Форум » Альтернативная Реальность » Помоги мне » Ответить
Помоги мне
Game Master: Название эпизода: "Помоги мне". Место действия: Бюро ритуальных услуг Лутцгера; улицы города. Лос-Анджелес. Время: через несколько дней после приземления Oceanic 815; вечер. Действующие лица и информация: Noah Lutzger: одет в черный костюм, белую рубашку в тонкую полоску, черные ботинки. Raven Adams: черная кофта на мелких пуговицах спереди, черная юбка длиной чуть ниже коленей, черные лодочки на каблуке; расстегнутый белый плащ. Miles Straume (NPC): полицейская форма. Количество участников: ограничено. Предыстория: Контора Лутцгера только что организовала похороны отца Рэйвен. Девушка навещает офис похоронного бюро, чтобы до конца расплатиться за его услуги, не подозревая о том, что ей придется вернуться туда еще раз. Предшествующие эпизоды: отсутствуют.
Ответов - 76, стр:
1 2 All
Noah Lutzger: ...Клиентка ушла, и Лутцгер достал из пачки сигарету. За много лет работы он почти перестал от всего сердца сочувствовать родственникам умерших - многолетняя эмпатия пошатнула бы давно его психику, переживать вместе с незнакомцами их горе каждый раз значило превращать любимое дело в пытку. Гробовщик держал деловую дистанцию, но все равно, когда кто-то терял отца, на него накатывала скорбная задумчивость и сочувствие, выходящее за рамки дежурной вежливости, и ни то, ни другое он не мог с себя стряхнуть. В годовщину смерти Лутцгера-старшего еще сильнее ощущалось, что он умер сегодня. Только что, вместе с мистером Адамсом с помощью Ноа обрел последнее пристанище человек, которому он был обязан всем. Войдя в кабинет, Лутцгер направился к окну, чтобы впустить в помещение свежий воздух. Две минуты меланхолии. Он прикурит и поторчит у окна ссутуленным темным силуэтом, глядя на мягко освещенную фонарями почти безлюдную улицу и засеянный травой зеленый пятачок перед зданием. две минуты, о которых никто не узнает. Ноа уже протянул руку к раме, когда неожиданно незнакомый звук заставил его обернуться. На столе мигнул экраном элегантный женский мобильный телефон и потух, разряжаясь. Лутцгер повертел предмет в руке. Надо вернуть. Странно, я мог раньше заметить, что она его забыла. Но тогда мысли Гробовщика были заняты другим. ...Он просто ненавидел, когда они звонили в присутствии клиентов, не говоря уже о годовщине отца - возня с нелегальными трупами в этот день была равносильна оскорблению его памяти. Но у Лутцгера-младшего не было иного выбора, в общении с Хиббсом и его крышей просто не существовало такого понятия как выбор - он обязан был быть доступен, чтобы принять груз, либо мертв. Неделю назад Ноа позвонили, пока он праздновал женитьбу друга в Сиднее. Пришлось сорваться в ЛА ближайшим же рейсом. Но это терпимо. Если нет семьи, нет детей, нет любовницы - терпимо, никто не пострадает. Только иной человек, ведущий двойную жизнь, хочет, чтобы две линии его жизни не пересекались. Чтоб, разговаривая с клиентом, я думал, что всей этой грязи не существует, и не напрягал мозги, чтобы конспирироваться. Или подцепите уже, в конце концов, какого-нибудь директора крематория, от него даже проку будет больше, прости Господи. Гробовщик все-таки закурил. Вкус сигаретного фильтра вызывал желание смачно сплюнуть. Это не жизнь, все-таки, - промелькнуло у него в голове. Это не твоя жизнь, - вспомнил он слова незнакомца, который подсел вчера к нему в баре. Дорогой костюм, интеллигентный вид, разве что с каким-то безумным блеском в глазах, но кто знает сколько он при этом выпил своего жутко дорогого виски. Представился хитрым именем, которое Лутцгер теперь не мог вспомнить. Скоро ты поймешь, что все это нереально, - твердил собеседник, режа слух тяжелым шотландским акцентом. Лутцгер знал: все реально - и жить бобылем, и спиваться, и мириться с собственной совестью. А этот преуспевающий дэнди просто первый раз его видит, но притворяется, что сквозь хмельной дурман видит насквозь. Но он не виноват - кто не любит подемагогировать за бутылкой. И я могу будущее предсказывать, если сильно набраться. Бред. Ноа мысленно послал шотландца, чтобы не травил душу, а тот только загадочно улыбался и на прощание добавил, что все изменится. Ничего не изменилось. Через пять минут принесут груз, и Лутцгер его примет, потому что этого человека тоже нужно похоронить. Если это не сделаю я, то он будет тухнуть в канаве или плавать в реке. Никто этого не заслуживает, - с этой философией он и жил. Это было убедительно. Звонок в дверь, взгляд на часы. Рано, - подумал Гробовщик с неудовольствием, затушил сигарету в пепельнице и рванулся к двери.
Raven Adams: Темно-синий подержанный "Шевроле" так и не тронулся с места. Молодая женщина в белом плаще и с черными длинными волосами сидела, откинувшись на спинку кресла водителя, и невидящим взглядом смотрела перед собой сквозь стекло на проносящиеся машины. Изредка автомобиль несильно потряхивало от скорости тех, кто мчался мимо по своим делам и проезжал совсем близко. Один раз в боковое стекло постучался полицейский - у вас все в порядке?.. Она кивнула только и отстраненно ждала, когда он уйдет, когда его напряженный недоверчивый взгляд отпустит ее. Здесь стоянка не запрещена, она может сидеть в машине хоть всю ночь... А что там думает полицейский, изредка посматривавший в сторону ее "Шевроле", ей в высшей степени безразлично. Да и ехать... ей было некуда. Опустевший холодный дом, в котором каждая мелочь напоминает об отце?.. Приятели, которые будут жалеть и сочувственно заглядывать в глаза, так, что она обязательно не выдержит и разрыдается?.. Коллеги отца, которые чудом избежали того же отравления, что свело в могилу Адамса (несчастный случай в лаборатории по разработке новых медикаментов), у которых своих проблем достаточно, и вот только свалившейся на их головы на ночь глядя Рэйвен им и не хватало?.. Хотя Хорас очень просил ему позвонить, когда она доберется до дома. Беспокоился... Обещал помогать, просил обращаться при первой необходимости... Советовал взять такси, не садиться за руль самой. Хотя Рэйвен за весь день и капли спиртного не выпила... Да и не ела, в общем-то, ни крошки. Правда, и прилюдных рыданий не устраивала - не хотела... словно заморозила себя изнутри, стремясь поскорее пережить этот день. ...Ее белый плащ слишком выделялся на фоне темных одеяний пришедших на похороны. Если бы не легкий черный шарф, накинутый на волосы на манер траурного платка, она вообще мало походила бы на человека, который хоронит своего близкого. И если не заглядывать в глаза - пустые, с затаенной болью, с напускным холодом... Она поплачет потом, с собой наедине. А здесь - просто пережить, пройти через все это, слушая скорбные речи, сочувствующие голоса, стараясь перетерпеть прикосновения, от которых ей хотелось отдернуться и закрыться, потому что они пробивали ее наспех поставленную защиту. И белый плащ - не вызов, а лишь поддержка для самой себя, когда хотя бы что-то не напоминает о том, что он ушел безвозвратно и навсегда... Шарф она сдернула с головы едва покинув кладбище и швырнула в машину. Вяло размышляя, куда ей ехать и ехать ли вообще, Рэйвен взглянула на часы и неожиданно поняла, что совершенно потеряла ориентацию во времени. Часы остановились, и теперь стрелки безапелляционно указывали на время, когда она пересекла порог офиса Лутцгера (удивительно, но непривычную для ее уха фамилию она запомнила сразу же), чтобы оплатить остаток суммы за похороны отца. А сколько прошло с тех пор?.. Она не рискнула бы утверждать. Словно несколько часов, но вокруг, казалось, ничего не изменилось, ночь как будто не торопилась вступать в свои права. Прохожие брели по своим делам вдоль проспекта, машины с яркими фарами летели мимо, их поток и не думал слабеть. Рэйвен потянулась к соседнему сидению, где на полупрозрачным черным шарфе лежала ее сумочка. Заглянула внутрь, поискала что-то, затем вытряхнула все содержимое на шарф и недоуменно уставилась на кучу привычных мелочей, среди которых не было того, что она искала - мобильного телефона. Где я умудрилась его оставить?.. Мысли скакнули назад, прокручивая в голове события тяжелого дня. Церковь, затем кладбище, затем... похоронная контора, куда она заезжала чтобы расплатиться. Аванс днем раньше, и окончательная сумма сейчас, после похорон. Кажется, пока она была у Лутцгера, ей кто-то звонил... она даже не помнит, кто и по какому поводу. Но одно было несомненно - последний раз она видела мобильный в кабинете Гробовщика. Если не забыла его там, значит, выронила по дороге к машине, которую оставила на проспекте, не заезжая на узкую улицу. И если так - то с телефоном придется распрощаться, вряд ли тот, кто его подберет, будет названивать по номерам в поисках законной владелицы... И тем не менее есть смысл вернуться и спросить у Лутцгера, может, находил. Ну а нет, так нет... Рэйвен вышла из машины, так и оставив содержимое сумки разбросанным по соседнему сиденью, прихватив лишь ключи от "Шевроле". Вечерний воздух мягко обнял ее прохладой, зашевелил волосы, бросил в лицо городскую симфонию звуков и запахов. Мерный стук каблуков тенью следовал за ней, пока девушка прошла немного вдоль проспекта, затем свернула на примыкающую к нему улицу и позвонила в контору похоронных дел мастера. - Мистер Лутцгер?.. - она чуть рассеянно взглянула на него, словно бы за то недолгое время, что прошло с ее ухода, успела забыть его лицо. И неожиданно для самой себя растерялась. Сколько людей, убитых горем из-за потери близких, каждый день забывают в его офисе свои вещи?.. - Я... Кажется, я случайно оставила у вас телефон.
Noah Lutzger: Ноа стер возмущение с лица перед тем, как отворить дверь - единственным разумным в данном случае способом показать, что он ни с кем не спорит, было продемонстрировать равнодушие. В конце концов, это их игра с их правилами, и Лутцгеру остается только подчиниться, думая о покое того, кого сейчас вручат ему в полиэтиленовом мешке. У них цель скрыть преступление, у него другая, которую даже можно назвать благородной. Самому за себя можно погордиться, только почему-то нет настроения. Но могли и позже прийти, как условились, - проворчал он про себя с непроницаемым лицом, которое не выражало ни малейшего недовольства неуважением к чужому времени, и потянулся к дверной ручке. Его мозг уже просчитывал, как Гробовщик автоматически произнесет скудные слова приветствия, апатично примет работу и забудет лица гостей. Автомат споткнулся, словно от удивления сбилась программа. За дверью показалось лицо, которого Лутцгер еще не успел забыть, однако, Гробовщика больше удивляло то, что он рад появлению Рэйвен больше, чем следовало бы радоваться приходу полузнакомого человека в столь неподходящий момент. Но это был человек, чьего отца он с коллегами накануне предал земле, чей отец был еще астрально где-то поблизости. И неважно, верит ли мисс Адамс в подобную ерунду, главное, что она хочет в это верить и тоже чувствует - Ноа видел это по ее печальным и немного отрешенным глазам. Они оба сегодня умерли - мистер Адамс и мистер Лутцгер, а их дети смотрели друг на друга, и их объединяла скорбь. Как брата и сестру. Или того больше: я сейчас - это она, а она - это я. Поэтому, должно быть, Гробовщику подспудно хотелось предложить посетительнице чаю, а не проговорить смущенно: - Ах да, конечно. Проходите. - Он растерянно улыбнулся и пропустил Рэйвен внутрь, закрыл за ней дверь. Заскочил в кабинет, взял со стола телефон и протянул девушке. - Вот он, пожалуйста. Только, к сожалению, уже почти разрядился. Наверно, надо было выпроводить клиентку поскорее - скоро могли подоспеть люди, которым лишняя компания не нужна. Но торопить Рэйвен Лутцгеру показалось невежливым, да и подозрительным, а конспирация уже много лет была его золотым правилом: только держи физиономию кирпичом, будь естественным, и никто ни о чем не узнает. Даже сторож на кладбище не просечет, зачем ты так часто туда наведываешься в полной рабочей экипировке, если имеешь возможность вызвать рабочих. ...Не могу я ее вытурить в такой день. Не сегодня.
