит. И пусть ей тоже не хватит сил и самообладания пережить эту смерть, как не хватило Пиккетту. Потому что даже если она выберется, выживет, сможет продолжить топтать эту никчемную землю - она никогда не забудет. Как не забудет сам Дэнни.
James "Sawyer" Ford: Двигаясь одеревенело и медленно, подобно роботу старой сборки, он выволок будущий труп из клетки. А так до моей башки не допрыгнешь? - Эта полная презрения колкость уже готова была слететь у Сойера с языка, когда Пикетт, не дождавшись немедленной реакции пленника на приказ, решил усмирить его гордость толчком в плечо и тумаком по загривку. - Чертов ублюдок. Это могли бы быть последние в его жизни слова. Он мог бы разразиться проклятиями и крыть Других до тех пор, пока из него не вышибут красноречие вместе с мозгами. Он мог бы сейчас умереть ненавидя - ненавидя Пикетта, ненавидя Сойера, ненавидя себя самого. Истошный крик Кейт разом завладел его вниманием, прекращая любую брань, которую он швырнет своему палачу в лицо, в рой мелкой мошкары, безобидно щекочущей их лица, и боль от удара тоже гаснет перед отрицанием, мольбой, яростной твердостью в глазах девушки, тоже кричащими о том, что главной трагедии еще не произошло, и... Прости, что тебе приходится это видеть, - хотел бы сказать Сойер, когда повернул голову к клетке и подставил Дэнни затылок, нетерпеливо клянчащий пули, скорее, чтобы не видеть больше, как сильно Кейт вжимается сама в решетку, будто пытаясь пройти сквозь нее, чтобы подбежать к нему и отрезвить пощечиной, выбив из него всю эту упадническую чушь, что мешает вскочить и приложить Пикетта лбом, как она сжимает холодные прутья, словно стремясь их раздвинуть, как тянет шею, как будто может протиснуть голову между ними. Сойер мог бы сейчас выкрикнуть в эти испуганные горящие глаза много недосказанного - как его на самом деле сводят с ума ее волосы, как он хотел ее с того момента, как они боролись за кейс с оружием в его палатке, как ему в действительности больно было бросать ее на острове, когда он пытался свинтить оттуда один, как ему стыдно за все, что он ей сделал дурного, как ему жаль, что у них ничего не получилось, или что получилось, но так ненадолго. Однако, вместо всего этого Сойер просто хрипло гаркнул: - Закрой глаза! - Вот его последнее слово. Не смотри. Не вздумай на все это пялиться. Вот единственная вещь, которую Другие в этот момент не в состоянии заставить Кейт сделать - насильно разлепить ей веки и не позволить отгородиться от его крови, от его трупа, от собственного страха умирать второй. Сойер напоминает ей, что здесь и только здесь у нее сейчас есть выбор - видеть его смерть или принять ее постфактум, и, будь его воля, он бы и уши ей заткнул. Его последними словами могли бы быть "Я буду всегда любить тебя", но это ложь - вот-вот грянет выстрел, и среди присутствующих любить Кейт Остин уже никто не будет, тем более "всегда". Он мог бы умереть любя - любя каждую веснушку на ее скулах, любя ее исцарапанные запястья, любя ее голос, который в следующий миг, кажется, сорвется. - Закрой глаза, Веснушка! - повторил Сойер более требовательно, замечая по ее решительному лицу, что Кейт просто его не слушает, что она много сильнее его в этом выборе, потому что не отводит глаз от последней минуты близкого человека и не бежит от нее под чей-то прицел, как поступает сейчас он из страха, который она тоже неизбежно различит в нем. Пожалуй, на коленях даже удобнее - не так заметно, как эти колени у тебя трясутся, и с какой горечью ты задираешь голову, глядя в последний раз на темнеющее небо. Сейчас он мог бы умолять, позволив Дэнни окончательно себя унизить, и эти мольбы стали бы его последними. Он мог бы умереть в страхе - страхе боли, в страхе за судьбу Кейт, в страхе того, что ожидает Сойера там, за гранью, в то время как он уверен, что там нет ни черта. Что он чувствует в этот момент - абсолютно неважно. Неважно, что эти чувства кипятят его кровь до максимума, будя желание кричать что-то нечленораздельное, чтобы выпустить пар и напряжение, подскочившее в его груди за какие-то минуты. Неважно, хочет ли он, обреченный, умирать. Важно одно - поскорей бы. Делай, черт побери, скорее то, что задумал. Прекрати ее мучить.
