Форум » Архив игры » Станция "Гидра". Операционная » Ответить
Станция "Гидра". Операционная
Game Master: Достаточно просторное помещение в недрах станции. Кафельные стены, одна дверь, операционный стол и оборудование для проведения хирургических операций и слежения за жизненно важными показателями - не новое, но в хорошем рабочем состоянии. На одной из стен - широкое забранное звукоизоляционным стеклом окно в крохотную комнатку рядом, где могут находиться несколько человек, наблюдая за происходящим в операционной.
Ответов - 122, стр:
1 2 3 4 All
Game Master: Видимо, уже никак, - мысленно ответил Том на вопрос Джека, услышав выстрел сквозь треск эфира. - От Дэнни так просто не убежишь. Он из-под земли достанет, особенно дичь, которая не знает, где здесь прятаться. Поэтому я стараюсь с ним не ссориться. Наверно, следовало осадить Пикетта, пока тот не натворил дел, которые значительно понизят сговорчивость Шепарда, но как это сделать, когда связь с ним потеряна, Том пока не знал. Пока Фрэндли решил дотянуть время до того момента, когда Джека подкосит чувство вины, усугубленное клятвой Гиппократа, и в последний момент хирург зашьет истекающего кровью пациента. Другой с радостью готов был помочь ему вспомнить об этом чувстве. - Это правда - то, что ты сказал? - с усмешкой спросил Том, прислонившись к столику с инструментами у стены, на расстоянии от распростертого лидера Других. - Джулиет действительно просила тебя убить Бена? Или это было твоей хитростью, рассчитанной на то, чтобы уравнять силы, и ты мне сейчас признаешься, что это трюк? Знаешь ведь, что обратно я ее уже не верну. Баба с возу - кобыле легче.
Jack Shephard: А вот теперь Шепард совершенно не знал, что делать. Кейт с Сойером без связи, их преследуют вооруженные Другие, да и, черт побери, у него все-таки на столе пациент умирает. Кажется, его план летел к чертям, и у него не было мыслей, как все это исправить. Джек знал только одно - он не будет ничего делать с Лайнусом, пока не будет никаких известий от Кейт и Соейра. Но как эти известия появятся - вот вопрос. Если их поймают - это не вариант. Есть такое правило у плохих парней: если они обещают отпустить после выполнения чего-то, чего они сами не могут сделать, и ты делаешь это, ты автоматически становишься трупом. И не только ты, но и всех, кого прихватили вместе с тобой. Так что, уж лучше ожидать только своей смерти, чем всех троих. Но у Шепарда оставалась еще надежда на трезвость рассуждений Других в отсутствие их Лидера. Да, им не было резона отпускать Кейт и Соейра до начала операции, тогда бы они получили некотролируемого Шепарда, но раз они так уверены во врачебной этике Шепарда, то, когда операция уже в процессе, им нет никакого смысла не сотрудничать с Джеком: гнаться за Кейт и Сойером, и тем более убивать их во время погони, вместо того, чтобы преспокойно предоставить им лодку. Отпусти они их, и Шепард спокойно и без нервов закончил бы операцию. Это не было обманом. А теперь их Лидер умирает, а они скачут по джунглям, теряя драгоценные минуты жизни Лайнуса. Успехов вам, ребята! Джек злился, но все же из-за того, что совсем нечего было ожидать, он-таки соизволил проверить состояние Бенджамина и прикинуть, сколько же он протянет так с распоротой почкой. Как тут заговорил Том: - Это правда - то, что ты сказал? Джулиет действительно просила тебя убить Бена? Шепард не отрывал взгляда от экрана прибора столько, сколько ему нужно, и поэтому с запозданием выпрямился и обратил свое внимание на мужчину. Всем своим видом он продемонстрировал ему абсурдность его вопроса, и спокойно ответил, утвердительно кивнув: - Да. - Сказал он это небрежно, словно это неважно было, важно тут другое, и другими бы вопросами надо задаваться на месте Других, но задавать не надо было. Шепард облегчит им задачу и сам предоставит нужную информацию, раз они не способны думать без своего лидера. - И примерно через сорок минут она свое получит. Джек с презрением посмотрел на Тома и направился от стола, демонстрируя полное отсутствие беспокойства за Бена. Он дал им информацию - теперь их задача, как за сорок минут все исправить.
Benjamin Linus: Сознание возвращалось медленно, призрачный гул в ушах то нарастал, заглушая слова тех, что были рядом и обсуждали возможность его убийства, то стихал, позволяя Лайнусу вычленять новые и новые подробности происходящего вокруг. Он успел понять, что Джулиет вышла, успел краем глаза заметить край ее хирургического халата, мелькнувший по дороге к двери, и теперь, цепляясь разумом за ее образ, выкарабкивался из анестезиологического туманного плена. "Все пошло прахом. Все пошло прахом..." Все пойдет прахом, если он не соберется, не вырвет угасающее сознание, краешком еще бывшее где-то там, в туннеле с мозаикой картинок его жизни, если не заставит себя говорить и договориться. На смертном одре, обездвиженный и полуживой - договориться, заставить, умолить спасти собственную жизнь. Вырвать зубами, пожертвовав чем угодно. Живой - он сможет после восполнить эту жертву. Мертвый - уже никогда. Пошевелить губами. Пошевелить пальцами. Моргнуть раз, другой, третий, отгоняя дурманящий сон. С каждой секундой жизнь вытекает из него. И с каждой секундой - жизнь возвращается. Анестетик, растворенный в крови, слабеет, выпускает Бенджамина из своих цепких коготков безвременья, пока мужчина рвется прочь, в настоящее, туда, где еще может успеть спасти себя. "Эй," - привлечь к себе внимание. Как угодно, но дать понять, что его обездвиженное тело - не залог чьей-то свободы, не орудие чужих манипуляций, а человеческий организм, который медленно умирает на операционном столе, где хирург внезапно решил стать главным и воспользоваться тем, что Другие временно лишены лидера. Взять их на беспомощности, неспособности мыслить и принимать решения в критической ситуации, держа жизнь Бенджамина на кончике скальпеля словно неумелый дирижер, внезапно получивший во владение целый оркестр. Не выйдет. "Эй..." - он не слышит сам себя. Тяжелый, ватный, потерявший чувствительность язык ворочается с трудом, ему не хватает гибкости, чтобы помочь онемевшим голосовым связкам превратить сиплый, едва слышный звук идущего из легких воздуха в слова. Сглотнуть, отдышаться, попробовать еще. Он сможет. - Эй... - Лайнусу не видно, что происходит рядом, что делают двое, оставшиеся возле операционного стола, он не видит их лиц, но чувствует оголенным позвоночником - оба замерли, примолкли, застыли истуканами. Не верят, что так может быть - посреди операции пациент приходит в себя, когда у него в спине дыра, а из разрезанной заботливым хирургом почки хлещет кровь. Чего только не приходится делать, чтобы выжить... - Так... у вас... ничего... не выйдет, - ватный язык заплетается, почти не слушается, но в наступившей тишине Бену не приходится напрягаться сильнее, чтобы привлечь к себе внимание. Оно и так уже приковано только к нему. - А теперь... п.. позовите... Джулиет. Договорить и едва не потерять сознание. Удержаться чудовищным усилием воли. И взять все в свои руки. Даже на операционном столе. Даже на смертном одре. Только так. Всегда.
Game Master: Том хоть и сохранял спокойствие, но на самом деле не знал, что делать. Всё шло не по плану и это было совсем некстати. Наверное, надо было придумать какой-нибудь план "B" на такой случай. Только кто бы над этим размышлял? Или надо было сказать Бену, чтобы тот сам подумал, что делать, если вдруг будет при смерти или даже уже мертв? - Зараза, - лишь ругнулся про себя Том. Мужчина внимательно следил за каждым движением Шепарда и хотел уже сказать, что ничего у него не получится, как произошло действительно неожиданное и даже пугающее. Бен очнулся. И не просто очнулся, а даже заговорил. Том изумленно посмотрел на Джека, словно спрашивая: "какого черта?!" Лайнус не до конца прооперированный лежал на кушетке и давал приказы. Что еще может произойти? Том бы уже ничему не удивился. - Какого черта он очнулся, Джек? Что происходит? - резко спросил Фрэндли, понимая, что для здоровья оперируемого происходящее не несет ничего хорошего. Продолжая наблюдать за реакцией Джека, мужчина подошел ближе к операционному столу.
Jack Shephard: Не успел Шепард отойти от стола, и не успел Том хоть как-то отреагировать на его слова, вдруг неожиданно раздался голос со стороны операционного стола. Джек даже непроизвольно переглянулся с Томом, вроде как проверяя реакцию мужчины, слышал ли он один, или тот тоже слышал, а уже потом обернулся к Бену, когда обнаружил на лице Другого изумление, наверное, точно такое же, что можно было увидеть и на лице доктора. Это слабое «Эй» заставило все всколыхнуть внутри Шепарда. Оказывается, это безразличие все же было напускным, и беспокойство, черт побери, за пациента у Шепарда все равно присутствовало. Только, видимо, слишком глубоко за всей той ненавистью, презрением и отвращением, что мужчина испытывал к Другим. И не без причин испытывал, стоит заметить. Но сиюминутное беспокойство, кольнувшее в области сердца, быстро отпустило, и безразличие к сложившейся ситуации по отношению с тем, что происходило сейчас с Лайнусом, постепенно отступало, как только он слышал каждое последующее слово Бенджамина. К нему вернулось спокойствие и даже какая-то практичность. Хотя, знаете, может быть это было вовсе и не беспокойство за состояние пациента. Когда Бен очнулся, у Шепарда было ощущение нашкодившего мальчишки, который натворил делов, зная, что родителей нет, а они оказались за спиной, и все видели, и ты испытываешь угрызение совести за содеянное, хотя не будь их, они бы и не узнали никогда, и ты бы даже глазом не моргнул, чтобы испытать чувство вины. Да, конечно, Шепард надеялся, что все это пройдет без участия Лайнуса, без его ведома, но, кажется, этот мужчина настолько научился за свою жизнь за всем следить и все контролировать, что даже этого момента не мог упустить, чтобы не проследить и не указать, как и что нужно сделать. Даже если, черт возьми, ему приходится выбираться с того света. Шепард, кстати говоря, тут же и посмотрел на приборы, отмечая состояние организма Бенджамина, которые, кажется, не совсем вписывались в то, что происходило в действительности. Он совершенно не понимал, как тот мог в таком состоянии не только быть в сознании, но и разговаривать, но, кажется, Джека мало это стало волновать. Вроде как ему даже и понравилось, что очнулся хоть кто-то, кто сможет отреагировать оперативно на действия Шепарда. Да куда уж оперативней Бена, в конце концов, на кону его жизнь, а не Тома. Том, кстати говоря, был удивлен и даже, кажется, испуган, но Джек довольно спокойно ответил ему: - Я нейрохирург, а не анестезиолог. - Шепард пожал плечами и зло глянул на ошеломленного мужчину. Не слишком ли много они хотят от Джека, чтобы тот мог объяснять им все, что происходит? Не пора бы уже закончить с вопросами и преступить к тому, что у него должно получаться лучше, чем задавать вопросы - выполнять прямые приказы их Лидера, которому они так беспрекословно подчиняются.