Raven Adams: - Спасибо, - она мягко улыбнулась уголками губ, принимая из его рук мобильный. Машинально раскрыла его быстрым жестом человека, который давно не заглядывал в свой телефон, и мог пропустить звонки или сообщения. Ну так и есть - два пропущенных вызова от Хораса Гудспида, и смс от него же: "Срочно позвони!" Наверняка ничего важного, просто беспокоится, как она тут одна, но заставлять мужчину лишний раз волноваться было бы невежливо и неправильно. Рэйвен нажала кнопку вызова, намереваясь быстро распрощаться с Гробовщиком за те недолгие секунды, что потребуются аппарату для набора номера, а Хорасу - для того, чтобы достать телефон и ответить, не желая затягивать свой повторный визит, отвлекая тем самым Лутцгера от дел, и уже повернулась к выходу, когда мобильник неожиданно мигнул в последний раз и затих. - Ну же... - еле слышно проговорила Рэй, пытаясь включить аппарат и остановившись на полушаге, так и не дойдя до двери. Ей нужно лишь полминуты, сообщить Хорасу, что с ней все в порядке, что она едет домой, но неизвестно как быстро доберется по пробкам... Но телефон молчал, на кнопку включения реагировал картинкой с севшей батареей и тут же уходил в немую черноту, лишая ее всякой возможности быстро успокоить переживавшего за нее Гудспида. Вечерние пробки Лос-Анджелеса по-своему перекраивают людские планы, и быстро доехать до дома ей не удастся, а значит - и поговорить с Хорасом, который будет звонить снова и снова, натыкаясь на равнодушную фразу автомата "Абонент временно недоступен", волнуясь еще сильнее... По-хорошему надо бы распрощаться с Гробовщиком и уйти, добраться до машины, взять деньги, купить телефонную карточку, найти работающий аппарат на улице... Девушка рассеянно взглянула на Лутцгера. Чрезвычайно занятым он не выглядел, наблюдал доброжелательно и с каким-то спокойным пониманием за тем, как она безуспешно воевала с телефоном, позабыв выйти из его конторы, и она решилась. - Простите, можно от вас позвонить? Буквально полминуты, я не задержу вас надолго, - Рэй просительно и чуть виновато посмотрела на мужчину. Ее словно бы что-то заталкивало обратно в его кабинет, держало и не пускало. Почему она забыла поставить телефон на зарядку? Почему не уехала сразу же, выйдя из конторы Лутцгера после оплаты похорон? Почему оставила мобильный, хотя всегда отработанным до автоматизма движением убирала его в сумку или карман, и ни разу до сих пор не теряла? И сейчас, опять - можно ведь найти другой выход, но проще и будто бы даже естественней задержаться еще немного. Словно кто-то, наблюдавший свыше и дергающий за тонкие ниточки событий, не хотел, чтобы в этот вечер она оставалась одна, вел ее в тихую и надежную гавань... Рэйвен машинально сделала короткий шаг ближе к Ноа, и тут же отступила, стряхивая странное ощущение, окутавшее ее тончайшей липкой паутинкой. Какие глупости приходят в голову... Надо будет дома выпить что-нибудь успокаивающее. Она явно переоценила собственные силы, а сегодня был слишком тяжелый день...
Noah Lutzger: Услышав просьбу, Лутцгер внутренне напрягся и бросил взгляд на настенные часы в холле. Тик, - щелкнул маятник из желтого металла, как и вся конструкция, отделанный под старину, и слабое эхо раскатилось по помещению. Старинным вещам самое место в этой конторе - они напоминают о том, что времена, которые они символизируют, тоже умерли, как мертвые тела, которые гостили в этом сейчас пустом холле, наполненном звенящим от каждого звука воздухом. Здесь все в этом стиле - темное резное дерево, ненавязчивые завитки дизайна, блестящие стрелки, которые показывают, что у хозяина бюро и посетительницы времени мало. - Конечно, позвоните. - Его вежливый и доброжелательный ответ последовал после паузы, долгой настолько, чтобы он смог принять решение, и короткой настолько, чтобы не вызвать непонимания и поставить собеседницу в неловкое положение. Решение оказалось неожиданным, странным и даже опасным для человека, ожидающего визита представителей влиятельных преступных кругов, который в идеале должен пройти без свидетелей - для блага Гробовщика и для блага свидетелей одновременно. Однако Лутцгер посчитал, что они успеют. Это же всего на полминуты, как сказала Рэйвен. А потом он ее проводит до двери, и они попрощаются навсегда. Как-то неуютно было от этого "навсегда", слишком неуютно для полноценной тоски по человеку, с которым он даже не был как следует знаком. И тем больше Лутцгеру не хотелось разочаровать и подвести Рэйвен отказом. Он от души желал, чтобы все у нее было хорошо, возможно, по той причине, что желал этого самому себе. Ощущение, что сегодня они представляют собой что-то единое, так его и не покидало, и Ноа колебался, с трудом удерживал себя, чтобы не завести разговор о покойном мистере Адамсе. Говоря о нем, он говорил бы о своем отце. Говоря о своем отце, он говорил бы об отце Рэйвен. И, если бы он сейчас открыл ей душу, она бы его поняла - Лутцгер видел это по ее глазам, грустным, глубоким, черным, с огоньком от желтого свет люстры. Он чувствовал это в ее шаге навстречу, и мог бы сделать такой же шаг, хотел бы сделать. Пожалуй, это единственный человек, способный понять его сейчас, а Ноа не заговорит с этой женщиной о сокровенном - просто нет времени, просто ей это не нужно, она выглядит усталой, беззащитной, хрупкой. Но за одну эту призрачную возможность и ощущение близости - спасибо ей. Нет, он не может ей отказать, это странное чувство просто ему не позволяет, и поэтому он говорит: - Только телефон в кабинете не работает. Можете позвонить с моего мобильного,- с сожалением пожал Гробовщик плечами, затем достал из кармана свой мобильник, снял блокировку клавиш и протянул Рэйвен. - Вот, пожалуйста, возьмите.
Raven Adams: - Спасибо огромное, - Рэйвен благодарно взглянула на мужчину, принимая аппарат из его рук. - Вы меня очень выручили. Не тронувшись с места - не собираясь ни располагаться в помещении, ни разговаривать в дверях - девушка набрала по памяти хорошо знакомый номер и приложила телефон к уху, слушая сначала тишину, а затем длинные гудки, и машинально теребя в кармане плаща свой ставший бесполезным телефон. Быстрым чуть виноватым взглядом скользнула по Лутцгеру, хотела улыбнуться, но не получилось - словно лимит улыбок был исчерпан той их тенью, что поблагодарила Ноа за возвращение мобильного. И снова отвела глаза, теперь себе под ноги, чуть склонив голову, отчего прядь волос скользнула по руке, державшей телефон, скрывая ее от взора Лутцгера. В ожидании ответа Хораса, она почему-то подумала, что вот эта тихая ненавязчивость и вежливость Гробовщика, его надежность и выдержанная невозмутимость, так необходимые в его деле, - это не профессиональные качества, не маска, которую он надевает всякий раз, приходя на работу, а черты его характера. Что он был бы таким при любых условиях - хоть в другой профессии, хоть где-нибудь на далеком острове без благ цивилизации и навязанных ею же условностей... Отвлеченные мысли прервал мужской голос в динамике телефона - напряженный, недоверчивый. Хорас не сразу ответил, видимо, размышляя, стоит ли брать трубку с незнакомого номера, и не несет ли звонок еще какие-то дурные вести... - Хорас? Это Рэйвен, - быстро произнесла девушка. И дальше уже говорила, пробиваясь через его голос - тревожный, вопрошающий, с ноткой облегчения от того, что она, наконец, объявилась. - Нет-нет, я в порядке. Просто телефон сел. Да, все хорошо. Обещаю, - в какой-то момент в ее интонации словно улыбка проскользнула, но тут же исчезла, сменившись привычной усталостью, в которую затем вплелись мягкость и заботливость. Таким тоном говорят с близкими, теплыми, родными. И в какой-то степени так оно и было - Хорас всегда хорошо относился к ней, был внимателен и заботлив. И она не могла подвести его, оттолкнуть его радушие, не могла относиться иначе к этому мужчине... который, впрочем, все равно не заменил бы ей отца. - Конечно, уже еду... Нет, не знаю, как доберусь - пробки... Наверное, только совсем к ночи. Постараюсь. Хорошо. Спасибо. Конечно. Дождавшись, пока Гудспид сбросит звонок, она убрала телефон от уха, машинально взглянула на экран, убеждаясь, что на нем опять появился геометрический рисунок, и протянула аппарат Ноа, одновременно заправляя за ухо прядь волос. - Еще раз спасибо. Удачи вам. Рэй поймала себя на мысли, что едва не сказала Гробовщику "до свидания"... но его профессия делала из него того, кого желаешь видеть как можно реже. Не потому, что он был неприятным или скверным человеком, а исключительно по той причине, что встречи с ним сопровождались болью потери близких. А просто общаться на нейтральных территориях... наверное, это невозможно для людей, которых познакомило горе. Оно всегда будет рядом, холодом, тенью, призраком напоминая о себе... Потому Рэйвен и не стала прощаться так, как могла бы с любым другим приятным ей человеком, но и отгораживающее стеной "прощай" не сказала, отчего-то думая, что Ноа правильно воспримет простое пожелание удачи.
Noah Lutzger: Лутцгер вернул мобильник в карман с приветливой и немного усталой улыбкой. Почему-то он, как, видимо, и собеседник Рэйвен на другом конце провода, поверил ее словам о том, что все с ней в порядке и все будет в порядке. Проскользнувшей по ее лице легкой тени улыбки не поверить было невозможно. Непривычно обрадованный этой перспективой, Гробовщик посетовал про себя, что при других обстоятельствах было бы хорошо проводить девушку хотя бы до машины. Эта сцена представилась ему как молчаливая прогулка по чистой вечерней аллее до стоянки, где Рэйвен кротко ему улыбнется на прощание и сядет в свой автомобиль. Они снова не заговорят о том, что их объединяет, просто вместе помолчат об этом, думая о разном и одновременно - об одном и том же. Этим не нужно было делиться, все и так было фатально разделено - это нужно было почувствовать. Но сейчас - нельзя. - И вам того же. - Снова эта улыбка. И что это меня потянуло на иррациональные романтические фантазии? - хмыкнул про себя Ноа озабоченно, пока его рука галантно тянулась к ручке двери, чтобы открыть ее перед уходящей посетительницей. И рука замерла, как и мысль, потому что в этот момент в дверь раздался стук. Постучали раз, потом через пару секунд еще два раза. Собственно, Лутцгер понял бы и так, кто за дверью в такой час, но у Хиббса были свои понятия об условных сигналах, либо он просто считал Гробовщика безгранично тупым. Хотя, чтобы прогнуться под их тусовку, много ума не надо, - напоминал иногда Ноа самому себе. Удача, которой Рэйвен так сердечно ему пожелала, отвернулась от них. Отвернулась от него, а значит, отвернулась и от нее. Он - это она. Она - это он. Гробовщик не знал, заметила ли Рэйвен, как он несколько раз за пару секунд переменился в лице, как в его глазах на миг полыхнул испуг, но она точно должна была заметить, с какой решимостью он задержал ее, не давая приблизиться к двери и приложил указательный палец к ее губам. - Вам не нужно было здесь находиться, - прошептал он едва слышно, доверительно, но предостерегающе глядя девушке в глаза. Лутцгеру хотелось извиниться перед ней за то, что сейчас будет происходить, за то, во что ее втянул, но времени на это не было, как и на то, чтобы корить себя сейчас за проявленное легкомыслие, позволившее Ноа затянуть их с клиенткой беседу. Если все будет нормально, извиниться - еще успеется, - думал он, увлекая Рэйвен в подсобное помещение. - Пойдемте, вам нужно спрятаться. Эти люди не должны вас видеть. Скорее, пока этот придурок снова не начал долбить в дверь. Нельзя было заставлять Хиббса ждать - за такое можно было и получить в морду, и потом заключать сделки с разбитым непрезентабельным лицом. Впрочем, Лутцгер понимал, что долго стоять на улице с большим непрозрачным пластиковым мешком, привлекая внимание запоздалых прохожих и ожидая, пока тебе откроют, он сам бы спокойно тоже не смог. Однако, каково бы ни было его почти рациональное сочувствие, сейчас Ноа будет спасать не нервы Хиббса и не свое и так несимпатичное лицо, а растерянную девушку и молодого парня, недавно потерявших отца.