Kate Austen: Нет шанса выбраться из собственного ада, где Джеймс стоит на коленях, а тьма вокруг него затмевает весь свет, который еще может быть виден. Он хранится даже в зеленых деревьях, с которыми играет ветер, доказывая им как беззаботно они могут колыхаться... и жить. Ураганы предназначены для того, чтобы выживали сильнейшие. А, может быть, чтобы напомнить о жизни? О мирных спокойных деньках (и пусть их было всего несколько, важно, что они были. Потому что хорошее, как не хочешь, живя в постоянном страхе и напряжении, забыть нельзя.) - Нет! Сволочи, что же вы делаете,- Кейт казалось, что она онемела. Собственный голос звучал как эхо. Она не слышала себя, но пыталась сделать всё возможное, чтобы он стал громче. Отчетливее. У нее получится отогнать страх своим криком. Именно так. Пусть будет именно только это. Это ее. Всё, что осталось. И с этим она может заставить Джеймса почувствовать ее. Как тогда. Всегда. И сейчас. - Я сделаю всё, что ты хочешь! - не унималась девушка, обращаясь к Пиккету, который хладнокровно направил свой пистолет на голову Джеймса. Он хотел этого? Хотел убить того, кто не решит его собственных проблем, потому что невиновен? Сколько жизней обрывается из-за того, что ты становишься на колени, принимаешь решение и не слушаешь никого? Кейт хотелось, чтобы Джеймс услышал ее. И не кричал сейчас о том, чтобы она закрыла глаза. Наверное, если бы Кейт крепко не держал Джерри, она бы сама оказалась на коленях. От слабости, от слез, представлений о том, что теряет силы. Остается немного адреналина и отчаяния, которые затмевают всё остальное. Наверное, будь Кейт в каком-нибудь сопливом кино, она бы мечтала о такой сцене. О словах, о драматизме, о напряжении. Для девочки, живущей, недетскими мечтами. Как в кино. Интересно, сколько раз она представляла, что ее кошмар закончится, и она проснется? Только не в этот раз. Не сегодня. Никогда.
Game Master: - Смотри, Кейт, смотри. Это за Колин. Сукин ты сын... Медлить. Медлить лишь для того, чтобы растянуть последние секунды его жизни. Их жизни. Чтобы насладиться агонией. Чтобы позволить Кейт прочувствовать, прочувствовать всем нутром, до самого основания, как это - когда уходит жизнь из того, кто есть часть тебя. Как это - когда умираешь своей лучшей половиной. Как это - когда остаешься лишь пустой оболочкой, навсегда лишенной всех чувств, кроме безумной тоски и отупляющей злости. Пойми это, Кейт Остин. Осознай это. Ты никогда не будешь прежней. Ты никогда больше не будешь... Прицепленная к поясу рация ожила за мгновение до того, как палец Пиккетта нажал на курок. - Дэнни, прием! Где ты находишься? - "Нет, только не сейчас..." Мужчина недовольно повел головой. "Отвяжись, Фрэндли, мать твою. Я занят." - Дэнни, ты слышишь? Ответь! Ответь, черт подери! Надо было стрелять раньше. Он слишком увлекся... Слишком... Стиснув зубы, Пиккетт свободной рукой схватился за рацию, все еще держа на мушке Сойера. - Да, - рявкнул он в динамик. - Слушаю. - Дэнни, ты, случаем, не у клеток? - Можно и так сказать, - огрызнулся Пиккетт, жалея о своей несдержанности. Если бы он поменьше болтал, сейчас бы наблюдал за рыдающей, убитой горем Кейт. "Дьявол. Какого лешего Тому сдались эти пленники в клетках?.." - Отдай рацию Кейт. Улегшееся было раздражение вновь всколыхнулось, Пиккетт отчетливо почувствовал, как ситуация выходит из-под его контроля. - Да с какого...? - начал было Дэнни, но следующая фраза Тома заставила мужчину растерянно примолкнуть. - Потому что если не отдашь, доктор позволит Бену умереть. - О чем ты? - и ведь он был прав насчет Шепарда, дьявол бы его побрал. Дьявол бы их всех побрал... - Просто отдай чертову рацию, Дэнни, - вновь донесся голос из динамика, словно Фрэндли мог видеть сомнения Пиккетта. - Давай! Быстро! Мужчина колебался еще несколько секунд, скорее не желая расставаться с явным преимуществом, которым не успел воспользоваться, нежели поставив под сомнения слова Тома. Затем сделал пару шагов в сторону решеток, угрюмо велел Джерарду: - Отпусти ее, - и дал девушке в руки рацию. "Словно сам Джейкоб вас оберегает," - мрачно подумал Пиккетт, глядя, как ее пальчики нервно вцепились в пластиковый корпус аппарата.