Benjamin Linus: "Идиоты". Бенджамин прикрыл глаза, пытаясь дышать ровно и неглубоко - мысль о том, что спина у него разрезана, рождала страх, что любое движение ниже груди, даже элементарный вдох, заполнение воздухом легких, отзовется болью, которая лишит его возможности говорить, терпеть, ждать. Которая опять превратит его в кусок мяса, тушу, жертву, приносимую во имя жизни двух аферистов, каждый из которых гнилой и продажный до последней клеточки... "На кого ты тратишь свое время, Джек? На кого ты тратишь свои силы?.." Он ждал, каждый миг опасаясь провалиться в небытие между явью и сном, боясь, что больше не выберется, не выкарабкается оттуда, а те, от кого зависит его жизнь, так и будут растерянно хлопать глазами, не в силах примириться с реальностью, пытаясь понять, что происходит, пока часы идут в обратную сторону, отмеряя минуты жизни Лайнуса, как будто песок способен пересыпаться вверх вопреки законам тяготения, так же, как Бен сейчас очнулся вопреки законам медицины. "Нет. Нет, нет, нет!" Открыть глаза, уцепиться сознанием за... черт возьми, пусть даже за ноги, растерянно переминающиеся в метре-полтора от него. Теряя силы с каждым словом, мужчина снова разлепил засохшие губы и заставил ворочаться одервеневший язык. - Я... по... понятно... выразился?.. - "дважды идиоты." Безликий едва слышный голос, равнодушный тон, и только в словах можно было угадать привычный сарказм, холодную язвительность. Лидер отдал приказ, так почему его еще не бросились выполнять? Почему его помощник, "правая рука", ведет какие-то маловразумительные беседы с хирургом, которые вкратце можно выразить в детском и неконструктивном "ты че? - я ниче, а ты че?", в то время как все, что ему сейчас надлежит делать - это сломя голову броситься вслед за Джулиет... потому что она, только она, вылепленная Беном из мягкой, податливой и бесформенной глины, закаленная в огне и в холоде, спокойно и расчетливо сможет надавить на нужные кнопки, дернуть за нужные веревочки, чтобы беглецов не застрелили в джунглях, чтобы Шепард закончил операцию, чтобы Остин и Форд (черт с ними!) сбежали, а Джек послушно остался заложником их свободы и превратился из упрямого барана в бессловесную овцу. Особенно после того, как хирург уже ее почти послушался, остановившись на полушаге из-за собственной недальновидности... хотя именно это и дало Бену возможность сражаться за свою жизнь. "Джулиет... мне нужна Джулиет." Он вновь прикрыл глаза, не до конца отдавая себе отчет в том, что именно скажет ей, о чем станет просить, не будучи до конца уверен, что ему достанет сил до конца разговора, что он не выключится из реальности на середине, не успев уговорить, пообещать, исправить, и последнее, что ему удастся увидеть - будут ее напряженно дрожащие колени, на которые он положил бы тяжелую ноющую болью голову, если бы все, все, все было совсем иначе...
Game Master: Будь я твоим начальством на материке, ты бы в момент лишился лицензии. Том смерил Шепарда тяжелым взглядом, в котором еще угадывалась и паника, и уже собирался потребовать от хирурга снова ввести Бенджамину наркоз, чтобы тот хотя бы не мучился от боли, которая, по идее, должна была быть более чем свирепой, как лидер Других неожиданно заговорил снова, и Фрэндли осекся. Первая фраза Лайнуса после пробуждения, должно быть, не показалась Тому осознанной - несомненно, оперируемый испытывал адскую боль, остаточный эффект от анестезии и вполне нормальный страх смерти - кого Бену еще было звать, к кому кинуться в такую минуту, как не к своей любимой марионетке? Фрэндли подумал, что в аналогичной ситуации с ним, вероятно, случилось бы такое же помутнение. Но последовавший спокойный и четкий вопрос лидера наконец доказал ему, что это приказ, и пока Бенджамин жив, его необходимо выполнять. - Без глупостей, - предупредил Том Шепарда и, на ходу срывая медицинскую маску с лица, вышел из операционной, прочь от запаха крови и запятнанной красным простыни. Нервы Фрэндли снова начали превращаться в железо. Не успел он задаться вопросом, где искать Джулиет, как наткнулся на женщину в коридоре, как будто та ждала, что ее позовут, как будто сама воля Бенджамина призвала ее оттуда, куда доктор Берк ушла некоторое время назад. - Джулиет, Бен очнулся, - веско окликнул Том женщину. - Он просит тебя прийти. К этому не было нужды прибавлять властное "немедленно" - первые слова мужчины и его тон уже говорили о том, что времени мало.
Juliet Burke: Как же сложно Джулиет было выйти из операционной. На ватных ногах покинуть место жертвоприношения, прислониться к бетонной стенке и выдохнуть из легких затхлый больничный воздух. Боже, сколько еще осталось терпеть? Когда всё, наконец, закончится? И неважно уже, как. Пусть только никто не будет выгонять ее, лишая всякой информации. Казалось, что приближение к правде только больше убеждало ее в том, что она здесь лишняя и никогда, никогда ей никто не поверит. Статус лживой предательницы клеймом останется навсегда, если только… - Нет. Нет, я не хочу об этом думать. Женщина закрыла глаза, представляя себе подлодку, в которую спускается и вот-вот уплывет с этого чертового острова. Это так легко нафантазировать, что будет, и так сложно дождаться. Пройти через все тропинки, переплыть океаны слез и осушить кувшины яда. Только для достижения одной крохотной цели, стоящей всей жизни. Джулиет в последнее время только и думала о том, как скоро все закончится, настраивала себя на тот исход, который нужен именно ей и отгоняла прочь мысли о неудаче. А сейчас не хотела даже думать о том, что будет дальше. Да, если все получится, то женщина добьется своего, но… - Не всё равно ли теперь? – чувство вины съедало Джулиет изнутри, пресекая любые попытки оправдать себя. Это так всегда и получалось. Но так хотелось именно в этот момент не чувствовать себя последней сволочью. Дойдя практически до точки, нельзя делать запятые, нельзя. Внезапно Джулию напугал голос Тома. Женщина вздрогнув, открыла глаза и увидела перед собой мужчину, который сказал ей, что Бен очнулся и самое худшее – хочет ее видеть. Джулиет бы сделала шаг назад, если бы сзади не было стены. Да она бы, наверное, согласилась бы и провалиться сквозь землю лишь бы не слышать этого всего. - Зачем, зачем, зачем?.. Не оставалось возможности больше молчать, поэтому Джулия только задержала дыхание на несколько секунд, а затем осторожно спросила: - Что?! Как такое могло произойти?! Это всё, наверное, галлюцинации. Правда. Такого в реальности быть не может. Надо избавляться, надо избавляться. Или придется самой обращаться к врачу, но если уж с Харпер ничего не получилось, то, наверное, шансы вылечиться совсем ничтожны? Джулиет понимала, что хуже всего всё равно то, что ей надо возвращаться в операционную и говорить с Бенджамином. Вновь услышать его голос и чувствовать себя замороженной амебой, лишившейся всех чувств и эмоций. Это только потом слезы и истерики. А рядом с ним уже это недейственно, потому что его холодное спокойствие заражает всё. Болезнь на всю жизнь. Может быть, это надо было лечить, а не опухоль позвоночника?.. - И почему ему нужна я?.. – хотя Джулиет и сама могла ответить на этот вопрос, ведь она была нужна всегда только тогда, когда Бен сам этого захочет. Только в моменты приказа. И больше никогда. В остальные часы женщина оставалась обычной «другой», живущей в поселке и делающей какую-то важную работу. Но сейчас?.. Как же Джулии было страшно переступать порог операционной. Она не думала, что уже возвратится сюда. С каждой минутой становилось все опаснее доверять собственным чувствам, доверять сердцу.… Всё внутри Джулиет кричало об огромном обмане и невозможности что-то изменить. Она должна была пройти через все препятствия без уверенности, что дойдет до конца.
Game Master: Все-таки доктора Берк было гораздо легче ввести в состояние прострации, чем Том предполагал - известие пригвоздило Джулиет к месту и заставило задать два вопроса, которые сейчас не имели значения. Ей нужно было идти. Что она хотела - чтобы он дал ей сесть, справиться со страхом, обдумать, как убить Бенджамина, пытающегося изо всех сил взять контроль над ситуацией? Этого Фрэндли не мог и не желал сейчас Джулиет предоставить. Все, что он готов был ей предложить - несколько секунд, пока он быстро отвечает на ее вопросы. - Джек не анестезиолог, - сухо обронил он без ярко выраженного сарказма. А вообще, я не знаю, кто из вас двоих накосячил с анестезией - Шепард или ты сама. - Я не знаю, зачем ты ему нужна, но если человек приходит в себя на операционном столе и хочет видеть тебя, он хочет сказать тебе что-то важное. Пошли, - веско закончил Том и провел доктора Берк в операционную.
Juliet Burke: Никто никогда не дает ответов - к этому уже надо привыкнуть. Чертово проклятие, лишающее смысла что-либо спрашивать. Или ты принимаешь, или отрицаешь. Копнешь глубже - сразу яма. И в нее ты падаешь. Джулиет чувствовала себя Алисой в Стране Чудес, которая в один прекрасный день провалилась под дерево (спустилась в подлодку) и оказалась в сказочной стране (острове), где бешеный кролик (Бенджамин) заставлял ее бегать за собой и именного из-за него она и попала сюда... Только тут совсем другая игра, черт возьми. Женщина выдохнула. Как же трудно было держать себя в руках. И говорить. И реагировать. И идти вперед. И, главное, делать всё правильно. До невозможности хотелось содрать с себя маску спокойствия и показать свое истинное лицо. - Это немыслимо, - проговорила Джулия, пройдя в операционную вместе с Томом. Только несколько минут назад она была уверенна, что сюда не вернется, как всё изменилось с такой скоростью, что сейчас можно было делать новые предположения развития событий. Женщина подошла совсем близко к Джеку и операционному столу, на котором лежал Бенджамин. Сглотнув, Джулиет подняла взгляд на Шеппарда. Она так не хотела говорить при нем. Это было слишком лично. Всё, что связано с Беном, а именно их разговоры - никто посторонний их слышать не должен. Но, похоже, не в этот раз... - Я здесь, - начала Джулия. - Ты хотел о чем-то поговорить, Бен? Как же это, наверное, выглядело глупо. Она говорит с без-пяти-минут-мертвецом, который от нее что-то хочет. Жутко. Знать, что даже так он может достать до нее. Может вновь влезть внутрь и своими холодными пальцами нащупать душу. Женщина невольно вздрогнула, но не подняла взгляда на Джека. Она выглядела как смиренная, которая уже знает свое наказание. И от осознания этого бежать из этого места хотелось все сильнее. Но кто ей позволит? Кто?..