Raven Adams: Прощание так и не состоялось. Рэйвен уже была готова в третий (и, как она думала, последний) раз за сегодня попытаться уйти из конторы Лутцгера, когда неожиданно в дверь постучали и мужчина сам преградил ей путь. Сделал знак молчать, взял за локоть и мягко, но настойчиво и довольно быстро увел прочь. Мимо приемной, мимо кабинета, в подсобное помещение... Рэйвен растерянно повиновалась, и эту покладистость вполне можно было оправдать тем ощущением, что рождал в ней Лутцгер. Не доверие, нет - для него слишком мало времени прошло, да и вряд ли когда-то ей всерьез придется доверять этому человеку. Но похожее, близкое, сродни расположению и инстинктивному восприятию - на Ноа можно положиться, он не сделает сознательно плохо. Вот только недоумение от странности ситуации рождало вопросы, которые девушка была готова задать, когда предоставится возможность. Почему он ее не выпроводил, почему позволил подвергнуться опасности? Что это за люди, что ей может грозить, если они ее обнаружат? Долго ли ей придется прятаться?.. Но все вопросы мгновенно выветрились из головы, едва она оказалась в подсобке. Здесь лежали гробы. Не один, несколько. Разные по цвету, материалу, креативной мысли дизайнеров, но все-таки - гробы. Машинально скользнув взглядом по стенам и убедившись, что дальше идти некуда, что Лутцгер вел ее именно сюда, Рэйвен отшатнулась, сделала шаг назад и уперлась в пол каблуками. Нет-нет, ни за что... Только не сюда. Должен быть другой выход. Шкаф, уборная, кладовка какая-нибудь, в конце концов она просто замрет за открытой дверью и будет дышать через раз, но для нее, похоронившей сегодня отца, и державшейся весь день на зависть многим, находиться неопределенное время в комнате с гробами - это черезчур. - Вы же не собираетесь оставить меня здесь?... - в голосе ощутимо скользнул страх, а расширившиеся глаза обвиняюще, испуганно и с какой-то жалобной надеждой уставились на Лутцгера. Ей уже было все равно, что за люди стоят за дверью Гробовщика, что им сделал в сущности доброжелательный и мирный мужчина, чем может угрожать ей лично тот факт, если ее обнаружат, и даже то, что она сейчас почти срывалась на глазах у совершенно чужого по сути человека. Но самоконтроль давал сбой при одной мысли, что ей опять придется созерцать предметы, недвусмысленно указывающие на смерть, боль от потери и пробирающий до костей холод, идущий от костенеющих и словно бы ненастоящих клиентов домовин. Рэйвен никогда не была черезчур боязлива или суеверна, но ...целый день, проведенный в состоянии, когда отчаянно сдерживаешь себя, потому что если прорвет - то уже не остановить... целый день, в котором каждый миг наполнен ощущением смерти, неутихающей болью в области сердца... целый день, подорвавший и истончивший ее самообладание... этот день не прошел бесследно. После похорон близкого тому, кто остался, нужны тишина или общение, одиночество или надежное плечо рядом, алкоголь или полное воздержание от пищи и еды, тихие слезы или рыдание в голос, но только не лишнее напоминание о том, через что пришлось пройти. Только не это.
Noah Lutzger: ...После того, как отец умер, я тоже сюда неделю не мог зайти... Да, это было страшное убежище, но только в складское помещение они смогли бы прошмыгнуть незамеченными через окна кабинета и холла. Гробовщик толкал Рэйвен навстречу ее кошмару, ситуация толкала его к юношеским воспоминаниям, в которых гроб с телом отца стоял здесь, в таком же густом полумраке, который сейчас висел в пыльном воздухе, пахнувшим новой древесиной, и прохладе, щекочущей плечи, заставляя даже закованного в броню напряжения поежиться. Утратив зрительный образ, лицо Лутцгера-старшего сейчас висело размытым пятном над белой простроченной подушкой, на которой Ноа запомнил каждую былинку. Привидение бывшего владельца этой конторы не имело лица, а Гробовщику, помнится, первый месяц втайне хотелось, чтобы дух отца был видимым, был реальным - седым, бородатым, черноглазым, со смуглой морщинистой кожей и синими кругами под тяжелыми веками. Но он еще в школе перестал верить в паранормальные явления. Воспоминания словно были отброшены ловкой рукой Лутцгера, откинувшей крышку одного из гробов, будто вихрь, уже готовый закрутить его и ввести в неуместный ностальгический ступор, рассыпался, столкнувшись с полированным деревом. Ноа отнесся к приступу тоски и фантомной горечи утраты как к укусу пчелы, от которой отмахиваешься и говоришь: Черт с ней. О Рэйвен он бы такого не сказал. - Вам нужно спрятаться, - скороговоркой проговорил Гробовщик, беря девушку за локоть и подтаскивая к гробу. При этом он не отводил взгляда от затравленного выражения на ее лице, от ее дрожи и мольбы в ее глазах, которые было не скрыть даже сумраку. Если бы я мог вам объяснить, что через пару минут сюда придут люди, внесут тело и заметят вас, спрятавшуюся на полу за товаром, вы бы все равно меня не поняли. Единственное, чем им недосуг заниматься - это открывать гробы. Спасайтесь. - Ну же! Ему было жаль, что он не сможет сейчас предоставить мисс Адамс того, чего люди за дверью не собирались ему предлагать - выбора. Гробовщику не хотелось хватать ее за руки, которые панически вцепятся ему в одежду, не хотелось зажимать ей рот рукой, чтобы за пределами комнаты не было слышно ни писка, и чувствовать, как Рэйвен неуклюже пытается его укусить, и как она извивается всем телом, пытаясь оттолкнуть то ли себя от гроба, то ли Лутцгера от себя. Один бог знает, чего стоило ему без объяснений и внезапно опрокинуть хрупкое тело девушки в темное нутро гроба, не обращать внимание на то, как он внутренне сжимается каждый раз, причиняя ей даже малейшую боль, быстро закрыть и закрепить крышку. Должно быть, помог эффект внезапности, не позволивший Ноа почувствовать отвращение к себе за такое обращение с женщиной, и собственное желание спрятаться - вот если бы самому оказаться в этот момент в непрозрачном ящике, не пропускающем звука, быть там, в темноте, в другом измерении, только бы не отпирать дверь конторы и не видеть серую рожу Хиббса, вот если бы таким образом Лутцгер мог спрятаться и уйти от проблем, которые вскоре его могут ожидать. Но вместе с Рэйвен он только что запер и свой страх. - Сидите тихо, умоляю вас, - проговорил Ноа, и в его голосе проскользнуло искреннее сожаление и забота, никак не вязавшаяся с его с виду жестокими и решительными действиями. Надеясь, что Рэйвен выполнит его просьбу, он прикрыл за собой дверь в подсобку и вышел в холл, чтобы встретить опасных гостей. На его подрагивающей от волнения ладони был едва заметен след от губной помады.
Raven Adams: Это было похоже на кошмарный сон. Откинутая крышка гроба, темный человеческий силуэт внутри... Рэйвен каким-то внутренним чутьем все поняла раньше, чем разумом, и попыталась рвануться прочь, но слишком поздно - Лутцгер не дал ей ни секунды, в мгновение превратившись из доброжелательного и спокойного человека в палача. Жалкие, суетливые попытки вырваться из его железных рук ни к чему не привели. Ей просто зажали рот и бросили внутрь гроба, как куклу - бросили на лежавшего там мертвеца... и захлопнули крышку. В мгновение ока все звуки извне приглушились... кажется, Лутцгер еще что-то сказал? Она не расслышала, а даже если бы и расслышала - все равно бы не поняла, чувствуя себя все той же сломанной куклой. Рэйвен никогда не думала, что это может быть так легко - схватить человека, подавив все попытки сопротивляться, и сделать с ним что угодно. Вот хотя бы... затолкать в гроб, в один гроб с покойником, в чью холодную каменеющую грудь сейчас упираются ее ладони. И чей равнодушно-восковой профиль находится так близко от ее лица, что она слышит запах пыли, каких-то лекарств, и... его волос. Рэйвен почувствовала, как к горлу подкатила тошнота, и попробовала приподняться чуть выше, но лишь уперлась затылком в крышку гроба. Попыталась задержать дыхание, но сердце колотилось как бешеное, требуя кислорода, и против воли ей пришлось дышать им - мертвым, костенеющим мужчиной. Которому абсолютно все равно, что идущий от него холод пробирается и внутрь нее самой - через ладони по рукам вверх, через каждую клеточку тела, которой она соприкасается с покойником... и холод этот не в силах сдержать ни строгий костюм мертвеца, ни ее белый плащ. Точно так же, как было все равно человеку, запихнувшему ее сюда. Человеку, который ей поначалу даже понравился и показался приятным и надежным. Как же легко ошибиться... Теперь Рэй казалось, что все ее случайные мысли о том, что ее якобы что-то не отпускает из конторы Лутцгера, всего лишь насмешка над одиночеством. Над тем, как она не хотела признаваться самой себе, что боится оставаться сегодня одна... И невольно потянулась внутренне к первому попавшемуся человеку, которого отчего-то не побоялась стеснить. Эффект "случайного попутчика"... Но кем окажется этот попутчик - покажет лишь время, недолгое время, что два чужака проведут рядом. Ее "случайным попутчиком" оказался ненормальный псих. А что еще ожидать от человека, всю свою жизнь имевшего дело с покойниками? Каждый день, год за годом... Невозможно, нельзя остаться в своем уме, если твой единственный спутник всегда и везде - смерть. И за это приходится расплачиваться случайно оказавшимся рядом... таким, как она. Хорошо, если этот психопат поиграется и отпустит... а если... ...Господи, а если он ее не выпустит отсюда?! Если похоронит заживо вместе с этим солидным мужчиной, пахнущим пылью и бальзамирующими средствами?!.. Рэйвен почти ничего не видела в темноте, но отчего-то почувствовала, как все поплыло перед глазами, дыхание перехватило, а тело сделалось ватным. Ей нужно выбраться отсюда... Те, кто к нему пришли... Он утверждал, что они опасны. А если солгал? Ни одна опасность не оправдывает то, что он запихнул Рэйвен в один гроб с мертвецом... Мог выбрать хотя бы пустой... Нервно усмехнувшись последней мысли, она раскрыла было рот, собираясь закричать и позвать на помощь, как вдруг несказанное застряло в горле. Ее затрясло мелкой дрожью, расширившеся от ужаса глаза, не видя, смотрели перед собой, а все мысли словно бы остановились. Ей очень хотелось отключиться или даже умереть, лишь бы остановилось то, что сейчас происходит. ...Покойник говорил. Нет, его тело все также оставалось мертвенно-холодным и недвижимым, но тем не менее он каким-то странным образом говорил. В голове Рэйвен. Это казалось безумием, и девушка была уверена, что сходит с ума, вот только... речь покойника была отчего-то связной и наполненной информацией, которую можно было посчитать разве что за галлюцинирующие шутки не вынесшего стресса подсознания. Мужчина назвал свое имя, вкратце рассказал, от чего умер, и несколько слов про семью... Рэй просила замолчать, только тщетно... и не уйти от слов, звучавших в самой голове, не спрятаться, не убежать. Но и это оказалось лишь половиной кошмара, в который она попала по воле Гробовщика. Неожиданно речь покойника стала перемежаться видениями - абсурдными, странными, похожими на сон или очень старые воспоминания. Только вот она была уверена, что ничего подобного не происходило... просто не могло происходить. ...Густой тропический лес, похожий на джунгли. Огромная яма, полная ссохшихся трупов в одинаковых комбинезонах. Рэйвен стоит на краю, держит в руке пистолет, а по ее лицу катятся слезы. Отчего-то она знает, что сейчас поднимет этот пистолет и пустит пулю себе в висок. А внутри так больно и пусто, что хочется выть... ...Ноа Лутцгер. Рядом с ней, на краю ямы. Что-то обеспокоенно говорит, а в глазах страх - за нее? Она не может разобрать слов, лишь знает откуда-то, что он хочет ей помочь и не может допустить ее добровольной гибели... Но ей не нужно этого. Ей нужно просто уйти... ...Боль в спине - резкая, словно воткнули что-то. Она лежит в яме, на трупах, на их старых переломанных костях, и облако мертвой пыли, поднявшееся от ее падения, оседает на коже, волосах, забивается в глаза, в легкие... Лутцгер рядом, и опять что-то говорит, его руки дрожат, но он отшвыривает пистолет прочь из ямы... а Рэйвен накрывает темнота, и она проваливается в небытие... Видение пропало, и ее обезумевший взгляд уперся в мертвое лицо, темнеющее на подушке прямо перед девушкой. Рэйвен подавилась криком, так и не издав ни звука, зажмурилась и замерла, вжавшись в крышку гроба. Ее мутило, все тело налилось слабостью, и единственное, что удерживало девушку от обморока - это осознание того, что тогда ей придется уткнуться лицом прямо в покойника... Это, да еще настойчиво бившаяся в голове мольба, невысказанная, обращенная вникуда, - выпустите, выпустите, пожалуйста, выпустите меня отсюда, пожалуйста, пожалуйста...