Kate Austen: - Чувствуй, Кейт, чувствуй, - словно именно эти слова были произнесены. И вот только после этого приходит осознание их беспомощности, сплетенной с отрицанием простого факта. У них всегда есть выбор? Если раньше это и был побег, то сейчас они находятся на другой ступеньке... на другом игровом поле. Нужно знать это. И чувствовать именно это. А не страх, который может заставить спрятаться. Если она может кричать, то может и широко раскрыть глаза. Только из принципа. Чувствовать боль она больше не может. Отрицать. Уничтожать. Убивать. Но оставаться. Оттягивать. Умолять. Только эти слова. Теперь они заглушали всё, что говорил Пиккет. Будто не слыша его, Кейт ничего не поймет, и ничего не произойдет. Нет, неуслышанная история никогда не станет отчетливой, она не засядет в голове... Ничего не будет. Девушка даже не воспринимала то, что с Дэнни связались по рации, что он застигнут врасплох и вот-вот станет ясно, что же случилось. Она смотрела только на Джеймса, всматривалась и уже сама прижималась к решетке. Не почувствовав, что Джерри ее отпустил, а Пиккет протягивал рацию. Пугающее состояние оцепенения, а после... новый выброс адреналина. И дрожащие руки. Всё тело. Накатывающая волна отчаяния за то, что всё может обернуться еще хуже, чем было. Кейт никогда так не боялась. И даже не могла себе представить, что еще способна на такие сильные чувства. А можно было бы крикнуть Сойеру, чтобы он бежал... Чтобы бежал... Но посмеет ли она сказать это? Прямо сейчас? Не заглядывая в глаза мужчины, потому что противоречие настигнет их обоих. Девушка поднесла рацию ко рту, крепко держа ее в своих руках. Главное, услышать. Услышать то правильное. И спасительное. Если это еще осталось...
Game Master: Из рации послышался голос Джека Шепарда. - Кейт, ты меня слышишь? У вас около часа форы до того, как они пойдут за вами.
James "Sawyer" Ford: Всего за секунду мозг Сойера пронзила диковатая мысль, а услышит ли он хлопок выстрела перед тем, как ему пробьет череп. И если услышит, сумеет ли, успеет ли осознать это? Или его ум будет занят одной-единственной предсмертной думой, составляющего квинтэссенцию его тридцатипятилетнего существования? О чем он вообще должен, зажмурившись, думать перед кончиной? Сложно сказать. Одно ясно, как и то, что в этот раз никто не собирается его жалеть, удача - в том числе: в данный момент голова Сойера заполнена лишь громким, гортанным, непрерывным яростно-истерическим внутренним криком, в котором он сам не в состоянии разобрать слов. Он ничего не услышал - только шипение рации и еще чей-то посторонний голос. Сойер разомкнул веки и сразу почувствовал, как траектория прицела перестала тыкаться ему в висок, сместившись чуть ближе к затылку. Отсрочка! - крик в голове перешел в призывный вопль, и ее начал разрывать на части раздражающий, нарастающий, подгоняющий куда-то бежать звон, словно пытаясь заставить Сойера забыть о том, что он уже сдался и ждет казни, заставить вырваться из шкуры загнанной в яму добычи, действовать, выбить из руки Дэнни пистолет, пока тот отвлечен разговором, потонувшим для ушей Сойера в сигнале сирены, запущенном его инстинктом самосохранения. По мере того, как Пикетт ослаблял свое внимание на своей жертве, протягивая рацию Кейт, жертва чувствовала себя все свободнее. Несмотря на то, что Сойер по-прежнему стоял на коленях, его спина была напряжена уже не от страха, а от молчаливой готовности, от настороженности, от интереса, от ожидания, от жажды жить и отыграться. Отсрочка, твою мать!!! - вот что кричал его разум все это