Benjamin Linus: Ее слова прорвались сквозь шумы и эхо в ушах, развеивая туман в голове, позволяя уцепиться за реальность через этот голос, ведущий его сквозь забытье, словно нить Ариадны. Бен открыл глаза, уставился застывшим расплывающимся взглядом в пол. Пальцы на расслабленно лежащих на подлокотниках руках дрогнули, словно он опять хотел взять ее ладонь в свою - как тогда, давно, очень давно, в ее прошлой жизни. И так же, как тогда, его пальцы обреченно расжались, схватив лишь воздух. "Джулиет..." - стоном боли где-то внутри. Отчего он ничего не чувствует в разрезанной спине? Отчего болит только то, чему болеть не положено?.. Бенджамин словно был одновременно здесь - и в десятке других эпизодов, когда он касался ее, смотрел на нее, ненавидел ее, ломал ее, спасал ее, лгал ей и говорил оглушительную обезоруживающую правду, которой лучше бы не знать. Образы накладывались друг на друга, путались, тенями мельтешили в его пульсирующем разуме, теряя его реальность, где он умирал на операционном столе, будучи в полном сознании. Говорить было сложно, собраться - еще сложнее. И только страх, подстегиваемый пониманием, что единственный, кто может его спасти - это он сам, будоражил и не позволял уходить в небытие. - Да, Джулиет. Нам... надо... надо поговорить... наедине. Кажется, произносить слова стало чуть проще. Анестезия отпускает? И скоро доберется и до дыры в спине, скрутив Лайнуса настоящей болью, о которой он пока не подозревает, счастливо успевая держать в голове еще что-то еще, кроме того, что жив лишь наполовину?.. Не думать об этом. Вот только об этом не думать, не звать мысленно эту боль раньше, чем она доберется до него самостоятельно, чем вырвет из него все размышления вместе с остатками жизни и сознания, заставив лишь стенать бессловесно вникуда - пусть это прекратится, пожалуйста, пожалуйста... Чтобы смерть стала избавлением. Не думать. Он подождет, пока все, кроме нее, выйдут. Пока она сядет рядом и напряженным безликим голосом скажет ему, что они остались одни. Пока она замрет возле него хрупкой статуей усталой и беспощадно сочувствующей женщины, от которой зависит его жизнь.
Jack Shephard: - Без глупостей, - услышал он от Тома, наконец-таки отправившегося выполнять приказ. Шепард лишь бросил на него недоброжелательный взгляд и сморщился, поражаясь логике мужчины. Он что, действительно думал, что Джек сейчас прирежет Бена, пока они вдвоем? Он что, не слышал, что он только что шантажировал их жизнью Лайнуса? Ему и так-то приходилось прикладывать немало усилий, чтобы вот так терпеливо ждать, что же решат Другие в этой ситуации. Все-таки он переоценил себя, свою уверенность в том, что нарушение правил пойдет на пользу общему делу. Это все было неправильно, а Шепард слишком хорошо был приучен делать все правильно, по правилам. Черт побери, он нарушил клятву Гиппократа, и это начинало давить на него с неимоверной силой. Особенно сейчас, когда Том вышел. Оказывается, этот мужчина отвлекал его от основной проблемы. То, что Том пялился на него и всем своим видом давал понять, что обвиняет Джека во всем, что сейчас происходило, выводило Шепарда на эмоции. А у Джека, так уж сложилось, в экстремальных ситуациях мобилизуется одна лишь эмоция - ярость. Почти неконтролируемая. Он мог злиться сам на себя, что все пошло не так, его бы могли мучить угрызения совести за то, что он сделал, но когда рядом был внешний раздражитель в лице Тома или Джулиет, на которых он мог направлять эти эмоции, он делал это. Неосознанно. Господи, он же так ненавидел этих всех Других за их коварства, хитрости и жульничества, а сам пошел на то же. Клин клином вышибают, да, но слишком этот клин был противоречивым для моральных устоев Шепарда. Да будь его воля, или, наверное, уже совесть посильней, он бы давно уже закончил эту операцию. И да, за отсутствием хоть кого-то еще в этом помещении, его снова начинала грызть совесть. Джека так и подмывало узнать состояние Бенджамина, но это было бы проявлением слабости. А Шепард в данный момент демонстрировал свой характер и выдержку. Стойко показывал, что они его не сломали и не сломают. Он ожидал возвращения Джулиет, и как только он подумал, для чего Лайнусу понадобилась она, Шепарда осенило. Сколько уже Бен не в отключке? Сколько из сказанного было им услышано? Да-да, Шепард сам выдал желания Джулиет Другим. Другим в лице Тома, но не Лайнуса же. Черт, и откуда снова это беспокойство за блондинку? За ту, которая так просто переметнулась и прикинулась невинной, выдав его слова за ложь? И что в ней такого особенного, что заставляло Шепарда нервничать, когда он осознал, какими могут быть последствия этой правды. Она спасалась ложью? Что Бен сейчас предпримет? Шепард уже было хотел начать оправдывать ее перед Лайнусом, но время уединения закончилось слишком быстро. Или все же это было не так быстро, и просто Джек поздно додумался? В любом случае, как только он встретился взглядом с Джулиет, все изменилось. Опустошенный взгляд ее глаз. Он нахмурился. Возвращалась злость, и он уже не понимал, чего все-таки хочет. - Да, Джулиет. Нам... надо... надо поговорить... наедине. Заговорил Бен, и это позволило ему думать более трезво. - Нет. - Замотав головой, тут же отреагировал Шепард, - Нет. - Повторил он, и снова коротко добавил, - нет, прости. И сейчас он даже не особо понимал, за кого больше волнуется - за нее, или за него. Но в любом случае, все должно происходить при нем. В его присутствии. И да, может быть, от части из-за любопытства.
Benjamin Linus: И снова все шло не так. И снова контроль над ситуацией ускользал из слабых пальцев, заставляя Бенджамина крепче цепляться за реальность, превознемогая страх, туман и бессилие, когда из всего тела может шевелиться лишь язык. Но этого Лайнусу достаточно, не так ли?.. - Джек, - он скосил глаза, пытаясь определить местоположение хирурга, но, чувствуя головокружение, отказался от этой затеи, вновь уставившись в пол. - Я прошу тебя... как джентльмен джентльмена, - определенно, говорить стало проще. Если поначалу Бен едва мог связать вслух пару слов, запинаясь на каждой букве, то теперь произносил уже целые фразы. И он вряд ли смог бы с уверенностью утверждать, что здесь играло главенствующую роль - то ли дальнейшее ослабление воздействия анастезии, то ли железная воля почти покойника, который будет бороться за собственную трижды оконченную жизнь до последнего вздоха и даже после него. Трижды. Первый раз в тот момент, когда опухоль появилась и разрасталась, лишая возможности спастись; второй раз, когда Джулиет решила отомстить ему за годы, проведенные на Острове, за Гудвина, за его робкую, но беспощадную любовь; и третий, когда Шепард полоснул скальпелем по почке, выставляя свои условия. Как будто того, кто уже сейчас занимался преодолением двух своих смертей, можно всерьез напугать третьей. - Тебе ведь нетрудно... дать мне три минуты... с учетом того, что у меня их осталось... двадцать семь? Потому что если то, что хирург говорил про нее, правда, - а это правда, уж кому, как ни Бенджамину, уметь разбираться во лжи, - то и решать ситуацию надо, начиная с нее. С той, которая выполнит его приказы беспрекословно, если будет знать, за что сражается. Если получит стимул не убивать его.
Jack Shephard: Уж что-то больно шустро Бенджамин начал разговаривать. Неужели анестезия так быстро прошла? Должно быть не очень приятные ощущения сейчас испытывает тот. Говорит ли он медленно и с таким трудом из-за того, что анестезия еще действует, или же это от той боли, что пронзает его тело? Это, наверное, все же и сыграло главную роль в выборе, за кого же все-таки сейчас "болеет" Шепард. Как ни странно, ему хотелось облегчить эту боль Лайнуса. Это он виноват, он причинил ему такие страдания, а он - врач. И совершил он это не как простой человек в быту, а как врач, во время операции. Он нес за это ответственность как доктор в первую очередь. Джек в состоянии был сделать то, что он сделал с Беном, чтобы манипулировать Другими, но он вовсе не намеревался доставить тому такую боль. Он бы предложил, и даже бы настоял на том, чтобы снова сделать укол анестетиков Лайнусу, но раз он был единственным, кто способен разрешить то, ради чего Джек и устроил все это, это было бы нелогично. От слов Бенджамина на лице Шепарда отразилось недоумение. Он, конечно, и не предполагал, что тот его беспрекословно послушается, но чтобы аргументировать свою просьбу словами "как джентльмен джентльмена".. Джек хмуро покосился на мужчину, но сложно что-либо понять, когда не видишь лица говорящего, поэтому он обратил взгляд на присутствующих, кто мог бы понять, о чем говорит их лидер. Но у них на лицах все еще отражался ужас от произошедшего. Ладно, это не важно, потому что такой аргумент все равно не переубедил Шепарда оставлять его наедине с Джулиет. И он бы настойчиво повторил очередное "нет", если бы не дальнейшие слова Лайнуса. Это остановило его и ему правда нечего было сказать. Три минуты - пожалуй, столько можно отвести для их разговора, если учитывать, что они уже больше потратили время на уговоры Шепарда. Страптивость хороша, но только если не кому-то вредит здоровью. Поэтому Джек, ни сказав ничего в ответ Лайнусу, согласился с ним и обреченно пошел на выход. - У вас три минуты. - Строго сказал он на выходе и, переведя взгляд на Джулиет, добавил с угрозой в голосе, - Только тронь его. - И вышел.