Noah Lutzger: Лутцгер одернул костюм и стряхнул с него невидимую пыль. Длинный темный волос плавно упал с его плеча на пол холла. Ноа передернуло: он представился себя на мгновенье каким-то маньяком, который стряхивает, смывает и стирает с себя улики, способные указать на лежащую где-то в темной комнате неподвижную жертву. До чего я докатился. Сначала трупы, потом живые... - Гробовщик поморщился, положив конец секундному самокопанию и с непроницаемым лицом рванул дверь на себя, впуская Хиббса и его помощника. - Лутцгер, если мне еще раз придется стоять с грузом пять минут на улице, я откажусь от твоих услуг к чертовой матери, понял? - отчеканил Хиббс, как только дверь за ним закрылась. Гробовщик посмотрел на босса - кто когда-нибудь воображал Терминатора-Т1000 в гневе, мог себе представить теперешнее выражение лица Хиббса, который был разительно похож на киногероя. - Понял, - спокойно проговорил Ноа. после отказа от его услуг вариантов было два: один из них - стирание памяти, которое возможно на практике только в шпионских боевиках (и почему рожа Хиббса постоянно заставляла его думать о Голливуде?). Второй вариант - стать грузом для какого-нибудь менеджера в крематории, с которым эти ребята заключат новый договор. В мире Хиббса из дела по-другому не уходили. Двое мужчин по-хозяйски открыли подсобку, и Лутцгер услышал, как они неуклюже сгрузили труп на один из гробов - можно было различить, как череп третьего безмолвного гостя стукнулся о деревянную крышку. Но, подойдя ближе и остановившись на пороге, Ноа, скорее, прислушивался к совсем другим звукам. Больше всего он опасался, что Рэйвен не хватит знания ситуации, чтобы не позвать на помощь тех, кто, в отличие от Лутцгера, просто запершего ее в гробу, могли причинить ей гораздо больший вред, если не летальный. Он представил, как это перевернет его жизнь. Останься он при этом в живых, он бы заявил на Хиббса, как бы тот ни запугивал - он пошел бы под следствие не только за издевательство над женщиной, но и за дела, которые они вместе проворачивали, неважно, чем это грозит самому Лутцгеру. Потому что Гробовщик понимал: если хоть волос упадет с головы его беззащитного двойника, он не сможет спокойно с этим жить и делать вид, будто ничего не случилось. Бог свидетель. Он - свидетель. Шорох. Ноа вздрогнул под тканью пиджака. Нет, кажется, мышь. Появившийся в поле зрения прозрачный сверток заставил его оторвать рассеянный взгляд от полиэтиленового пакета и сфокусироваться на Хиббсе, который произнес: - Это за прошлое. - Когда Лутцгер протянул руку, чтобы ухватить оплату своего труда, мужчина повел бровью, словно размышляя, и выхватил сверток обратно. Быстро вскрыв целлофан, Хиббс вынул оттуда одну пачку денег и сунул в свой внутренний карман. - Это мои пять минут, - похлопал он Гробовщика по плечу и, кинув сверток рядом с грузом, покинул похоронное бюро в сопровождении своего спутника. Несколько минут Ноа выжидал, пока их машина отъедет, и на него давила жуткая тишина, воцарившаяся в холле. Ему подспудно хотелось, чтобы пробили часы, чтобы зазвонил телефон, чтобы Рэйвен закричала в подсобке... Он чувствовал себя в каком-то странном подвешенном состоянии между двумя катастрофами. Или между двумя стенами, которые с лязгом сдвигаются друг к другу. Лутцгер выпустил из легких вздох облегчения и развеял тем самым наваждение. Дверь на склад была по-прежнему приоткрыта, и горел свет - все, как небрежно оставили гости. Лутцгер равнодушно посмотрел на труп в мешке и деньги - их не было нужды прятать от глаз Рэйвен, все равно сейчас Гробовщику придется все ей объяснить, когда он отчего-то дрожащими руками откроет крышку гроба и поможет девушке выбраться. Матерь божья! - Ноа чуть было не отдернул руку от плеча Рэйвен, увидев за этим плечом лицо. Не принадлежавшее девушке. Бледное. Мертвое. - Какой же я идиот! Что я натворил?.. - от сочувствия, сознания того, какого это - пролежать десять минут в запертом гробу вместе с трупом, от чувства вины и собственной нерасторопности переворачивалось все внутри. А если у нее травматический шок? А если сердце не в порядке - от такого ужаса можно и... - лихорадочно мелькали в мозгу мысли, пока Лутцгер сгребал мисс Адамс в охапку и усаживал на соседний деревянный ящик. Гроб с покойником тотчас был захлопнут - Рэйвен не стоило видеть своего недавнего визави после того, как она окончательно придет в себя. - Как вы? - обеспокоенно спросил Ноа, откидывая волосы с ее лица, от волнения не до конца прочувствовав мягкость, с которой они скользят по его пальцам, и не ловя ощущения дежа-вю, которое эта мягкость создавала. Все, что сейчас было действительно важно - ее состояние, ее осмысленный взгляд, жизнь в ее хрупком теле, которое он поддерживает рукой за плечо, словно боится, что оно упадет на пол и разобьется вдребезги. Скажите же что-нибудь. Или кричите. Или рыдайте. Теперь можно.
Raven Adams: Казалось, прошла целая вечность. Целая вечность на грани между реальностью и сном, сознательным и бессознательным, между жизнью и смертью, прежде чем преграда, в которую Рэйвен вжималась из последних сил, исчезла, откуда-то хлынул свежий воздух, и чьи-то руки вытащили ее из гроба. Происходящее было смутным, смазанным, неясным, как рисунки неудачливого художника по мокрому холсту… кажется, она на чем-то сидит. Кажется, кто-то пальцами скользит по ее лицу, убирая волосы. Кажется, она еще жива… жива ли? Рэйвен попыталась открыть глаза, но зрение было таким же неясным и смазанным, как и сознание – то ли от выступивших на глазах слез, пеленой застилающих взгляд, то ли от занавеси спутанных черных волос, закрывавших лицо, то ли от того, что голова кружилась, и было невозможно понять даже, кто вытащил ее из гроба с покойником, чьи пальцы она чувствует теплом на лице, и чей с трудом пробивающийся через шум в ушах голос пытается ей что-то сказать. Чудом балансируя на грани с обмороком, Рэйвен поняла лишь одно – рядом живой человек. Не ледяной, каменный, синюшно-бледный, с восковым лицом и недвижимым телом, а настоящий, теплый, поддерживающий ее за плечо, путающийся в ее волосах, спасший ее из гроба и пытающийся что-то говорить ей, чтобы удержать угасающее сознание… Но она не слышит слов. Она слышит только его дыхание – горячее, совсем рядом, в котором мешаются запахи, принадлежащие живым. Не понимает сказанного, а осознает только, что подушечки пальцев на ее лице – теплые, чуть подрагивающие – никак не могут принадлежать покойнику. Не разбирает даже голос, чтобы хотя бы примерно восприятием или воспоминанием определить, что за человек рядом. Главное – не мертвец. Не покойник. Не тот, на котором она лежала целую вечность, напитываясь идущим от него ледяным холодом. И пусть она не понимает слов – но они звучат как и должны, со стороны, а не прямо в голове… И, едва осознав по-настоящему эту мысль – наверное, единственную, что она была способна сейчас осознать, - Рэй безмолвно качнулась в сторону своего спасителя и приникла к нему, обвила руками, уцепилась как за единственную соломинку, чудом оказавшуюся на ее пути в мир бессознательного, обессилено положила голову на его плечо и прижалась ледяным лбом к шее, а носом уткнулась куда-то ниже, в ворот рубашки, почти неслышно коснувшись губами кожи возле ключицы. Одной рукой обняла где-то на талии, а второй, рассеянно и неловко, не контролируя движения, а лишь поддаваясь порыву и не успевая отмечать детали, скользнула под расстегнутый пиджак Лутцгера, холодя его спину ладонью сквозь ткань рубашки. Судорожно вдохнула смесь запахов из легкого шлейфа мужской туалетной воды, сигарет, живой человеческой кожи и теплой ткани, тут же выдохнула и вдохнула снова – глубоко, словно захлебнувшийся в воде человек, которого в последний момент вытащили на берег. Чуть повела головой, мазнув волосами по его щеке, и замерла, исступленно прижавшись к мужчине и почти не дыша. В истерзанный видениями разум откуда-то поступил сигнал, что она в безопасности – то ли из-за запахов, таких простых и человеческих, то ли из-за тепла и движения мускул под кожей, что чувствовала ее забравшаяся под пиджак ладонь, то ли из-за того, что ей было на кого опереться, что не нужно было больше удерживать себя от обморока, до предела напрягать все мышцы, чтобы не свалиться на закостеневшее тело покойника. Рэйвен немного расслабилась и почувствовала, что окончательно проваливается в глухую пустоту…
Noah Lutzger: Девушка не ответила, и Лутцгер еще больше обеспокоился ее состоянием. С ужасом он было подумал, что Рэйвен от пережитого кошмара полностью лишилась дара речи, и это заставило Гробовщика содрогнуться: это все из-за его безответственности, из-за его неосмотрительности и рассеянности, связанной с меланхолией сегодняшней даты, которая никоим - никоим! - образом его не оправдывала. Балда, по твоей вине страдают люди! Хочешь - гробь свою жизнь и карьеру, но хотя бы других не вплетай, идиот! - С вами все хорошо? - спросил он чуть громче, чувствуя, как Рэйвен в каком-то полубреду прижимается к нему напряженной, дрожащей холодной испуганной плотью, прячась лицом под его шеей и леденя влажной ладонью спину, по которой как будто прошел электрический ток. Гробовщику не раз приходилось вставать на защиту слабых в молодые годы, однако никто никогда не просил у него этой защиты так не по адресу и трогательно, никто не приближался к нему в порыве такого безотчетного доверия. Ощущение этого подстегнуло его пульс, а выдох на мгновенье застрял где-то в легких. Оно было и волнующим, и умиротворяющим одновременно, окрасило его восприятие в какие-то другие цвета, как будто в помещении стало больше света. Лутцгер на какие-то секунды по непонятной причине вообразил себе ласковые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву тропических деревьев, высокие пальмы и длинные лианы над головой, жесткую землю под лопатками и Рэйвен, прильнувшую к его плечу, которая приподнимается на локте и целует его бесшумно и нежно, как будто за что-то благодаря, и от этого внутри такая тихая и убаюкивающая удовлетворенность, как легкий дымок от догоревшего у ног костра. Странная фантазия, что это со мной творится сегодня?.. - растерянно подумал Ноа, снова начиная нервничать. Он ощутил, как Рэйвен слегка обмякла в объятиях, в которые он непроизвольно ее заключил, поднял ее голову за подбородок вверх и легонько похлопал по щеке двумя пальцами, чтобы привести в чувство. - Эй, очнитесь. Пожалуйста. - Давайте, ответьте мне, - Гробовщик не сводил глаз с длинных черных ресниц девушки, ожидая, пока они дрогнут, она откроет глаза и увидит своего - как она, наверное, сейчас думала бы - мучителя. Это я. Я не причиню вам вреда. Послушайте, - готовился сказать он.