время, сначала умоляюще, теперь - почти воодушевленно. Сойер медленно повернул голову, выжидая лишь одного - пока Кейт, вцепившаяся в рацию одеревеневшими пальцами, произнесет хотя бы слово. Скажет что-то, чтобы он понял, чем этот неожиданный и пока неизвестный собеседник на другом конце частоты может быть им полезен кроме того, что создает промедление, которое быстро закончится. Скажет что-то, чтобы он поверил, что она, то дрожащая, то окаменелая, еще может и хочет бороться, и что на сей раз у нее все получится, ибо иначе они будут упираться в одну и ту же точку замкнутого круга под названием "я не хочу, чтобы ты умирала у меня на глазах", пока Дэнни не вычеркнет их из списка везунчиков. Будешь драться со мной, Веснушка? - Сойер тщетно пытался поймать ее взгляд, жадно следил за ее дыханием, стремясь первым уловить слова, но вместо этого приглушенно заговорила рация - голосом, который был слишком знаком, чтобы быть реальностью. И слишком решителен, чтобы слова о том, что у них есть шанс, не оказались правдой. Сойер не верил своим ушам. Док?!
Kate Austen: Наверное, Кейт ждала чего угодно, но только не этого... Голос, знакомый до дрожи. Того, к кому ее водили несколько часов назад, перед кем она тоже позабыла о своей гордости и умоляла о том, чтобы он сделал то, что от него хотят... Казалось, что это было очень давно. Годы назад. Девушка сейчас даже не помнила, что тогда сказала. Помнила только свои слезы, слезы, слезы... Лицо Джека, его мимику, его взгляд, полный слов "как ты могла"... Как же она могла? Да, как? Кейт никому не расскажет о том, что ей приходиться оставлять себя, себя настоящую, и быть той, которая не отчаялась и не устала всё исправлять. Наверное, это у нее в крови. Наверное, это уже неизлечимо. Инфекция повсюду. Проникает всё глубже, что даже разум, который она слышит в словах Джека, кажется ей лишь усмешкой. "- У вас около часа форы," - у них нет ничего, это не правда, наглая ложь, уловка "Других", последний плевок в душу... И опять представление о том, что всё - ошибка. неправильные мысли порождают неправильные действия. Ошибка - исправление. В который раз? У них же было время, у них было всё... Нет, она не жалела. Кейт не жалела, она просто хотела сейчас проснуться. И не смотреть на то, как Джеймс стоит на коленях и ждет звука последней пули в его жизни, которая пробьет ему голову, и не слышать надрывного голоса Джека, приказывающего убегать. - Джек?! - Кейт сначала просто не понимала, что нужно сказать. Или слушать, или говорить, или уже делать. Полнейшая апатия. - Джек, где ты? Она должна была просто сделать то, что мужчина сказал ей, а вместо этого оттягивала драгоценное время их всех. Придумывала себе планы того, как сделать так, чтобы все козыри были у нее в руках. Как сделать себя способной бороться с собой? Потому что то, что ей хотелось сделать - это докричаться до Джека, чтобы все его слова исчезли. Чтобы он сказал, где находится. И они бы нашли его. Если убегать, то всем вместе. Они попали сюда втроем. И покинут тоже. Кейт не могла оставить мужчину, не могла даже представить себе этого. Потому что знала - если у них будет возможность скрыться, то первым делом они найдут доктора. Это даже не обсуждалось. И пусть бы Сойер с ней не согласился бы. Наверное, поэтому она ничего не говорила после тех слов, что Джек, возможно, уже мертв.
Game Master: - Помнишь ту историю, что я рассказывал тебе на пляже? В день катастрофы. Помнишь что я рассказывал тебе, когда ты меня зашивала? - Джек говорил немного сумбурно и потом сорвался на крик, - Ты помнишь это?