Game Master: Фрэндли молча смотрел на то, как террорист в белом халате и его заложник пытаются договориться. С тенью презрения на лице он наблюдал за на отрез отказывающимся пойти на уступки, подло тянущим время Джеком, которым руководило вовсе не желание спасти пациента. Страх Шепарда был иного рода - страх потерять власть над жизнью Бенджамина, которая только и поддерживала его влияние на ситуацию. Все для получения личной выгоды, ничего для человека, нуждающегося в медицинской помощи. И все из-за этой Остин. Вот когда с успешного хирурга слезает вся эта героическая шелуха образцового врача. Я тебя вовсе не виню, Джек, но знал бы ты, для кого из кожи вон лезешь. Бен тоже не думал отступать (в общем-то, отступать ему было некуда, кроме могилы), и его настойчивость в состоянии, в каком находился Лайнус, восхищала. Кажется, вот лидер Других выполнил свою роль в этом спектакле - произнес правильные слова. Роль же Фрэндли состояла в том, чтобы не допустить его смерти от руки Джулиет и вместе с тем выполнять его волю. В первом они с Шепардом даже были в каком-то смысле единодушны. Том провел Джека на смотровую площадку, откуда им было хорошо видно каждое движение оставшихся в операционной мужчины и женщины, и встал с ним рядом, наблюдая за происходящим внизу во все глаза.
Juliet Burke: Тоньше, тоньше Смелее, смелее Кап-кап ниточка, от края до края И не больно, это плохо, что не больно Это значит, я, наверное, умираю - Хорошо, хорошо... хо-ро-шо. Ты только не говори при нём ничего, - Джулиет с грустью смотрела на Джека. Каким он стал уязвленным. Им теперь одна дорога - в прошлое. Мужчина так беспокоится за Кейт, что готов своей жизнью заплатить за то, чтобы она осталась жива. А Джулиет будет платить своим прошлым, потому что когда-то отдала себя в плен и совсем забыла, как оттуда выбираться с помощью своих сил. Но пока она остается здесь, а Джек уходит. Согласившийся. И практически сломавшийся. Что происходит? И почему? Человек, который вот-вот должен умереть всё равно заставляет делать людей то, что они не хотят... Как так? Единственное, что сейчас чувствовала Джулиет - отторжение. Собственное тело хоть и находилось в операционной, но душой женщина была всё еще на улице. Там ветер вольный. И дышится свободнее. Главное - нет Его рядом. Холод отсутствует несмотря на позднее время. Там ведь всё равно теплее. Ты можешь спокойно пойти вперед по тропинке, а здесь стоишь, словно наручниками прицепленная к операционному столу и ничего не можешь сделать. - Катись к черту, Бенджамин Лайнус. Пусть, наконец, он заберет тебя и ты найдешь покой среди тех, кто поймет всё то, что ты делаешь. Джулиет никогда так страстно не желала мужчине смерти, как сейчас. Всё, что было между ними - это какая-то бездна. Что бы ты не делал - всё равно ты будешь всей душой ненавидеть. Будешь мучить. Будешь сам страдать. И сейчас это всё напоминало привычную истерику. Внутреннюю. Самую болезненную - безвыходную. Даже эмоции заточены где-то на глубине, и также боятся вылиться наружу, чтобы заявить о себе. Только у Джулиет это практически получилось. Но она сразу же, как последний трус, вновь скрылась в своей норе. - И так будет..? - Я.., - женщина поняла, что не готова закончить фразу. Словно Джулию внезапно бросили в воду, а выплыть нет сил - камень на душе слишком тяжелый. Легкие полные жидкостью.- Давай, дыши, давай, говори, давай... - я слушаю тебя. Вот и дно. Достать до него рукой скоро станет совсем реально. Правда? Бен всегда поможет. Всегда. Собственной рукой. Как он протягивал ее Джулиет при встрече, так и толкнет в океан. Всё повторяется. Каждая деталь. Ничто уже не уйдет. Ну, дыши же... пока есть время.
Benjamin Linus: - Присядь, пожалуйста, - "я хочу видеть больше тебя." И он ждет, пока она подвинет поближе холодный металлический стул, пока сядет рядом, пока взгляд его не упрется в ее хрупкие колени, нервно подрагивающие под грубой тканью джинс. От попыток смотреть вбок болят глаза. И только осознание, что от этих трех - уже двух с лишним - минут зависит его жизнь, удерживает от того, чтобы закрыть их и расслабить ноющие глазные мышцы. Ее тонкие белые пальцы напряженно сжаты, и он точно знает, что наощупь они холодные. "Возьми меня за руку. Я все равно умру." Две крайности как будто трещиной разбивают его на две половины. Равноценные, одинаковые, и не до конца рассеявшийся туман анестезии не дает понять, которая из них - настоящая. Та, что требует пообещать что угодно, лишь бы Джулиет вновь взяла на себя ответственность за его жизнь, а не за смерть? Или та, что готова умолять ее о прощении, о последнем прикосновении, о том, чтобы она призналась, что тот поцелуй в наблюдательном для нее был не финальным выстрелом в упор?.. "Возьми меня за руку." Пальцы Лайнуса вздрагивают и их сводит болью - не истинно-физической, от выжигающей брешь в его спинном мозге опухоли, а почти-физической, от невозможности прикосновения. Он хотел бы видеть ее глаза, чтобы читать в них, холодно-прозрачных, читать ее всю, сквозь ломкие стены из прозрачного льда, сквозь показную невозмутимость, сквозь заиндевевшую до каменности мягкость. "Возьми меня за руку. Позволь мне жить." Можно ли взывать к человечности, которую уничтожил сам?.. Можно ли простить умирающего, который то ли искренне хочет покаяться, то ли готов сказать что угодно, лишь бы остаться в живых? Можно ли верить Бенджамину Лайнусу даже на смертном одре?.. - Мне очень жаль, Джулиет, - игра слов, в которой потерялось его невыносимо-невысказанное "прости". Прочитай его сама, заметь, пойми, что я прошу прощения, но не могу этого произнести вслух. - Ты... ты все еще хочешь того, что я обещал? Дать ей иллюзию выбора, дать ей возможность увидеть свет и сделать глоток воли, дать ей почувствовать власть - над ним, в том числе. Ты уверена, что его смерть освободит тебя от твоих оков, Джулиет?.. И что для тебя проще, Бенджамин - умереть, или дать ей свободу?..
Juliet Burke: Разве не этого она всегда хотела?.. Чтобы Бенджамин беззащитно лежал чуть ли у ее ног и делал вид, что предпринимает какие-то жалкие попытки ухватиться за край жизни? Это, наверное, так сладко видеть, что твой мучитель сам испытывает страшную боль? Легкий смешок. В этом и вся проблема - Джулиет давно об этом знает. И о его страданиях, и о беспомощности, и о постоянном страхе, который он испытывает... Если бы это могло его сломить еще при жизни. Сволочь, тварь, сука, сколько же можно быть таким живучим? Живой мертвец всегда им останется. Та бесконечность, которую никак нельзя преодолеть. Как ни кружи в этой вселенной, ты всё равно вернешься на этот остров. где тебя ждет Бен и протягивает руку. Смешно опять. Если откажешься от помощи - так и провалишься в черную дыру, а потом опять и опять насмехающееся лицо мужчины. Сколько прошло времени, сколько слабо было сопротивление, а теперь... внезапно взявшиеся силы пытаются спасти Джулиет. Но хочет ли она сама? Зачем она стоит здесь и опять слушает Бена? Почему не бежит на пристань, почему не ищет подлодку?.. - Бен.., - на одном дыхании произносит она и тут же забывает, что хочет сказать, потому что слышит "то самое". Сокровенное. То, что поймут только они двое. Самый главный рычаг. Манипуляция. Как же красиво это звучит. Вот-вот герой спасет ее из заточения, "случайно" забыв, что сам туда затащил. Джулиет даже вздрогнула. Бенджамин должен был это почувствовать. - Я никогда не переставала... желать.., - женщина запинается. Как же ей смешно. Именно в тот самый момент Джулии хочется смеяться от обиды и боли, понимая, что она опять наступает на те же грабли. ... и не забывала. Пусть теперь всё будет так, как будет. Механизм уже запущен, дышать уже необязательно, а тепло осталось за дверьми этого жуткого места, где всё лишь ледяные фигуры.
Benjamin Linus: Еще ничего не произошло, еще ничего не изменилось, еще не были произнесены его обещания и ее согласие, но Лайнусу на мгновение стало легче дышать. Потому что когда знаешь, что именно нужно человеку, манипулировать им намного проще. Что он стал бы делать, если бы она рассмеялась ему в лицо и сказала, что ей уже ничего не нужно из того, что он обещал ей в прошлом, да так и не воплотил в жизнь? Что он стал бы делать, если бы она четко и ясно дала ему понять - все, действительно все, что она хочет - это увидеть мертвое окостеневшее бездыханное тело? Что она стал бы делать, если бы она полностью, окончательно. бесповоротно стала пустой?.. И кого, кого он должен благодарить за то, что в этой женщине осталось хоть что-то кроме всепоглощающей ненависти к своему Хозяину? Не тебя, Лайнус. Он бы нашел, как работать и с такой Джулиет. Он бы нащупал рычаги воздействия и слабые точки, условия и мотиваторы, чтобы она слушалась так же... Но только не за две минуты, стремительно истекавшие, но только не в этой комнате, не имея возможности даже посмотреть ей в глаза и пытаясь перебороть дурман анестезии, но только не тогда, когда все летит к чертям, и единственное, что он еще может успеть - пообещать ей что угодно, хоть луну с неба, но так, чтобы она поверила и помогла. Все что угодно - за собственную жизнь. Свободу доктора Берк - за жизнь Бена Лайнуса. - Ты уедешь, когда все это закончится, Джулиет. Я обещаю. Сколько раз он уже произносил подобное? Сколько раз она верила, велась на уверенность и честность в его голосе, жила ощущением будущего, предвкушая возвращение в обычную, нормальную, привычную жизнь?.. Что манит тебя там, Джулиет?.. Твой бывший муж мертв, как и сестра. Твоя карьера прервалась на долгие годы. Ни семьи, ни работы, ни друзей, ни... будущего. Так почему ты так рвешься уехать? Почему спишь и видишь, как та же подлодка, что привезла тебя на остров три года назад, увозит прочь? Куда?.. К брошенной тобою жизни? К ровному ряду надгробий на семейном кладбище? К твоей обыденной науке, в которой все равно нет ничего интереснее того, чем ты можешь заниматься здесь?.. Почему, почему, почему твои нелепые иллюзии, что там все будет хорошо, для тебя настолько важны?! Но Бен, отгоняя непрошеные мысли, отмахиваясь от вопросов, которые он никогда не задаст и никогда не получит ответа, потому что все ответы ему известны лучше, чем ей самой, продолжает говорить, и голос его подрагивает, как и бледные от потери крови пальцы на подлокотниках операционного стола; и, кажется, столько искренности никогда не звучало в его словах, потому что сейчас - сейчас! - он уже действительно готов выполнить ее желание, как джинн из лампы, коварный и пользующийся неверными формулировками, чтобы осуществить их со своими поправками, но загнанный в угол и обязанный, наконец, воплотить требуемое в реальность без всякого подвоха. Он отпустит ее - и от этого ему еще больнее. - Только помоги мне, - "выжить." - Потому что иначе я не могу гарантировать, что тебе позволят покинуть остров. Ни грамма угрозы - просто констатация факта от того, чья жизнь висит на волоске. Дать ей понять, что все может стать лишь хуже, если он действительно умрет. Потому что с ним - можно договориться. С тем, кто придет вместо него - не факт. Сможет ли она сбежать, пока Другие пытаются адаптироваться к его внезапной смерти? Или тут же будет посажена под замок и осуждена за попытку убийства, окончательно распрощавшись с надеждой вернуться в серую обыденную жизнь на большой земле? И будешь ли ты, Джулиет, такой же особенной для следующего лидера? Или тебя уничтожат - именно потому, что ты что-то значила для Лайнуса?