Raven Adams: Голос. Тот самый голос, что уверял ее, будто ей нужно спрятаться. Принадлежащий человеку, который запихнул ее в один гроб с покойником, и держал там целую вечность. А потом выпустил… Почему? Пожалел? Наигрался? Решил проверить, насколько крепкие у нее нервы? И это именно его она сейчас… обнимает?! Падение в темноту прекратилось, словно ее рывком выдернуло на поверхность. Рэй широко распахнула глаза, пару секунд еще смотрела словно бы сквозь Лутцгера, а потом в них калейдоскопом промелькнули страх, презрение, брезгливость, ненависть, смешавшись в одну жуткую неприязненную какофонию. И прежде, чем Ноа успел что-то произнести, как-то объясниться, девушка с силой оттолкнула его в грудь, стряхнула с себя его руки, на негнущихся ногах шатнулась прочь из комнатки с гробами, едва не упала и, лишь ухватившись за спинку одной из лавок, выпрямилась и замерла, дрожа, на, как она надеялась, безопасном расстоянии от Лутцгера. Злость и гнев придали ей сил, помогли вырвать сознание из туманной дымки, а инстинкт самосохранения кое-как скоординировал движения. И, едва окунувшись вновь в иллюзию свободы, прорезался голос. - Вы… ненормальный, чокнутый извращенец, просто больной! – выпалила Рэйвен срывающимся дрожащим голосом, машинально сделав еще шаг назад, к запертой двери. Обернулась к выходу и неожиданно почувствовала ощутимый холод, скользнувший по спине. Несмотря на то, что Лутцгер выпустил ее из гроба, она все еще была в его власти, и в его воле было сделать с ней все что угодно. Крепко запертый замок конторы не позволял надеяться на скорую свободу, а она, вместо того, чтобы попытаться наладить с психом подобие контакта и выторговать каким-то образом освобождение, орет на него и оскорбляет… Только разозлит его, и все может закончиться для нее наихудшим образом… Девушка перевела на Гробовщика настороженный взгляд, вглядываясь в его лицо, пытаясь заметить и предугадать признаки агрессии, которые она так опрометчиво просмотрела перед тем, как он опрокинул ее в гроб с покойником. И заговорила напряженно и беспомощно, указав трясущейся рукой в сторону подсобки, от волнения словно бы потеряв способность произносить связные предложения. - Зачем вы меня… туда… зачем?
Noah Lutzger: Резкому толчку в грудь Лутцгер почти не сопротивлялся, он не остановил руку Рэйвен под пиджаком, не помешал ей отпихнуть себя прочь и отлететь в противоположную сторону комнаты. В первую секунду он растерялся, до того неожиданно девушка обрела чувство реальности и до того быстро в ней снова проснулся страх перед Гробовщиком, который превращал все его попытки к сближению в поползновения чокнутого маньяка. О том, чтобы подойти сейчас к Рэйвен, которая в приступе ужаса чуть не забилась в угол, нечего было и думать. А видеть в ее испуганном взгляде, напряженной позе, дрожащем подбородке, слегка растревоженных прядях волос самого себя - жестокого, грозного, безумного, каким она видела сейчас Ноа - было просто отвратительно. - Успокойтесь, - со вздохом Лутцгер приподнял руки, показав свои мозолистые ладони в знак примирения. - И тогда я вам все объясню. Уверяю вас, я не желаю вам зла, это была ошибка. Хороша ошибка - она, верно, чуть было не подумала, что я собрался хоронить ее заживо. От злости на себя самого его голос звучал слегка сдавленно, без доверительной плавности, которая могла бы придать Рэйвен уверенности в словах Лутцгера. Ему казалось, что девушка не верит ни единому его слову, и это душило его спокойствие в еще более крепких тисках неловкости и чувства вины. Как теперь объяснить, кто были его гости, и почему Рэйвен необходимо было прятаться, он тоже уже не понимал - доверять человеку, не имеющему к нему больше ни тени доверия, представлялось странным, неудобным и рискованным. А нужно ли ей это, в самом деле?.. - подумал Лутцгер грустно. Он медленно и осторожно подошел к двери в холл и распахнул ее настежь. Из проема в помещение ворвался яркий свет, отражаясь от черной блестящей поверхности мешка с трупом и в расширенных от страха глазах Рэйвен. - Вы в безопасности, - произнес Ноа, добившись наконец, чтобы его голос звучал ровнее. Затем он черепашьим шагом, глядя Рэйвен в глаза, подобрался к двери черного хода и решительным движением отпер ее, ожидая, что стоит ему только дернуться, девушка закричит или вздрогнет. Лети, птица. Может, ты когда-нибудь поймешь, что вот так неуклюже я пытался тебя спасти. - В полной безопасности, - добавил Ноа уверенно.
Raven Adams: Рэйвен напряженно следила за каждым движением Гробовщика, едва ли полноценно вслушиваясь в его слова. О какой ошибке он говорит? О какой безопасности?.. Он хотя бы вполовину понимает, что она пережила? Хотя бы представить себе может?! И ладно еще, если бы ей просто пришлось провести какое-то время в обществе трупа – но эти голоса, странные видения… они примешивались к обычному человеческому страху перед мертвым, делая его каким-то нереальным, невыносимым для нормальной психики. При мысли, что все это может вернуться, что время, проведенное здесь, навсегда изменит ее жизнь и ее саму, добавив к в общем-то обычному и спокойному существованию свои болезненно-яркие краски, у девушки темнело в глазах, и она лишь чудовищным усилием воли отгоняла это, надеясь и веря, что все закончится, стоит ей лишь переступить порог похоронной конторы. Переступить порог… и оставить все позади. И Лутцгера с его ненормальными замашками, и нечеловеческий ужас, и голоса в голове, и видение джунглей и ямы, полной высохших покойников в комбинезонах. Только бы выбраться. Остальное неважно. Она убежит отсюда и поедет к Хорасу… Да-да, к Хорасу. Пусть уже поздно, ей не до этических экивоков, да и Гудспиды поймут и не осудят, если она появится у них ночью… А ей нельзя, невозможно будет остаться одной сейчас. Она просто сойдет с ума… Лутцгер тем временем открыл двери, и не проявлял никаких признаков агрессии, хотя для Рэйвен это уже не имело значения. Если он хотел что-то ей объяснять – это нужно было делать раньше. До того, как швырнуть ее в гроб. До того, как переломать ее саму. Но никак не после… Потому что теперь – она не верит. Ни словам, вроде бы призванным ее успокоить, ни обманчиво-ровному тону, ни этим примирительным жестам и плавным движениям… Ни даже открытой двери. Особенно после того, что она ему умудрилась наговорить… Если он действительно такой, ненормальный маньяк, разве он ее отпустит?!.. Рэйвен беспомощно потерла пальцами висок, и заговорила глухо и устало, не очень надеясь на свои слова, но словно бы предпринимая последнюю попытку выбраться отсюда, используя тот шанс, что дверь Гробовщик все-таки открыл, и это могло значит две вещи… Первая - она никуда не уйдет, дверь лишь иллюзия, и тогда бессмысленно все, что Рэй попытается сказать или сделать. Вторая – если это не иллюзия, и Лутцгер все-таки может отпустить ее, то есть возможность спастись, и она просто обязана этим воспользоваться. - Послушайте… я сейчас уйду, и очень постараюсь забыть обо всем, что тут было. И о том, что вообще встречала вас в своей жизни. Она старалась, чтобы это прозвучало убедительно, но голос дрожал, выдавая и страх, и презрение, и недоверие мужчине. Хотела добавить еще, чтобы он не вздумал приближаться, но передумала. И так – хватит… Тем более, что она не лгала. Если он маньяк, это не ее дело. Пусть его ловят те, кто обязан… Она не обязана. Она просто измученный человек, похоронивший сегодня отца и попавший в плен к психопату. Она просто хочет уйти и забыть… убежать. Бежать, просто бежать… Ее опять стало мутить, перед глазами затряслась черная сетка, и в голове билась только одна мысль – выйти на воздух, вдохнуть полной грудью... увидеть огни ночного города, машины, прохожих, того полицейского, наконец, что так недоверчиво поглядывал на нее, бесцельно сидящую в машине… Она бы многое отдала, лишь бы тот надоедливый служитель закона сейчас оказался здесь… Не дожидаясь, пока Лутцгер отреагирует, отчаянно боясь, что он передумает и решит еще поиграться, Рэйвен шагнула в сторону двери, отпуская спинку лавки, и одновременно с этим лишаясь опоры. В тот же миг ее резко качнуло в сторону, голова закружилась, та сетка, что тряслась перед глазами, превратилась в мешок, который словно бы накинули на нее и резко дернули. Она попыталась выровнять движение, бессильно схватила рукой воздух, и, так и не издав ни звука, повалилась вниз. Последним, что девушка успела увидеть, был стремительно приближающийся пол похоронной конторы, но удара она уже не почувствовала…
Noah Lutzger: - Да, пожалуй, так будет лу... - начал Ноа с безнадежным вздохом, прежде чем сорваться с места и кинуться к падающей девушке. Будет лучше, если он не станет ее удерживать, еще больше устрашая, будет лучше, если, вырвавшись на свободу, она не станет заявлять в полицию. Будет лучше, если его лицо в ее памяти когда-нибудь перестанет наводить на нее ужас, и она обо всем забудет. Но неужели будет лучше, если этот день, который Ноа так хотелось бы прожить правильно, чтобы покойный отец мог им гордиться, закончится таким непониманием? Закончится ничем, страхом Рэйвен, ее бегством, ее сознанием того, что Гробовщик ужасен и безумен? Закончится ее исчезновением, когда они могли бы отметить эту дату совсем по-другому. Видит бог, Лутцгер не хотел бы, чтобы все так случилось. А она, должно быть, хотела бы, чтобы, припав на корточки и поймав ее, когда колени Рэйвен практически коснулись пола, Гробовщик отнес ее прочь из этого места в ближайший парк, где посадил бы на скамейку и оставил дожидаться, пока ее не приведет в чувство собирающийся дождь, пока она сама не очнется, отойдя от нервного потрясения, или пока случайный поздний прохожий или полицейский патруль не окажут ей помощь. Он знал: в западне, в своем собственном потемневшем сознании Рэйвен мечтала вырваться - из его рук, которые подхватили ее и понесли в кабинет, из этого обморока, из этого дома, где случайности не давали пройти сквозь незапертые двери. Лутцгер не мог этого позволить, не мог бросить ее, не удостоверившись, что с ней все хорошо, потому что понимал и то, что иначе покоя ему не будет. Не потому что Рэйвен его сдаст рано или поздно, а потому что он не будет уверен, что с ней все в порядке. А значит, не будет уверен, что с ним все в порядке. У тебя с головой не все в порядке, приятель. - Усаживая бесчувственную девушку на кожаный диван, похожий на толстого черного морщинистого бегемота, Ноа чувствовал себя по-прежнему последней сволочью. - Доставить ее в больницу было бы безболезненно и для тебя, и для нее. Что ты пытаешься доказать и кому? Что у тебя благие намерения? Да она не поверит в жизни, - издевался над Лутцгером голос разума. Но это была его ответственность. И его упрямство. Оставив дверь в кабинет открытой, чтобы помещение как можно менее походило на очередную ловушку, Гробовщик быстро распахнул окно, чтобы впустить в кабинет свежий прохладный воздух, затем извлек из шкафа аптечку и небольшую бутылку с коньяком. Через пару секунд ветерок разнес по комнате запах нашатырного спирта, исходящий от носового платка, который Лутцгер бережно поднес к лицу Рэйвен.