Kate Austen: Что? Она должна была сейчас снести к черту все свои пульсирующие мысли и разбирать по кусочкам то, что было? То, что Кейт позволяет себе вспоминать только в самые страшные для нее моменты в жизни, когда безысходность давит с еще большей силой, потому что девушка одна должна противостоять своему страху. И рядом нет никого, от чьего взгляда снова чувствуешь себя живой. Даже пусть он стоит на коленях. К ней лицом. И готов умереть. - Джеймс. Какая горькая ирония. А в самом начале их пути, когда Джек первый раз вспоминал эту историю, он тоже стоял на коленях, к ней спиной и без помощи мог запросто умереть от потери крови или заражения... Стоп. "- Я просто досчитал до пяти". Кейт моргнула. И еще раз. Еще. И, наконец, зажмурилась. Джеку только было слышно ее сбивчивое дыхание. - Да, я помню! - выкрикнула Кейт. - Я помню! У нее не было шансов. Нужно было говорить, говорить, говорить. Время не устанет убегать. У него нет тормозов. И тем более нет рычагов, которые могут остановить на полпути. Кажется, это слишком метафорично. На данный момент. Кейт просто пыталась. Она всего лишь пыталась сделать то, о чем не будет жалеть. Ее жизнь и так сплошное напоминание о сожалениях. И пятнать тем, что девушка до сих пор не научилась держать себя в руках, было непозволительно. Только не сейчас. Пожалуйста. Нет. - Джек, где ты? Мы не уйдем без тебя, скажи где ты... - не смогла остановить себя Кейт. И всё равно жалость появилось в ее голосе. Такая тонкая, но открытая всем. Последние слова, которыми она может сделать хотя бы что-то. Кейт больше не может оставаться сломленной. Ей нужна сила, ей нужна надежда, хотя бы что-то, чтобы продолжать бороться. И пусть Джек поможет ей именно в этом.
Game Master: - Когда будете в безопасности, свяжись со мной и расскажи мне ее, - твердым и спокойным голосом ответил Джек. - Если через час от вас не будет вестей, - он повышал голос с каждым словом, - я пойму, что что-то не так, - и вновь перешел на крик: - и он умрет!
Kate Austen: - И что ты будешь делать с этой историей? Слушать, вспоминать, оттягивать время? Или спасаться? Джек, почему ты не хочешь бросить всё и убежать? Мы же вместе, мы сможем. Ну, пожалуйста, зачем ты так со мной?.. Непонимание. Всё из-за него. Только оно может создавать нерушимые стены и обрушивать их только погребая заживо. И Кейт задавала себе вопросы, даже не успевая сочинять ответы, не успевая понимать себя и свои чувства. Ей хотелось на автомате вырубить охранников и убежать. Вот теперь она оказалась в самой настоящей клетке. Где выход, где воздух, где слова, где разум, где Джек, где... Мысли путались, а руки дрожали. Вот-вот и рация бы упала на землю, мужчина бы подумал, что Кейт послушалась и сделала то, что он сказал ей. Пусть это всё будет случайностью, пусть именно она решает, что дальше произойдет. Ведь до этого отлично справлялась. Свяжись Джек с ними позже, Джеймс бы уже лежал в грязи с пулей в голове и ничего не чувствовал. Не кричал бы Кейт больше, чтобы она закрыла глаза... ... их надо уже открыть. Но закрыть рот, кивнуть только самой себе и убегать. Первый в жизни ей велят скрыться, исчезнуть. Так, чтобы никто не нашел. С той ловкостью, которая удается только прирожденным беглецам. Словно Джек всё знает, словно говорит: "- Я уверен, ты с этим справишься". - Нет, Джек, мы не уйдем без тебя!!! - и всё равно стоять на своём. Тоже самое, что оставлять близкого человека умирать одного. Слышать его прерывистое дыхание, четкие слова и чувствовать ту уверенность, с которой он готов пожертвовать собой для того, чтобы они смогли скрыться. И понимать, что это в последний раз. И сразу вспышка картин, где Джека убивают, где он наедине с собой смиряется, что всё скоро закончится. - Нет!
Game Master: - Уйдете. – Зло и как можно убедительней отрезал мужчина. - Бегите! Сейчас же! - Приказал он, не слушая больше ни единого ее слова, он ее и не слышал, в очередной раз перейдя на крик, - Кейт, бегите же, черт подери!!
полная версия страницы