Game Master: Том вместе с Джеком наблюдали за происходящим внизу. В каком-то смысле это было похоже на подглядывание, особенно если учесть те подробности отношений лидера и Джулиет, который были известны Френдли, однако об этом мужчина не задумывался. Он не мог слышать разговора, который и так происходил на пониженных тонах, зато отсюда мог уловить каждое движение женщины. Когда Джулиет пододвинула к Бенджамину стул и села, Том подался вперед, уверенно подойдя как можно ближе к стеклу смотровой площадки и нисколько при этом не таясь - пусть Берк знает, что он видит даже то, как шевелятся ее губы, когда она произносит слова, и хорошенько подумает, прежде чем причинять больному вред, на этот раз своими собственными руками. Наверху воцарилось напряженное молчание, ни Френдли, ни Джек так и не проронили ни слова. Другой покосился на доктора, с которым они сейчас волей-неволей сидели в одной лодке, стремясь к одному и тому же, но с совершенно разными целями. - Между ними что-то было, - как бы невзначай заметил Том, кивнув на пару внизу, разряжая атмосферу. Он мельком глянул на часы - времени общаться любимой женщиной, пусть даже это и последний раз, у Бенджамина осталось мало. - Меня Том зовут, кстати.
Juliet Burke: Трудно, наверное, оставаться неподвижным на холодном операционном столе-гробу. Двигаться нельзя, а хочется. Правда? Встать на ноги и сбежать от болезни, заперев ее в четырех стенах вместе с Джулиет? Страшно только то, что будет в последующие минут пять. Это и держит Бенджамина в узде. Наконец, что-то не дает ему делать то, что он хочет. Замечательно-замечательно, ты нашла его слабость. А теперь попробуй нажать на это больное. - Попробуй, - эхом проносится где-то далеко-далеко. Шансов на исполнение остается всё меньше и меньше. Как раньше-раньше. Джулиет ненавидит себя еще больше, зачеркнуто, БОЛЬШЕ. Сила злости, направленная когда-то на мужчину бумерангом возвращается к ней. Они так играют. Как малые дети. Только вот у нее нервное помешательство, а у него рак. Замечательная партия. Продолжение следует. Пусть все приходят и смотрят. Всегда на виду, но и всегда скрыты ото всех. Конечно, лагерь понимал и понимает, что происходит между ними двумя, но никто никогда не говорит об этом. Общая тайна. И почему Джулиет вспоминает об этом именно сейчас? Не лучше ли дать отпор воспоминаниям и хотя бы сейчас дать себе возможность рассуждать трезво? Она уже пыталась это сделать в наблюдательном пункте. Когда хотела показать поцелуем, что прощает Бена. И, чтобы он тоже... простил. Кто же знал, что им предстоит еще один разговор? Зачем, ну, зачем?.. - У меня, наверное, дежавю, - Джулии стало так внезапно спокойно. Всё ведь по сценарию. Бен предлагает ей свободу взамен его просьбы. И все счастливы. Вот, правда. Абсолютно все. А то, что она думает и чем живет - неважно. Ведь, когда человек рядом и не может уйти, значит, на его чувства можно плевать с высокой колокольни. Проходили миллионы раз. Привыкнет еще раз. И еще. - И кто тебе сказал, что я хочу покинуть остров?.. - пусть она тоже позволит себе издеваться над собой. Самоуничижение и полная свобода душевных страданий. Джулиет научилась и этому приему у Бенджамина. Бодрее, веселее, больнее и жестче! Кто сказал, что будет всё так легко?.. У них так мало времени, так что боль должна стать еще невыносимее от одних только их слов.
Benjamin Linus: Now that you know I'm trapped Sense of elation You'd never dream of Breaking this fixation You will squeeze the life out of me И она опять выбивает почву у тебя из под ног, переворачивает мир и рушит привычные устоявшиеся опоры. Землетрясение. Торнадо. Цунами. Ураган "Джулиет Берк", 12 баллов по шкале Бофорта. А ты лежишь, и, как последний идиот, думаешь только о том, что теперь на своей шкуре понял, почему большинство ураганов носят женские имена. Бенджамин теряет дар речи и несколько секунд молчит, побежденно, беспомощно молчит, пока его время истекает впустую, пока драгоценные мгновения растрачиваются на его растерянность, несобранность, неподготовленность к такому повороту событий и к ее ответу. Первая реакция пригвожденного к операционному столу человека привычно гасится разумным "сначала подумай, потом говори", вбитым с детства кулаками отца, и Бен не успевает озвучить невыносимо жалкое "а что же ты хочешь?", давая возможность вышедшей из повиновения марионетке расхохотаться ему в затылок. Видеть ее глаза... если бы только он мог видеть ее глаза. Если бы только читал не между строк ее ледяной речи, если бы ловил взглядом затаенный страх в тенях на лице, нервно дрожащую жилку на виске. Если бы у него было время думать, оценивать, анализировать, если бы была возможность подобрать правильное решение... Но все, на что сейчас способен Лайнус - это нервно сглотнуть от бессилия и осознания того, что спустя минуту в операционную вернется Шепард и все вернется на круги своя, а Бен так и не дойдет до финиша, не успеет, и финишную ленточку перережет Джулиет, светловолосая мойра Атропос. - Твой сарказм, - вот и все, что он может ей ответить на заданный вопрос, нелепая попытка отбить мощно поданный мяч. И проходит еще несколько драгоценных секунд, прежде чем Лайнус, наконец, берет себя в слабые ватные руки и говорит, говорит, говорит, не сдаваясь даже в заведомо проигранной битве с чередой обстоятельств, где, кажется все желает его смерти. - Если я умру, они обвинят тебя. И накажут вместе с Шепардом... Ты знаешь, как. Джек уже оказал тебе медвежью услугу своей откровенностью, Джулиет. Пути назад для тебя нет, - она не может не понимать этого, особенно после того концерта, который хирург устроил в операционной. Им не сойдет это с рук. И единственный способ остаться в живых для доктора Берк - помочь выжить ему, Бенджамину, помочь очнуться еще раз, но теперь уже не во время операции, а после, с зашитой спиной, с вырезанной опухолью, выздоравливающим. - Наше время истекает. Лайнус не пытается угрожать, запугивать, вынуждать - просто потому, что для загнанной в угол Джулиет тогда останется лишь защищаться, укусить в ответ и добиться его смерти вопреки здравому смыслу. А она должна увидеть перспективу, в которой ее выбор - здесь и сейчас, и на раздумье у женщины лишь минута, от которой зависит будущее. Будущее не только Бенджамина, но и ее собственное. Они связаны, связаны намертво друг с другом, и если он не проснется через пару часов снова - то потянет ее за собой в могилу. Безоговорочно, безвозвратно, неотвратимо. Убей себя, Джулиет. Убей вас обоих. Our time is running out Our time is running out You can't push it underground You can't stop it screaming out How did it come to this?
Juliet Burke: О, нет, это был не сарказм. Хватит. У Джулиет другая боль. Та самая, которая кричит искренне и истошно. Ее нельзя скрыть под маской равнодушия. Только окровавленная оболочка. Это же хочет увидеть Бенджамин? Боже, да сколько можно притворяться, что они нормальные? Что у них одни добрые намерения и непрекращающаяся забота? К черту. Это. Лицемерие. Джулиет понимала, что сейчас противоречит сама себе. Но ей так хотелось хотя бы напоследок стать адекватной. Простой женщиной без обязательств, мечтающей спокойно жить, не строя планов мщения. Сейчас Джулия не думала о том, что будет дальше. От нее точно ничего не зависит. Бен захочет - Бен получит? Заломит руки на спину, прижмет к стене, ударит в пах - если бы. Если бы физическая боль была его оружием, тогда Джулиет давно бы исчезла с острова. - Ты меня пугаешь... все три года пугаешь, а я всё верю и прячусь, - на выдохе проговорила женщина. Ей казалось, что можно и это сказать. И еще много чего. Например, как ей хочется расцарапать мужчине лицо и даже не моргнуть. Но вот - оставить - не может. Уйти, закрыв за собой дверь, может стать больнее острейшего ножа в спину. Им обоим. Бен поймет, что настал конец, а Джулиет - смерть ее совести. - Наше время? - вдруг спросила Джулия и стало заметно, как ее лицо начинает краснеть. То ли от злости, то ли от страха. - Когда оно было нашим? У них есть только общая боль, которая при сближении становится еще невыносимее. И сидеть здесь равноправно тому, что вонзать себе иголки под ногти. Так-то. Именно так Джулиет чувствует себя, но, что удивительно - сдвинуться с места для нее будет большим мучением. Бен сдерживает ее терзания, показывая, что он хуже. Жестче. И ужаснее. Именно с ним Джулиет чувствует себя не такой плохой. Как от такого можно отказаться? С Беном она лучше. Добрее. Искреннее. Стоит найти себе человека, который способен изменить тебя. Пусть сначала кажется, что все перемены к худшему, но вглядываясь в глубину самой идеи, понимаешь, - к лучшему. Только признаться в этом трудно. Джулия до сих пор не может открыть оборотную сторону медали для себя. - Ты хочешь жить, но и я тоже, - наконец, продолжила женщина. - А с тобой - я давно умерла.