Raven Adams: Рэйвен вяло дернулась, повернула голову, пытаясь спастись от неприятного будоражащего запаха, и машинально провела пальцами перед лицом, натолкнувшись на руку Лутцгера, сжимающую платок, и отведя ее в сторону. Второй раз за этот вечер она погружалась в черную пустоту, второй раз ее принудительно выдергивали оттуда. А может, лучше не стоило?.. Там нет страха, боли, потерь – ничего нет. Только бесконечное равнодушие и покой. Не это ли ей нужно? Освободиться от всех оков и кануть в небытие, раствориться, пропасть, забыться и навсегда остаться там – частью чего-то абстрактного и неведомого, растеряв все чувства, эмоции, ощущения, память, перепутав быль и небыль, превратившись в единую незримую невесомую массу вместе с остальными, кто также никогда не вернется назад… Девушка открыла глаза и скользнула затуманенным взглядом по помещению, избегая смотреть перед собой – она не обольщалась насчет того, кого именно увидит, а потому попыталась хоть на несколько секунд, но оттянуть этот момент. Распахнутые дверь и окно слегка обнадежили ее – может, за то время, пока она была без сознания, ее мучитель не передумал и все еще не против ее отпустить? Она чуть пошевелилась, и в тот же миг вернулось головокружение, напомнив, что сил, как физических, так и душевных, у нее за время обморока не прибавилось, а тело отозвалось ватной слабостью. Неожиданно для себя Рэйвен четко осознала, что даже если попробует подняться с места, то в лучшем случае тут же упадет обратно, в кожаные объятия дивана. В худшем – вновь потеряет сознание. Сейчас ей показалось каким-то чудом то, что у нее вообще были силы оттолкнуть Лутцгера, ходить по его конторе, разговаривать и думать… Она чувствовала себя полностью выжатой, беспомощной и потерянной, способной только на слезы бессилия и злости на саму себя, на свою слабость, которая не позволяет ей выбраться… Подняв лицо к потолку, Рэйвен попыталась сморгнуть выступившие на ресницах соленые капли, и коротко шмыгнула носом. Бесполезно, все бесполезно… Она загнана в тупик. Гробовщиком и самой собой. И у нее нет выхода, несмотря на открытые двери и окна… Остается только посмотреть опасности в лицо, в последней отчаянной надежде увидеть там что-то… кроме этой самой опасности. - Что вы теперь намерены делать? – слабо поинтересовалась Рэйвен, опуская голову и глядя прямо в лицо Гробовщика. В глазах ее крупными каплями дрожали слезы, цеплялись за длинные ресницы, не спешили скатываться по щекам, блестели, отражая свет ламп, и оттого глаза ее тоже блестели этим самым электрическим сиянием, а колкость взгляда словно бы преломлялась. Но менее напряженным и менее пристальным не становился этот обвиняющий взгляд, цепкий и прямой взгляд блестящих от крупных соленых капель глаз, взгляд в упор, взгляд человека, которому уже нечего терять и нечего бояться.
Noah Lutzger: Электрический взгляд Рэйвен пробрал Лутцгера, казалось, до самых грудных позвонков, но он не отвел глаз. Как ни пытался взгляд этих темных глаз превратить его во врага, он не был таковым и вряд ли когда-либо будет. И Ноа очень хотелось, чтобы, прежде чем эта девушка покинет его контору навсегда, она это поняла. Поэтому даже если бы колкий от блестящих слез, длинных ресниц и острого испуганного укора взор Рэйвен его не заворожил своей прямотой и смелостью, Лутцгер все равно даже не моргнул бы. Он смотрел, пока плавным движением руки отправлял носовой платок, пропитанный спиртом, в урну, пока делал пару неспешных шагов к столу, на который сослепу резко натолкнулся, пока открывал бутылку, в которой переливалась темно-янтарная жидкость. Он смотрел, не питая иллюзий, что зрительный контакт завоюет доверие. Он смотрел, не потому что не боялся осуждения или не считал себя более виноватым. Он смотрел, потому что в глубине глаз напротив плескалась какая-то сила, которую так и хотелось превратить в дружбу, в уважение, в яркую живую искру. И трусливо потупиться сейчас казалось самой большой несправедливостью, которой Ноа мог оскорбить Рэйвен. - Для начала я намерен убедиться, что вы в порядке и хорошо себя чувствуете, хотя бы для того, чтобы сесть в такси, - спокойно проговорил Гробовщик, и при упоминании об уходе гостьи в его голосе прозвучало сожаление. На его лбу обозначилась неглубокая скорбная складка и ни грамма удивления вялой реакцией девушки - было заметно, что истерика и последующий обморок окончательно лишили ее жизненных сил. А значит, боится она меня теперь еще больше. Стараясь выглядеть непринужденно, Гробовщик вынул из шкафчика два бокала и аккуратно их протер, отрешенно подивившись, откуда у него две таких емкости - ведь чаще всего на работе он предпочитал пить один, если такое вообще случалось (все-таки, работа есть работа, а расслабляться лучше по пути домой). Видимо, кто-то подарил, - так ничего и не вспомнил Ноа. - Такое ощущение, что они так и ждали этого дня. Нда, на годовщину смерти отца мне еще ничего не дарили. Он наполнил бокалы на два пальца и протянул один из них Рэйвен: - Выпейте. Это придаст вам сил. Не волнуйтесь, там ни яда, ни снотворного, - прибавил Лутцгер, чтобы лишний раз подчеркнуть, что не желает причинить девушке никакого вреда. По ее виду, правда, было совсем незаметно, что она поверила, но Гробовщик очень на это надеялся. Не хватало еще, чтобы она выскочила отсюда, не дожидаясь машины, села за руль сама и попала в таком состоянии в какую-нибудь аварию. Про поход пешком нечего даже и думать. А возможности подбросить ее до дома я, очевидно, не заслужу. Я же пока еще псих, - грустно усмехнулся он про себя.
Raven Adams: Натянутая струна взглядов электризовала помещение. Рэйвен не могла отвести глаза, словно бы удерживая Гробовщика взглядом от необдуманных пугающих поступков, словно бы могла сдержать его глазами, не позволить опять обидеть ее, задеть, напугать. И он, казалось, понимал это и не сопротивлялся, двигаясь мягко и плавно, удерживая зрительный контакт даже в ущерб себе – не глядя выкинув смоченный нашатырем платок, едва не свалив столик, наощупь открывая бутылку… Она следила за каждым его движением, как будто могла контролировать его этим напряженным и казалось бы осязаемым взглядом, и даже когда он отвел глаза, продолжала смотреть и следить. Пожалуй, это единственное, на что она была сейчас способна. Голос мужчины, звучавший мягко и спокойно, вплелся в тишину помещения. Опять прямые намеки на то, что она в безопасности. Опять доброжелательность и даже забота. Игра? «Смена циклов»? Или он действительно не так уж виноват и произошла чудовищная ошибка?.. Рэйвен машинально окунулась в тот период, когда лежала в гробу, и перед глазами тут же всплыли картинки с видами джунглей и ямы с трупами. Ошибка… нет, Господи, нет. Она живет в каком-то другом мире, где не бывает подобных ошибок. Где все яснее и правильнее, где нет места потустороннему и необъяснимому… Передернувшись, девушка постаралась хотя бы на время выкинуть видения из головы и, протянув руку, взяла у Гробовщика бокал. Не поблагодарила, лишь снова посмотрела пристально и напряженно, и негромко с какой-то насмешливой циничностью произнесла: - За память. «За то, чтобы забыть». Этот корявый тост для нее значил лишь одно – мольбу к собственной памяти, чтобы та освободила сознание от всего, что происходило с Рэйвен в том закрытом гробу. Она сделала большой глоток, задохнулась от крепости, и зажала рот тыльной стороной свободной ладони. Напиток жгучим комом скатился по пищеводу и плюхнулся в пустой желудок, жалобно сжавшийся от такого подношения. Но внутри хотя бы стало тепло, и эта теплота словно придала ей сил и сообразительности, хотя коньяк, горячей волной расходившийся по телу, уже начинал туманить разум. Бокал мелко трясся от слабости в руках, и девушка перехватила его второй ладонью, затем сделала еще пару глотков, стремясь опустошить емкость, поскольку без коньяка будет не так заметно, что ее бьет дрожь. В сознании, шатающемся на тонком перешейке разумного между обморочным туманом и туманом пьяным, просто и ясно выкристаллизовалась мысль – ей нужно понять, окончательно понять, что собой представляет Гробовщик, и насколько правдивы его заверения в ее безопасности и обещания отпустить. Пусть даже она спровоцирует его на новые безумства – но так ей будет проще, нежели каждый миг напряженно ждать того, что, может быть, никогда и не произойдет. Лучше открытая борьба, чем липкая неизвестность. Рэйвен вновь устремила холодный и напряженный взгляд на Лутцгера, и потребовала: - Дайте телефон. "Если вы и правда намерены меня отпустить, это ничего не изменит…"
Noah Lutzger: Хороший тост, - подумал Ноа, мысленно нащупывая смысл, который девушка вкладывала в свои да коротких и важных слова. Ему хотелось верить, что она имеет в виду своего бедного покойного отца, которого никогда не забудет - Гробовщик хорошо знал на собственном примере, что такое горе не забывается. Ему снова захотелось рассказать ей, откуда у него такое понимание, что сегодня за день, как ему тоже печально, больно и, что греха таить, одиноко, но Ноа ограничился лишь туманным намеком. - ...Которая нас никогда не отпустит, - проговорил он негромко и пригубил коньяк. Губы слегка защипало, и в ноздри ударил терпкий аромат. Отметив походя высокое качество напитка, он продолжал смотреть на Рэйвен и взвешивал желание одернуть себя за то, что постоянно ее оценивает, пытается прочесть ее мысли, уловить знаки, говорящие, что она будет делать в следующий момент, что о нем сейчас думает и об этой ситуации, где жертва с маньяком чинно пьют алкоголь. Читать лицо малознакомого человека - все равно что пытаться разобраться в тексте на иностранном языке, который едва-едва знаешь, в котором выхватываешь лишь отдельные слова, радуясь и гордясь тем, что их узнал. Но иной раз ты не в силах остановиться даже несмотря на трудности перевода, потому что какая-то одна фраза, которую ты понял, которую ты пропустил через восприятие, и которой вдохновился, показалась тебе весомой, важной, заслуживающей внимания, интересной, гениальной - покорила твое воображение и не дает отвести глаз от написанного. Рэйвен казалась спокойной, насколько Лутцгер мог судить, и дрожь в ее руках, должно быть, являлась, скорее, физическим последствием нервного срыва, чем эмоциональным. То, что девушка приняла из его рук бокал, выпила да еще и произнесла тост, подкупило Ноа, хотя полагать, что его позорная оплошность начисто забыта, было бы все еще наивно. Несомненно, она все еще питает к нему неприязнь, если в постшоковом состоянии вообще способна чувствовать, что это такое, тихо ненавидит его - за страх, за боль, за разочарование, за обман, за осадок после. За память, господи боже. После того, как они выпили, Гробовщик примолк, ожидая, что Рэйвен скажет что-то еще. Что именно это будет - просьба обновить бокал, очередной вопрос о его намерениях, знак, что она начинает его понимать и прощать - было неважно, Лутцгеру необходим был вменяемый диалог, он не видел другого способа достичь взаимопонимания. Но ей не хотелось говорить. Видимо, ей хотелось действовать. Вызовет полицию, - решил Ноа, услышав просьбу подать телефон. - И что мне делать? - в его душе шевельнулась тревога, когда он вспомнил о пластиковом пакете в подсобке. Даже в случае, если, пока копы едут сюда, ему удастся убедить Рэйвен сообщить им, что это ложный вызов, или она уйдет, обыск состоится, и тогда... что ж, карьеру подпольного гробокопателя можно будет считать завершенной. Лутцгер смерил девушку долгим взглядом, не скрывая своего замешательства - это казалось ему просто глупым. Понимал он и то, что, стоит ему сейчас отказать ей, и он опять превратится в преступника. Хотя, в сущности, кто он такой? Боится визита полиции, не в пример добропорядочному гражданину, хочет увильнуть от ответственности, ведет теневой бизнес, оскверняет последние пристанища мертвых. Эта девушка, которая вот-вот от его секундного молчания вновь почувствует себя пленницей, узнает о нем много нового и интересного. И поймет, что будет права, что сдала его. Стокгольмским синдромом тут и не пахнет. Она не должна так себя чувствовать, это неправильно. Надо рискнуть, - снова укорил себя Ноа за малодушие. - Возьмите, - Ноа протянул Рэйвен трубку. - Но прежде чем звонить в полицию, поймите, что там вряд ли смогут вам чем-то помочь. Тех людей, что здесь были, они не задержат. Да с их стороны вам ничего уже и не угрожает. Если, конечно, через свои связи в полиции они не узнают, что вы здесь были, - серьезным, спокойным тоном проговорил он, держа хрупкий баланс между желанием завоевать доверие девушки и стремлением себя обезопасить. Однако, в словах Лутцгера не было лукавства: связи в органах у Хиббса действительно имелись. И именно вера в свою логику сейчас притупила у Ноа чувство вины, которое все это время ело его изнутри. Я сделал все правильно. Я ее спас, - подумал он впервые за вечер без тени укора. - Позвольте мне сначала все объяснить, - закончил, Лутцгер, стараясь не слушать, как бьется его сердце, и сдерживать дрожь в протянутой руке с телефоном. Рэйвен не должна была сделать выбор, руководствуясь его волнением (хоть Ноа и сильно сомневался, что она собирается над ним сжалиться), выбор был только за ней.
Raven Adams: Тот факт, что Гробовщик поддержал тост, вызвал у девушки слабую волну интереса. Вряд ли он понял, что именно она имела в виду, иначе его слова следовало бы расценить как тонкий сарказм. Значит, машинально предложенное ею оправдание к выпивке вызвало в нем какие-то ответные эмоции, и он пил за что-то свое, неизвестное ей… Впрочем, что бы он не имел в виду – это ничего не означает для нее. У Рэйвен свои причины, у Гробовщика – свои. Она взяла телефон из его рук – быстро, словно боясь, что он передумает в последний момент и отнимет, и сжала его в пальцах как единственную ниточку к спасению. Ни его сомнения, ни замешательство не укрылись от ее пристального колючего взгляда – а она следила, за каждым движением, за каждой тенью на его лице, ожидая, что брошенный ею вызов окажется финалом иллюзии свободы. Окажется тем самым детектором лжи, что отделит правду от вымысла и откроет ей его истинное лицо и его настоящие намерения. Подспудно она ждала, что Лутцгер откажет и сплетет новую паутину слов – почему ей нельзя никуда звонить, почему он не может выполнить ее просьбу, почему в конце концов она опять станет беспомощна и зависима всецело от него и его действий… В какой-то степени так и оказалось – причины отговорить ее тут же нашлись, но слушала Рэйвен уже в пол уха. Все-таки телефон был у нее. Она держала аппарат в ладони, задумчиво глядя на экран. Первой мыслью было звонить в полицию, несмотря на уверения Гробовщика, что там ей помочь не смогут. Потом в голове девушки вереницей пронеслись те, к кому она в принципе могла бы обратиться в сложной ситуации… от приятелей до Хораса Гудспида, и все они показались ей не лучшими вариантами. Приятелям пришлось бы слишком много объяснять, а пересказывать ситуацию на глазах у виновника ее страхов Рэйвен поостереглась. А Хорас только перепугается за нее, и опять же – вызовет полицию… Проще ей напрямую обратиться к представителям закона, минуя и так переживающего за нее Гудспида. Более не колеблясь, девушка быстро набрала «911» и, приложив телефон к уху, с неприязненным вызовом посмотрела на Лутцгера. Если вы не хотели контактировать с полицией – вы только что совершили ошибку, дав мне телефон. Словам я больше не верю. Ответ раздался сразу же, словно на другом конце провода только и ждали что ее звонка. Рэй сделала вдох, собираясь быстро проговорить пару заготовленных фраз, и… промолчала. Промолчала, уловив в глазах, лице, движении и позе Лутцгера что-то, что в тот момент не позволило ей безоговорочно осудить его. Что-то, что вошло в конфликт с выстроенной ею схемой безжалостного маньяка, что перечеркнуло на несколько секунд страх, испытанный по его вине. И эти несколько секунд, когда в ухо неслось настойчивое «Алло, служба спасения, говорите», а она молчала и смотрела на мужчину, отчего-то решив, что он сам может пострадать намного серьезнее от ее импульсивности, но позволяет ей это делать в ущерб самому себе, чувствуя себя виноватым, эти несколько секунд все решили. Они пролетели мимо, закончились, и внезапное наваждение, которое едва ли могло быть чем-то большим, чем обыкновенный хмельной туман, отпустило тоже, но Рэй, ругая себя на чем свет стоит, уже нажимала кнопку отбоя – незаметно, под прядью растрепанных волос, так кстати прикрывших ее руку с телефоном. И, словно бы стремясь наверстать эти упущенные секунды, произнесла в равнодушную тишину чуть дрогнувшим голосом, так и не спуская с Лутцгера напряженного взгляда: - На меня было совершено нападение. Пожалуйста, приезжайте. И, только продиктовав в глухой динамик адрес конторы Гробовщика, убрала телефон от уха, одновременно с этим пытаясь понять, сможет ли Лутцгер разобраться, что она солгала. Ее действительный разговор, информация о времени и продолжительности которого осталась в памяти телефона, и ее разговор разыгранный были одинаковы по длине с разницей лишь в несколько секунд… Вряд ли Ноа это заметит, даже если решит проверить. Увидит только, что соединение со службой спасения действительно было… И это дает ей некоторое время чувствовать себя хозяйкой положения… что в ее ситуации уже немаловажно. Ее взгляд немного плыл от выпитого коньяка и осознания собственной внезапной глупости, но одновременно с этим хмель придавал ей храбрости и уверенности. Ей даже захотелось попросить Лутцгера плеснуть в бокал еще немного напитка, но эта просьба к человеку, которого девушка, как он, вероятно, думал, только что сдала службам правопорядка, показалась ей совсем неуместной. - У вас есть минут десять-пятнадцать до приезда полиции, – холодно и твердо сказала Рэйвен, протягивая мужчине телефон. – Я готова вас выслушать.
Noah Lutzger: Рука Лутцгера, протянутая к телефону, упала плетью, а на лице отразилось печальное сожаление. Неужели я просчитался? - подумал он в первый момент, но потом пришло понимание того, что, если оценивать ситуацию трезво, он играл на ставку один к тысяче. У него не было никаких объективных причин думать, что Рэйвен пощадит его: она в тот момент считала, что поступает правильно, и так и было - правильным решением было вызвать копов, когда ты беззащитная девушка и чувствуешь себя в опасности. А тост и глоток коньяка - просто изящный, гениальный, утонченный и по-женски беспощадный отвлекающий маневр. Она поймала его как школьника, а он даже не чувствует ни малейшего укола обиды. Она смелая, - пронеслось в голове у Лутцгера. - Может, в этом виноват алкоголь, но все равно - смелая. Почему-то его взбудораженный ловким поступком девушки и чувством угрозы мозг гонял по нейронам все что угодно, только не план спасения собственной шкуры, в то время как инстинкт самосохранения должен был буквально вопить: Труп! Труп! Труп!! Инстинкт говорил бы, что надо влить в Рэйвен еще один бокал, оставить ее тут дожидаться полиции в не слишком вменяемом состоянии, погрузить блестящий мешок во "Флитвуд" и дать деру на кладбище, где этому грузу самое место. Но Лутцгер не двинулся. Он работал на Хиббса, но не принадлежал к этому роду людей, которые ходили по головам, тем более - по таким трогательно отчаянным и шелковым. Ноа не смог бросить Рэйвен на растерзание этой компании, не мог и поставить ее в такое дурацкое положение, когда ей придется либо заплетающимся языком беседовать с полицейскими, либо проспать в своей "темнице" всю ночь. Сегодня ее репутация и покой священны. Лутцгер не был уверен, что это подходящее слово, но оно было первым, что пришло к нему, когда он попытался искать слова. - Вы сейчас совершили большую ошибку, - прокомментировал он все-таки действия девушки, чтобы еще раз подчеркнуть свою точку зрения. - Ваше имя будет в протоколе, вашим присутствием здесь заинтересуются, а я... не смогу вам помочь, потому что буду в наручниках, - Лутцгер кашлянул от волнения. - Поэтому для вашего же блага я бы посоветовал уехать отсюда, пока еще не поздно. Я подвезу вас домой, а по дороге расскажу то, что собирался. Ноа не заботило, что его слова больше похожи на идиотический бред. Не для того ведь Рэйвен вызывала сюда полицию, чтобы сейчас куда-то уехать со своим мучителем. Но мучитель счел должным дать ей еще один шанс сделать другой, не менее верный выбор, пока он предпримет другие предосторожности. - Мне нужно отлучиться на минуты три, - произнес Лутцгер после паузы, в течение которой так и не получил ответа. - Когда я вернусь, вы можете быть готовы. Он окинул сидящую на диване девушку взглядом очень по-доброму, недоуменно и грустно вскинув брови, невольно выказывая свою неуверенность, и прошествовал в подсобку, оставив Рэйвен наедине с бутылкой и свой недопитый бокал - на столе. Ноа все бы отдал за то, чтобы вглядеться сейчас в ее лицо - будет ли оно таким же бесстрастным и полным решимости?.. Войдя на склад, он не придумал ничего лучше, чем запихнуть тело в мешке в шкаф с клининговым инвентарем. Если они с Рэйвен все-таки уедут отсюда вместе, он не станет брать этого немого попутчика с собой. Его, конечно, найдут, но пускай хоть будет не на виду. Только, если труп обнаружат, Ноа вернется сюда разве что с понятыми. Эта мысль подстегнула его нервы, но крика "Я не хочу в тюрьму!" от собственной души Гробовщик так и не дождался. Стоя лицом к лицу с тем, чего он столько лет опасался, он чувствовал только безотчетную решимость и желание казаться человеком, а не уйти от ответственности. Этот коктейль чувств опьянял и окрылял, заставляться испытывать чувство гордости лишь оттого, что он не просто не держит здесь тайника, чтобы хранить нелегальные трупы - Ноа совсем не хочет бежать, и это, должно быть, называется свободой. Кому сказать за это "спасибо", Лутцгер прекрасно знал и поспешил в кабинет, где остановился в дверях, прислонившись плечом к косяку. Пойдем?.. - вопрошал его взгляд, который мог показаться даже наивным.
Raven Adams: Лутцгер не взял телефон, и рука Рэйвен повисла в воздухе. Девушка недоуменно и напряженно смотрела на Гробовщика, все также протягивая ему аппарат – смотрела и ждала, что мужчина заберет его, ждала все это время, пока он говорил, пока дал ей возможность ответить, которой она не воспользовалась, до тех пор, пока он не исчез в проеме двери, так и оставив ей телефон. Я совершила большую ошибку… - растерянно подумала Рэйвен словами Гробовщика, проводив его взглядом, и вновь уставившись на почерневший экран. Да, она действительно совершила ошибку – в тот момент, когда ей отчего-то показалось, что звонок в полицию не лучшая идея. В тот момент, когда уловила в облике мужчины что-то, благодаря чему он не мог в ее восприятии быть однозначно врагом. Уловила или сама себе придумала. Но почему теперь, когда у нее есть возможность эту ошибку исправить, она бесцельно сидит и смотрит на телефон?! Он ушел, оставил ее наедине с аппаратом, и, судя по отдаленно донесшемуся из кладовки звуку, не собирается подслушивать под дверью или хоть как-то контролировать ее действия. А она так и не может однозначно решить, действительно ли он враг и маньяк, или раз уж так вышло – стоит дать ему шанс оправдаться… Но как можно оправдать то, что с ней происходило в закрытом гробу?! Господи… Больше всего ей хотелось встать и уйти. Просто уйти, исчезнуть, никогда не возвращаться, и постараться забыть все случившееся. Не разбираясь, не решая, не пытаясь разобраться. Она слишком устала, чтобы попытаться понять этот эпизод, подкосивший в ней все, к чему она была привычна. Она так хочет сбежать… но не чувствует в себе достаточно сил даже для того, чтобы дойти до столика… Рэйвен уронила телефон на диван рядом с собой и сделала большой глоток коньяка из бокала. Провалиться в пьяное спокойствие, забыться, утопить в хмельных парах голос разума – и будь что будет, раз уж она настолько глупа, что не может сдать полиции человека, заставившего ее провести в одном гробу с покойником несколько бесконечно долгих минут. Нагнувшись, девушка поставила почти опустевший бокал рядом с собой на пол, облокотилась локтями о сдвинутые колени и закрыла лицо ладонями. Господи, что же это происходит… Казалось, все вокруг рушится. Казалось, она сама рассыпается на множество кусков, множество слабых и безвольных теней, которые, наслаиваясь друг на друга, еще могут выглядеть как прежняя Рэйвен, но чувствовать и вести себя как должно – нет, никогда. Скорее почувствовав на себе взгляд, чем услышав что-то, девушка подняла голову и измученно посмотрела на Лутцгера, замершего в дверях. Пусть она так и не вызвала копов, но он-то этого не знает… У нее есть преимущество. Еще несколько минут власти над ним, до тех пор, пока он не поймет, что никто не собирается ее спасать… - Я никуда не поеду с вами, - глухо произнесла Рэйвен. – Если вам есть что сказать – говорите здесь.