Benjamin Linus: Три года он пугал ее. Три года он любил ее. Три года Лайнус учился управлять этой марионеткой, три года угрожал, три года тряс ею в воздухе без опоры, три года давал понять, что без его приказа она не шевельнет и легким бледным коленом из папье-маше. Три года он отучал Джулиет от привычки иметь волю, заставляя смиряться с тем, что в ее же интересах не иметь никаких желаний и стремлений, связанных с большой землей и престижной работой, раз уж она не в состоянии исполнить его желания, сокровенные, так же сдерживаемые, толкающие его причинять боль той, чьей боли он хотел меньше всего на свете. Сейчас Бен внезапно подумал, что перестарался. Иначе почему она упорно стоит на месте, когда на горизонте ярко забрезжило то, с чем ему всегда было трудно соревноваться, когда для достижения этого уже не нужно той кровавой борьбы, что она затеяла, требуется наоборот - спасти жизнь двум незнакомцам, которых Берк знает лишь по досье и к которым вряд ли испытывает ненависть. Когда нужна самая малость - отдать этим двоим рацию и лодку, а участникам погони, проявляющим избыточное рвение как раз тогда, когда не надо - короткий и понятный приказ? Неужели она разучилась хотеть, видеть собственную выгоду, замечать, когда дверь клетки открыта?.. "Знаешь, я бы сделал все возможное ради того, чтобы ты была со мной. Почему же ты не рвешься прочь, когда я готов дать то, чего хочешь ты, отказываясь от своих желаний?" Бен отказывался, потому что единственное ложе, которое они теперь могли бы разделить - это общий деревянный плот, объятый пламенем. Если она сейчас сделает выбор остаться и смотреть, как он умирает. - Ты не будешь больше жить со мной, - ударил Бен последним словом, словно прогоняя, словно с силой вдыхая в безвольную куклу жизнь, позволяя ей разогнуть хрупкие шарниры и идти. Что легче - вырезать раковую опухоль или обрезать эти ниточки, за которые он так любил дергать? - Ты будешь жить там и так, как захочешь. Но если ты сейчас не поможешь Остин и Форду сбежать, жизни здесь тебе не будет никакой. - "Как и мне, когда ты покинешь Остров навсегда. Но как пережить это, я подумаю, когда мы расстанемся живыми". - Ты будешь жить на свободе. Или не будешь жить вообще.
Juliet Burke: Почему-то когда ты достигаешь того, чего так долго хотел - не чувствуешь ничего. Ни радости, ни грусти - полный ноль. Ты сидишь на неудобной табуретке, всматриваешься в этот бордовый пол и понимаешь, что находится в таком положении можно до бесконечности. Вот настоящая жизнь Джулиет. Теперь стоит только отвести взгляд в сторону и понять, что ничего не изменилось. Бен что-то говорит, но женщина его не слушает. Она уже далеко. Дальше этих стен. Даже самого острова. Джулия, наконец, получила возможность скрыться в собственной безразличности к собственной жизни. Сейчас точно. Что будет дальше - решит остров. А она просто есть. Всего лишь. - Я сделаю это, сделаю, - спустя минуту произносит Джулиет. Она понимает, что слезы уже стоят в ее глазах. Но это по привычке. Плакать после разговоров с Беном - ритуал. Давай, рыдай сильнее. Навзрыд. Покажи свою слабость. Это часть постановки, без которой никак нельзя обойтись. - Когда я тебя подводила? Миллионы раз. Но на это она и Джулиет Бьерк. Любимая женщина Бенджамина Лайнуса. Сводящая с ума настолько, что после не остается следов от безумной любви. Она как атомная бомба. Полное уничтожение. Тотальный крах. Всё она, всё она. Живая мертвая. Джулия встает со стула, но не торопится идти к выходу. Смотрит снизу вверх на лежащего мужчину и понимает, что еще чуть-чуть и помогать Бену бы она не согласилась. Еще одно слово, самое главное слово. - Прощай, - говорит Джулия за Бенджамина. Совсем тихо. Так, чтобы мужчине по началу показалось, что это ему послышалось. После этого женщина выходит из операционной и поднимается по лестнице, на застекленную смотровую к Джеку и Тому.
Jack Shephard: И снова ожидание. Снова ждать, когда от тебя уже ничего не зависит. Такое впечатление, что Другие закаляли в нем выдержку и терпение. Но сейчас стоило чего-то ждать. К тому же сейчас Шепард мог хотя бы частично контролировать происходящее. Именно поэтому он сосредоточенно смотрел через стекло на разговор между двумя Другими. Все же ему не давало покоя, по какой причине Лайнус потребовал уединения с Джулиет. Что значит, «как джентльмен джентльмена»? Может быть он просто не хотел раскрывать таинство своих манипуляций над своими подчиненными? Джек и сам не заметил как его лицо стало сосредоточенно-сердитым. Пока его не отвлек рядом стоящий мужчина. Шепард перевел на него взгляд, воспринимая информацию от него лишь на автомате, будучи все еще погруженным в свои раздумья и сконцентрированным на происходящем в операционной. Безразличие - это все, что получил Том от Шепарда. Хотя информация о «что-то» хотя бы частично приоткрывала занавесу тайн Бенджамина Лайнуса. В любом случае Джек проигнорировал Тома, так любезно представившегося ему. Откуда такая откровенность и проявление человеческих чувств? Будто Шепард был здесь по своей воле, или вообще на работе в своей больнице и это просто его очередная операция, очередной сложный пациент, к которому пришла посетительница в самый неподходящий момент, и Шепарда попросили дать им минуту уединения, теперь объясняя эту просьбу их некогда близостью. Да хоть что угодно между ними было, как угодно зовитесь. Сейчас было важно одно - результат этих трехминутных переговоров. Шепард ясно дал понять свою позицию в их обществе. Он не будет проникаться ни к кому сочувствием, пониманием, никому не будет доверять и будет делать все по-своему. Он не подчинится им. В этом он был твердо убежден. Отследив каждое движение Джулиет, мужчина удостоверился, когда она полностью выйдет из операционной и только тогда оторвался от наблюдения, чтобы спустится к ней и, стойко проявив выдержку, дождаться решения их Лидера без единого нетерпеливого вопроса в сторону Джулиет.
Juliet Burke: Вот, впрочем, и всё. Джулиет казалось, что каждая ступенька еще больше приближает ее к проигрышу. Не вниз, а вверх. Но она сама сделала этот выбор. Сама сдалась Бенджамину. Всё сама. Умная девочка. Самостоятельная. Больше ее учить не стоит. Сделает всё сама. Спасет жизни Остин и Форда, попытается выбраться из ямы сама, но никого за собой волочить не будет. Бен останется здесь. Одинокий больной несчастный... неважно. Когда Джулиет поднялась в наблюдательный пункт, то сразу заметила напряженность Джека. По нему так и было видно, что он хочет побыстрее избавится от всего. Женщина пыталась читать его, даже понимать, но порой это было очень сложно. Так ей казалось. Том же выглядел более расслабленно, но как только увидел Джул - сделал шаг назад и недоверчиво смотрел на нее на протяжении всего разговора. - Я хочу, чтобы ты спустился в операционную и закончил операцию, - сдержанно проговорила женщина, спокойно смотря Шепарду в глаза. Всё, что от нее требовалось. - Я помогу сбежать Кейт и Сойеру. Он согласится только так. Сделка решает всё. Мир погряз в этом. И Джулиет вместе с ним.
Benjamin Linus: Согласна. Она согласна. Согласна помочь мечущимся по Алькатрасу пленникам, согласна с обезоруживающей легкостью вложить в тупую башку Шепарда новые инструкции и условия, согласна вновь плясать под дудку Бенджамина - только теперь уже добровольно и осознанно. Согласна выполнить его не просьбу - мольбу за полшага до смерти, за повздоха до остановки сердца, за полвзгляда до вечной темноты. Но... тогда почему ему так невыносимо пусто, мерзко и плохо, и хочется вывернуть себя наизнанку через этот чертов разрез в спине, только бы она, поднимаясь со стула, невзначай коснулась его руки, обещая тем самым, что это не конец? "Не уходи." И к Дьяволу оставшиеся несколько секунд - будь рядом. "Ты мне нужна." И к Дьяволу неслучившуюся жизнь - он умрет, но умрет с чувством легкости и свободы, впервые за много лет, которые разорвут ему сердце до того, как потеря крови обеспечит физическую смерть. "Я тебя люблю." И губы шепчут, изогнувшись в горьком спазме, но этот шепот тоже летит к Дьяволу, ко всем чертям, вместе с душой безжалостного и коварного Бенджамина Лайнуса, который силится сделать вдох через перехваченное удушьем беспомощности горло, и с удивлением понимает, что на его глазах - слезы. Горячие, жгущие тонкую и уязвимую слизистую, пеленой застилающие взгляд, из охвата которого уже исчезли обтянутые джинсами худенькие колени его любимой женщины, разделившейся на две - на нежную и слабую, неуверенную в себе докторшу с Большой Земли, и на коварную и жестокую, как сам Лайнус... ни одна из которых ему уже не принадлежит. "Прощай." Гулким эхом в его голове звучит ее голос. Колючей изморозью в сердце отдается ее холод. И бессильные пальцы сжимаются, чтобы опять схватить пустоту, а не ее прохладную трепещущую ладонь, к которой он отважился прикоснуться лишь раз, чтобы наткнуться на непреодолимую стену ее нежелания быть рядом. "Прощай?.." Ему хочется поднять голову, взглянуть ей вслед, выкрикнуть призывно и жестко: ты так сказала? Ты это действительно сказала?! Или это происходит лишь у меня в голове, или я уже думаю твоим голосом, или ты дергаешь меня за ниточки изнутри так же, как я тебя - снаружи?!.. Ему хочется поднять голову, но две скалы на его шее тянут вниз, не позволяют вскинуться, открыться даже перед лицом тощей ухмыляющейся старухи с беззубым провалом рта. Две скалы, одна из которых - физическая, в виде наполовину действующей анестезии, занемевших мышц и прорези в спине, оголившей позвоночник. Но другая, повисшая двумя каплями на ресницах, кажется еще тяжелее, еще невыносимее, еще болезненнее... Застилает его глаза, затыкает рот, закрывает душу на замок, как будто у него получится быть менее открытым чем теперь, когда до половины его внутренностей можно легко дотянуться рукой. И он сглатывает, задерживает дыхание, невыносимо зажимает себя, чтобы не опуститься до банальных слез - здесь и сейчас, когда каждый его жест на виду, когда нужно думать и заботиться совсем об ином, когда он должен испытывать радость и облегчение, что будет жить... Он будет жить. Но доведенная до отчаяния женщина уже никогда больше не опустит перед ним взгляда. Он будет жить. Но осознавая каждый миг, что все его изящные, тонко сплетенные интриги - пустышки, когда дело касается ее. Он будет жить. Но именно здесь и сейчас он ненавидит себя настолько, что ему хочется умереть.
Jack Shephard: Джулиет его возмутила. И он даже не знал, чем именно: своим видом железной леди или же такой уверенностью, что он сделает все, что только она пожелает. За кого они его принимают? За кого она его принимает? Она его обрабатывала все это время, проникла в доверие, и теперь решила, что он из сострадания или еще чего по одному ее слову, выполнит что-то? Хочу, чтобы Бен умер - пожалуйста, хочу, чтобы ты зашил Бена - пожалуйста, госпожа. Но нет, доверие разрушено и он ей больше не верит. Хотя твое ли это желание, Джулиет? Не сейчас ли Джек наблюдал за священным таинством обработки Других великим манипулятором Бенджамином Лайнусом? Она ему сейчас напомнила Кейт. Ту отчаявшуюся и сломленную Кейт, которая умоляла его сделать то, чего хотят Другие. Только у Джулиет, по-видимому, был свой вариант надломленности. И все эти просьбы - это не просьбы ни Кейт, ни Джулиет. Это приказы Лайнуса из уст девушек. Шепарда воротило от одного осознания того, какими способами к нему подбирается Бенджамин. - И зачем мне это делать? - С презрением спросил мужчина, хотя хотел сохранить такую же невозмутимую маску как у Джулиет. Нет, наверное, этому учатся годами. И, пожалуй, его упорство действительно ничего бы не сломило, как ни единственный правильный ответ, который озвучила Джулиет. Вот так просто. Шепард сломил Лайнуса его же способом. Пора бы торжествовать, но этим людям нельзя так просто верить. - Все остается как и прежде. Когда они будут в безопасности, Кейт должна связаться со мной. - Твердо сказал Шепард, не принимая возражений, и для убедительности кивнул. Сделка есть сделка, и Джек готов честно выполнить свою часть. Сумеют ли они это сделать честно? Мужчина спустился и зашел в операционную. Без ассистентов выполнить операцию будет достаточно сложно. Но еще сложнее это будет сделать беспристрастно, зная, какому человеку он спасает жизнь, зная, что именно он - причина страхов выживших с рейса Ошеаник 815. И, по-видимому, не одних их.
Juliet Burke: - Ты думаешь, что уже ничего не боишься? - Джулиет хотелось побыстрее уйти. Видеть расстроенную женщину для мужчины было бы неправильно. Пусть лучше он думает, что она предала саму себя. Выглядеть слабой - только не сейчас, не вновь. Натерпелась. Насытилась. Пусть кто-нибудь другой вселяет жалость. Например, Бенджамин. Джулиет отвела взгляд в сторону и посмотрела на лежавшего на операционном столе Лайнуса. - Какая безопасность, Джек? - вдруг спросила женщина и перевела взор уже на Шепарда. - Ты веришь в это? Серьезно? Ей хотелось раздражаться. Еще сильнее. Участившееся сердцебиение и нарушенное дыхание мешали ей настроиться притворство. - Соберись. Еще чуть-чуть. И выдохни. - Сделай то, что ты должен сделать, а я сделаю свое дело, - спустя мгновение продолжила Джулиет. Было видно, что она пытается успокоить прежде всего себя, а не Джека. - Тебе с этим жить. Давить на совесть. Сколько можно. Лишь бы подействовало. Вера уже не поможет. Один раз Джулия обманула мужчину, и он теперь не купится на ее пронзительный взгляд. Сама это выбрала - сама избавилась. Другие правила игры. Не дождавшись ответа, Джулиет развернулась и направилась вниз по лестнице. Надо было найти Остин и Форда прежде чем до них доберется Дэнни. (Наблюдательный пункт)
Benjamin Linus: Шаги Джулиет пропали в коридоре, но Лайнус еще слышал их легким "кап-кап-кап", неуловимые, как как перекат песчинок в часах. Или это прибор, измеряющий его сердцебиение, так пульсирует, отдаваясь в голове? На данный момент это едва ли не единственный признак жизни затаившего дыхание и прислушивающегося к окружающим звукам и самому себе человека, лежащего без движения, едва ли не единственный способ для него чувствовать время в комнате с белым потолком и полом, утратившим цвет, но сохранившем царапины времени, полом, по которому ступают новые шаги. Бен сразу узнал Шепарда. Словно его слух перехватил власть над всеми чувствами - над полупарализованной и слабой плотью, над заткнутым резиновой трубкой обонянием, над зрением, которое воспринимало только кафельную клетку, без коленей Джулиет на ее фоне делающую лидера Других все равно что слепым. Лайнус безошибочно узнал походку Джека, чуть более легкую, чем у Тома, и более уверенную, потому что Шепард сейчас наверняка думал, что победил. - Умно ты придумал. - В голосе Бенджамина звучала нотка, как будто говорившая: "Видишь, я жив. Ты разочарован?" "Ты, может быть, предпочел бы, чтобы все уже закончилось, и ты стоял бы с таким же четким осознанием, что убиваешь пациента, как на заре своей блестящей карьеры, когда ты совершил ошибку и висел над кровоточащей раной, как истукан, боясь сделать неправильно?" Больничные слухи такие долгоиграющие и вездесущие. Если бы ситуация не повторялась сейчас так иронично, Лайнус произнес бы это вслух и последил бы за реакцией, но пока просто медленно добавил: - Я должен был это предусмотреть, - ни грамма уязвленной гордыни в интонации, ни капли сожаления. Пускай в этот момент Джек Шепард думает, что золотой кубок в их борьбе достанется ему, сильному и умеющему побеждать, что это он - умнейший, держащий в плену без клеток и веревок хитрейшего. Но в действительности он угрожает жизни и самого находчивого, того, у кого всегда есть план действий, того, кто знает, что иногда, чтобы преуспеть в финале, необходимо проиграть одну маленькую битву, что, чтобы получить свободу и власть, нужно принести жертву взамен - пускай порой это что-то омерзительное, как единственный человек, приходящийся тебе семьей, того, кто готов рисковать, не как Шепард - собой ради кого-то, а собой ради самого себя, потому что это все, на что Бен Лайнус привык надеяться, того, кто превозмогая слабость спокойно и четко произносит: - Если ты пришел закончить, я готов. И сложно сказать, говорит ли Бен об операции или о том, чего Джек уже не позволит себе сделать.
Game Master: Том прошел в операционную следом за доктором Шепардом, по-прежнему контролируя каждый его шаг, несмотря на то, что понимал, что ситуация вряд ли располагает Джека к дикой импровизации, и все импульсивные глупости, что мог, тот уже натворил. Умнее всего сейчас для доктора было бы даже не вступать в демагогию с Бенджамином, как отреагировал бы на его месте каждый второй, обладающий определенной долей гонора, а молча приступить к выполнению той работы, которую он делает виртуозно - в этот раз спасать людей менее привычным способом у Шепарда не получится, он мог бы уже это понять. Хочешь помочь Форду и Остин - или только Остин - поторопись и закончи операцию. Потому что в противном случае мне хватит времени, чтобы схватить рацию и сказать Джулиет, что, как бы Бен ни мотивировал ее выполнять нашу часть договора, это уже не имеет значения, потому что ты, Джек, оставил его умирать. И я отзову ее назад. Фрэндли не стал подходить близко к операционному столу - марлевая маска и так плохо спасала его от тошнотворного амбре крови - и остановился в выжидающей позе в двух шагах от двери, не спуская с доктора глаз. "Будь умным, Шепард," - говорил его взгляд. - Ты выйдешь отсюда только тогда, когда все закончится.
Jack Shephard: Шепард с достоинством выдержал наставления Джулиет, с таким же достоинством выдержит и все слова Лайнуса, который не преминул поделиться с Шепардом своим поражением. Да, Джек полностью был уверен, что в данный момент он выиграл, добившись своего. Но он не расслаблялся, будучи готовым к любой подставе со стороны Других. И пусть даже их Лидер признавался, что недооценил Джека, и оплошал, Шепард на это не купится. Ему не нужно было чьих-то слов, а в особенности самого мерзкого и лживого человека на всем острове. Он просто знал и ему этого хватало для уверенности и восстановления своего достоинства, которое они так старательно разрушали. Еще бы сохранять беспристрастие, и Шепард точно был бы полностью готов продолжить операцию. Но здесь не больница, и он не на работе, выполняя свой долг. Это изначально происходит ни по его желанию, ни по его воле. Тем более в больнице все пациенты были равны. Ты их не разделяешь на плохих и хороших людей. Они просто пациенты со своими проблемами со здоровьем. Правда, в случае с Шепардом.. он так или иначе проникался к каждому своему пациенту. И все они без исключения были хорошими и честными людьми, которым так или иначе хочется помочь и спасти их жизни. Чего не скажешь о Лайнусе. Иногда Джек задавался вопросом, почему с его пациентами произошло то или иное, что привело их на его операционный стол. В случае с Бенджамином таких вопросов не возникало. И может быть, ему предназначалось умереть? Ведь тут так или иначе все говорили о своем предназначении на этом острове. Каждый из выживших задавался вопросом, почему я оказался здесь, за что все это... Шепарду вспоминался Джон, который утверждал, что каждый из спасшихся здесь зачем-то. И Джек не хотел даже думать, что его предназначение - это спасти жизнь лидера Других. И Локк бы наверняка и начал бы втирать именно это. Судьба? К черту такую судьбу. И Джек ненавидел за это все вокруг еще больше. И в частности своего вынужденного пациента. Только вот что было интересно, выполнив свое предназначение, за своей ненадобностью, этот же остров отправит его обратно на Большую землю? Но как-то в сложившейся ситуации уже слабо верилось, что Бен сдержит свое обещание отправить его "домой". Словно он был хозяином, черт побери. Но Шепард закрыл на все это глаза. Он просто должен был сделать свое дело. И готов ли Бенджамин или не готов - ему не было никакой разницы. Времени оставалось не так уж и много, поэтому Шепард, когда Том зашел, уже ввел Бену новую порцию анестезии, так и не ответив тому ничего. Да и до Тома, собственно говоря, ему не было никакого дела. Теперь и сейчас он был просто доктором, выполняющим то, что он лучше всего умеет делать. И на этот раз он все сделает как надо, без ухищрений и лишних раздумываний. Так что, через некоторое время, ему оставалось вырезать ту самую опухоль, что он и благополучно выполнил. Правда, что-то мешало ему, и только сейчас он заметила как Том тяжело дышит, словно в приступе паники. - Все нормально? - Поинтересовался Джек, взглянув на мужчину с долей интереса.
Game Master: "Куда уж нормальнее," - Фрэндли старался дышать ртом, чтобы не чувствовать запах крови, но тот словно оседал на слизистых металлическим солоноватым привкусом, заставляя голову кружиться, а руку против воли - искать твердую недвижимую поверхность, чтобы держаться ровно на неприятно ватных ногах. Он бы с удовольствием вышел из операционной и закрылся в комнате для наблюдений, отгороженный прочным стеклом от того, что происходит в помещении, чтобы видеть все, но хотя бы не чувствовать запаха. Но приходится быть тут, чтобы иметь возможность контролировать Шепарда не только взглядом, чтобы успеть среагировать, не тратя время на перемещение из одной комнаты в другую, чтобы не пропустить ни единого слова из рации, которая должна заработать, как только Джулиет доберется до беглецов и свяжется с операционной, чтобы отчитаться о том, что уговор выполнен. Вот только лучше бы это все пришлось делать кому-то другому... - Нормально, - выдавил из себя Том, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, и сдержанно кашляя в марлю, которая не могла сдержать тошнотворных запахов. - Просто кровь не люблю. Он посмотрел на Шепарда, на его руки, умелыми и четкими движениями копавшиеся внутри спины Бенджамина Лайнуса, и на пару секунд прикрыл глаза - толку от его контроля, если Фрэндли все равно не понимает, что делает хирург, и, несмотря на все договоренности и условия, в последний момент приходится лишь довериться упрямому доктору? - Не отвлекайся лучше, и поторапливайся, - беззлобно посоветовал Том, - Джулиет свяжется с нами с минуты на минуту. - "А если Бен умрет из-за твоей медлительности, то никто из вас троих уже не выберется отсюда, это я тебе обещаю."
Benjamin Linus: В какой момент время отмоталось назад? Бенджамин все также лежит на операционном столе, чувствуя, будто его придавило со спины огромным неимоверно тяжелым камнем, но у него свободны руки, голова и... сердце. Сердце, которое бьется в ритме со словами женщины, на чьи колени он смотрит, почти не воспринимая фраз. К чему?.. Он и так знает все, что она скажет. Предугадает каждую ее неумелую попытку обвести его вокруг пальца. Каждый знак ее самооправдания. Каждый маячок, по которым она расставляет свою мнимую уверенность, как сети, чтобы поймать в них Лайнуса. Он знает наперед все ее жесты, взгляды, то, как она заправляет волосы за ухо, то, как стискивает руки на коленях - бледные, прозрачные руки, на пальцах которых он, кажется, может пересчитать каждую косточку. Как отводит глаза, деланно-спокойно, но отчего-то виновато. Как смыкает бескровные губы, с которых падают намеренно жестокие слова, только бы сделать ему хуже, больнее, невыносимее. В какой момент время отмоталось назад? И в какой момент их нехитрая история смоталась в тугой клубок его изящных манипуляций, ее горьких слез, его невыраженной нежности, ее запрятанной хрупкости, его равнодушного неравнодушия, ее загнанной отрешенности, их общего одиночества?.. Она поднимается, собираясь уходить, и Бен видит, как подрагивают ее колени под тонкой тканью больничных брюк. - Когда я тебя подводила? - она молчит, будто ждет ответа, хотя они оба знают, что он вновь не ответит. - Прощай. Она разворачивается и до Лайнуса мурашками доходит, что на этом - все. В запутанном романе их Фаулзовских отношений, когда непонятно, кто врет, а кто говорит правду, кто охотник, кто жертва, кто из них чей пленник повествование дошло до финальной страницы, белоснежной и чистой, с жестким и очень конкретным приговором "The end". И прежде, чем он всерьез успевает подумать, его пальцы оплетают ее тонкую прохладную кисть и сжимаются, удерживая Джулиет рядом. И этот жест отчего-то оказывается таким легким, таким простым и естественным наперекор тому разу в прошлом, несколько лет назад, когда она аккуратно высвободила руку и тем самым выстроила между ними каменную стену, сквозь которую они общались все бесконечные три года... и которую сейчас ломает Бенджамин, оказываясь неожиданно настолько сильным, что женщина останавливается и, обернувшись, смотрит на него, а ее удивление и ошарашенность от его наглости, безнаказанности, нарушения неписанных правил, он чувствует кожей. - Джулиет... Останься, прошу тебя, - она колеблется, но не отнимает руки, и это придает Бенджамину уверенности в своей правоте, сил открыться, отваги заговорить, наконец, о том, о чем они так многозначительно молчали три долгих года. - Мне надо тебе сказать... я должен сказать... Останься. Ты ведь останешься? Ты выслушаешь меня? - его голос подрагивает неуверенностью, но крепнет с каждым словом. Если ты не заговоришь сейчас, умирая, то когда, когда еще, Бенджамин?..
Game Master: Внезапно в операционной заработала рация, и раздался приглушенный голос Кейт - расстроенной, но вполне очевидно живой. - Джек? Джек, это Кейт. И у нас есть лодка, чтобы уплыть на наш остров... Джек... - и, спустя пару секунд тишины, еще раз, - Джек...
Jack Shephard: Опухоль, влажный и склизский кусок плоти, что убивала Бенджамина Лайнуса, беспомощной амебой лежала в жестяном лотке. Оставалось самая малость - завершить операцию и зашить спину лидеру Других. Но Джек медлил, не желая доделывать свою работу раньше, чем будут выполнены его условия. И именно в этот момент ожила рация. Сердце Шепарда ухнуло куда-то вниз и забилось с новой силой, с надеждой, а через мгновение болезненно сжалось - возможно, это последний раз, когда он может слышать ее голос... Упрямый, сильный, непобедимый Джек, нашедший способ на время получить власть над другими, держащий жизнь их лидера на острие скальпеля. - Возьми рацию. Держи так, чтобы я мог говорить с ней, - практически приказал Шепард Тому, чей взгляд, кажется, стал более осмысленным, когда появилась возможность хоть как-то действовать и отвлечься от того, что происходит в операционной. Взяв рацию, Том протянул ее Шепарду и сам нажал на кнопку. Изображать из себя телефониста все же проще, чем медбрата на операции. Фразы сменялись в голове Шепарда бегущей строкой - что успеть ей сказать до того, как рация умолкнет, и он намертво останется в лапах Других - на сей раз в их полной власти, не способный шантажировать, выполнивший свою миссию, будто тампон из ваты, которым промокнули выступившую кровь и затем выбросили. "Бросай все и беги, пока не окажешься в безопасности." "Не думай обо мне." "Я хочу, чтобы ты выжила." "Обещай, что спасешь себя." "Я тебя люблю." На миг он закрыл глаза, задержал дыхание, успокаиваясь, пытаясь избавиться от горячечного "прочь, Кейт, прочь, бегибегибеги, как ты всегда это делала, будь сама собой", и только после этого заговорил: - Кейт, ты в порядке? - не скрыть этого безнадежного страха за нее, этой напряженности, в которой угадывалось волнение... и того, как он пытался ловить каждый звук, доносящийся из динамика. - Кто дал вам лодку? В этот момент рука хирурга дрогнула, и из разреза на спине Лайнуса брызнула кровь. "Черт. Черт, черт, черт!!!" - он повредил артерию за несколько минут до того, как мог спокойно и размеренно зашить пациента и закончить операцию. Раздался оглушающий и наводящий панику писк приборов.
Game Master: - Я? - из рации раздался слабый, нервный голос Кейт, в котором звучали слезы. - Да. Да, я в порядке. Лодку дала блондинка. А как ты?
Jack Shephard: Кажется, от вида фонтаном бьющей крови Тому стало совсем нехорошо, но у Джека просто не было выбора - один он не мог справиться и с операцией, и с переговорами... особенно, когда все опять выходит из-под контроля. Паника поднялась изнутри мутной волной. Бен умрет через несколько минут, если Шепард немедленно все не исправит. Пациент умрет в его руках, а Кейт... Кейт не успеет убежать за это время. Жизнь Бенджамина - гарантия ее безопасности, ее свободы, ее спасения, и сейчас Джек, обхитрив Других, мог сам собственными же руками сделать все намного хуже. Спокойно. Спокойно. - Другой рукой возьми это и убирай кровь, - он кивнул Тому на медицинский отсасыватель. - Мне надо видеть, что я делаю. Живо! - он прикрикнул, видя, что Фрэндли, и так неестественно бледный, стал зеленоватым, но Шепарда это мало заботило. - Иначе он умрет! Добившись этой магической фразой необходимой ему реакции, Джек постарался сосредоточиться на словах Кейт, донесшихся из рации. Блондинка... Джулиет. Значит, она нашла их и держит слово, спасает их в обмен на жизнь Бенджамина. Что ж... Джек, теперь твоя очередь выполнить свою часть сделки. Опухоль он благополучно удалил, но одним неосторожным движением все испортил, и время на то, чтобы исправить ошибку, утекает сквозь пальцы. Идеальный врач, великий мастер своего дела. А кому бы удалось остаться полностью хладнокровным, каменно-спокойным, проводя одновременно и кампанию по спасению жизни (причем, не своей), и сложную хирургическую операцию в условиях, едва ли пригодных для того, чтобы полноценно и правильно обработать загноившуюся рану?! Не слишком новое оборудование, проблемы со светом, и в качестве кучки ассистентов - один-единственный полуобморочный толстяк, пытающийся одновременно держать рацию и отсасыватель, и, очевидно, только чудом еще держащийся на ногах и не грохнувшийся в обморок под стол. Джек раздраженно подвинул мелко трясущуюся руку - сопло отсасывателя втягивало воздух вместо заливающей весь обзор крови. Как он?.. Ей рассказать в подробностях, чтобы она бросилась обратно, окончательно поломав весь его на скорую руку проработанный и рассыпающийся в прах план? - Если ты в порядке, говори, - железное упрямство в голосе не оставляло сомнения - командует здесь Джек, и вопросы тоже задает он. - Историю, которую я рассказал тебе, когда мы впервые встретились на пляже. Ты зашивала мне спину. Помнишь? Рассказывай. Взгляд Шепарда метался по связкам сосудов, артерий и тканей в поисках того самого неосторожного пореза, через который сейчас утекала жизнь Бенджамина Лайнуса, сопровождаемая оглушительным писком приборов. Слух, как и зрение, был напряжен до предела. Одна неточность в рассказе, одна только ошибка - и он с размаху бросит стерильный скальпель на пол, окончательно отказываясь от пациента, позволяя тому умереть. Одна только неточность, что даст ему недвусмысленно понять - Кейт не в порядке, ее держат на мушке и заставляют говорить, врать ему, вымаливая жизнь для лидера Других. И плевать, чем это обернется для него самого. Он не отступится ни на шаг, ни на полшага.
Game Master: - У тебя была операция. На девочке шестнадцати лет. Ты задел ее сонную артерию.., - Кейт старалась говорить как можно увереннее, но каждое слово проглатывалось. - И тебя охватил жуткий страх, который ты никак не мог подавить. Но только пять секунд он владел тобой. Ты досчитал до пяти и страх ушел. Ты благополучно закончил операцию... Где ты, Джек? Где? Мы найдем тебя, - прибавила девушка после паузы.
полная версия страницы