Noah Lutzger: Почему-то Лутцгер все-таки ожидал, что, вернувшись, застанет Рэйвен как минимум на ногах, расхаживающей по комнате или выглядывающую из окна, в надежде увидеть полицейскую машину. Неужели страх снова парализовал ее настолько, что она просто напряженно сидит на диване, в позе, глядя на которую, хочется обнять ее за плечи, и мысли ее - Ноа видел это по выражению лица - где-то далеко?.. да ей вообще было незачем реагировать на его приглашение - достаточно открыть незапертую дверь и бежать, куда глаза глядят. Поначалу Гробовщик не нашел во всем этом никакого смысла. Его охватило какое-то странное помутнение, которое всколыхнула борьба двух, казалось бы, не противоречащих друг другу желаний - поступить по совести. С одной стороны, Лутцгер хотел, чтобы Рэйвен вышла из этой истории невредимой, и Хиббс до нее не добрался. С другой, внутренний голос так и подначивал его: "Знаешь, почему ты до сих пор на свободе? потому что у тебя не хватает духа рискнуть своей жизнью, чтобы твоя совесть успокоилась, а память отца больше не осквернялась тем, что ты здесь проворачиваешь. Ты же хочешь сдаться, но ты трус. То, что эта девушка явилась сюда именно сегодня, и из-за нее твои преступные делишки пошли не так - это знак. Она тебя испытывает, дает возможность исправиться, толкает в нужное русло. Она - твой ангел, поэтому до сих пор тебя и не оставила." Она просто выпила, - попытался Ноа выйти из фаталистического транса. - Пытаться сейчас придумать метафизическое оправдание тому, что просто опоил девушку, отвратительно. Чувствую, подоспевший инспектор будет того же мнения. Почему он почти не паникует и будто наслаждается этим риском, как парапланерист над бездной, когда ВСЕ против него? И если ему сейчас придется насильно затолкать Рэйвен в автомобиль, только бы она не привлекала к себе внимание своими показаниями, это тоже будет учтено при вынесении приговора. Нет. Это мы уже проходили. - Правильно, - кивнул Гробовщик без тени удивления. - Вы правы, доверять мне по-прежнему сложно. но почему же вы тогда не сбежали в мое отсутствие, раз я так страшен? Не терпелось услышать мою историю? - Снова в словах, которые могли быть сказаны с иронией, звучала только грусть, ровной, спокойной интонацией, хотя Луцгеру дорого стоило не подгонять себя, чтобы успеть сказать все, что планировалось, до прибытия полиции. - Что ж, скажу откровенно: у меня преступный бизнес. Не сказал бы, что это мой личный выбор, но вряд ли это вас заботит сейчас. Что вас должно заботить, так это то, что я хочу, чтобы вы знали: у меня на складе лежит мертвое тело, не проходящее ни по каким документам. Скорее всего, я соучастник убийства. Я могу захоронить его на кладбище согласно уговору и получить за это деньги. Я могу отказаться и заявить тем самым, что выхожу из дела, и буду убран. Ноа взял со стола свой коньяк, отхлебнул и с позором подумал, что его красноречие может быть расценено как попытка взять Рэйвен на жалость. Но более подходящих слов у него сейчас не имелось. - Что касается вас, любое упоминание вами трупа у меня в подсобке говорит о том, что вы слишком много знаете. Я очень хочу, чтобы вы это хорошо, хорошо, хорошо понимали, - добавил Лутцгер веско и поспешно поставил бокал на стол. А для себя я не знаю, чего я хочу - продолжать копать, терзаться и пить или отдаться в руки правосудия, все прекратить и заслужить прощение. Но коньяк сейчас, перед заездом, явно ведет меня ко второму.
Raven Adams: Вопрос Лутцгера остался без ответа. Она молчала и смотрела на него – все так же напряженно и устало, в упор, ожидая продолжения и не давая ему возможности увести диалог в сторону, в обсуждение, по какой причине она осталась. Да и объяснять мужчине, что она банально не уверена, что ей хватит сил уйти, не стала. Что не может повторить неудавшуюся попытку бегства, пока не почувствует, что способна выйти из конторы и самостоятельно добраться до широкого проспекта, где осталась ее машина… и где дежурит тот полисмен, с которым она так холодно говорила, совершенно не думая, что он может ей понадобиться. Слабость все еще гуляла в ее теле, заставляла подрагивать руки, ватой обнимала колени, шумела в ушах и кружила голову. Хотя… может быть, голову кружил алкоголь, Рэйвен уже не очень понимала. Но одно она понимала четко – еще раз упасть в обморок она не может себе позволить, потому что тогда круг замкнется и она вернется на несколько минут назад – в тот момент, когда открыла глаза и пыталась не смотреть на Гробовщика, держащего у ее лица платок, смоченный нашатырным спиртом. Известие о еще одном трупе в подсобке заставило ее передернуть плечами и невольно покоситься в сторону помещения. Кажется, там был какой-то черный мешок… Ее стало мутить, к горлу подкатил комок, и Рэйвен опять схватилась за бокал, одним глотком допив то, что в нем еще оставалось. И тем не менее она слушала. Кажется, впервые за все время она действительно его слушала, и слушала внимательно. И неожиданно все сказанное Лутцгером раньше, все, что она старательно пропускала мимо восприятия, и никак не могла сложить воедино с его поступком, стало обретать смысл. Как будто пелена спала с глаз, и появилась возможность увидеть все заново. Как будто сложился паззл из слов, сказанных Гробовщиком, и его действий, на которые она реагировала слишком эмоционально, чтобы воспринять их иначе, кроме как попытки навредить ей. И только когда он закончил говорить, сделав недвусмысленный акцент на демонстрации ее непричастности ко всему тому, что происходит в его конторе, медленно произнесла: - Так вы… спрятать меня хотели? Уберечь от ваших… - она поискала слово, - работодателей?.. – не дожидаясь ответа, посмотрела обвиняющее, но уже человечно – так смотрят на совершившего глупый поступок, на оступившегося, но никак не на преступника, не на маньяка, не на психа, внушающего парализующий страх, – и возмущенно выпалила срывающимся голосом: – Неужели не могли выбрать для этого хотя бы пустой гроб?! Рэйвен и не думала его осуждать, не собиралась взывать к совести законопослушного гражданина или тут же в ужасе мчаться прочь, соприкоснувшись с преступным миром. Это не ее дело, да и Лутцгер ей не друг и не брат, чтобы всерьез переживать за то, что он угодил в плохую компанию и связался с теми, у кого своя система правосудия, жесткая и непреклонная, и свои тайные потоки информации и финансов. Она не будет лезть в это, и в жизнь и в душу его лезть тоже не будет. Только в голливудских фильмах все мафиози – крутые ребята со специфическим чувством юмора, только в фильмах все это весело и опасно… а в жизни обычно второго куда больше, чем первого. Конечно, она мало знала об этой системе, раскинувшей свои тайные ветви по всему миру, но знала достаточно, чтобы понимать – там люди далеко не всегда делают выбор сами. Когда шантаж и угрозы – обычное дело, простому человеку легко попасть на крючок, если он внезапно окажется нужен. Достаточно лишь надавить ему на слабое и больное место… Она не знала, поймали Гробовщика на что-то, чем он не мог пожертвовать, или же он сам принял решение помогать преступникам ради денег, либо по какой другой причине, но для нее сейчас это было неважно. Важно другое – криво, неловко, неуклюже, но он сделал все, чтобы на этом крючке не оказалась сама Рэйвен. Или же… не была банально убита по причине того, что знала много, а пользы принести не могла. И ведь если бы не те видения, парализовавшие ее, она могла бы оказаться следующим клиентом Ноа Лутцгера, таким же безымянным трупом в черном мешке… Нет, не думать об этом… Рэйвен порывисто поднялась с места, протягивая мужчине свой опустевший бокал – чтобы занять себя, отвлечь от мысли, что была на волосок от гибели, сама же рвалась навстречу ей, и лишь каким-то чудом избежала участи «неучтенного трупа без документов». И тут же, почувствовав, как перед глазами все поплыло и нарушилась координация, беспомощно и неловко села обратно на диван. Напилась… – коротко и удивленно мелькнула мысль. А выпила ведь совсем немного… Пара секунд вялых поисков причин чрезмерной восприимчивости к алкоголю – и Рэйвен ясно и четко осознала, почему несколько глотков коньяка дали такой сильный и в прямом смысле слова сногсшибательный эффект. Губы ее помимо воли сложились в кривую улыбку и, старательно удерживая Лутцгера в фокусе взгляда, девушка проговорила извиняющимся и одновременно с этим слегка растерянным тоном: - Кажется, я сегодня ничего не ела…
Noah Lutzger: Пальцы Рэйвен держали протянутый ему бокал так некрепко, что Лутцгеру показалось, будто он подхватил его в воздухе. Ноа поставил его на стол, не наполняя заново, с легким дребезжанием, передавшимся стеклу от подрагивающей от волнения руки. Гробовщик тщетно искал свое хладнокровие, но никак не мог ухватиться за это оружие. Наступал один из самых важных моментов его никчемного существования, впору было мысленно репетировать чистосердечное признание, но голова его была занята лишь беседой с Рэйвен и путями ее спасения, слова, которые он собирался сказать прибывшей оперативной группе, ускользали, заслоняемые тем, что будто само собой лилось из его горла: - Я прошу прощения, но выбирать не было времени, - произнес Лутцгер, скорее, строго, чем извиняющимся тоном. - Я и так задержался, чтобы открыть им дверь. Наше счастье, что это не показалось им чересчур подозрительным. Так что, если я могу загладить свою вину как-то иначе, чем сдавшись полиции, только скажите. И поторопитесь, потому что скоро они приедут, и начнется допрос и обыск. Если мы не уедем отсюда раньше, - прибавил он с мягкой и задумчивой грустинкой. Ноа осушил свой бокал и отставил его в сторону. По закону, теперь им обоим было противопоказано садиться за руль. Однако, Лутцгер еще мог вести машину на свой страх и риск, без тестера у лица он сошел бы за вполне вменяемого водителя. Или можно было оттащить Рэйвен в туалет, включить воду над раковиной и устроить ей освежающий душ, но это было из той же оперы, что и попытки укрыть ее от бандитов в гробу с покойником. Чертов экстрим. А я - чертов алкаш. Можно ли мне доверить вообще доставить ее домой?.. Хотя, с другой стороны, худшая часть Ноа подсказывала, что трезвость гостьи невыгодна им обоим: если бы полицейские махнули на показания Рэйвен рукой, как на пьяный бред, все остались бы невредимы, и сам Лутцгер в том числе. К тому же, ему не могло не нравиться, что сейчас девушка смотрит на него более доверительно, как на живого человека, а не как на монстра, мечтающего ее запугать, в какой-то момент Ноа снова показалось даже, что она все понимает, и очень не хотелось думать, что это происходит лишь под воздействием спиртов. Но как бы ни окрыляло его такое отношение, и то, что к нему наконец прислушались, Гробовщик не станет этим пользоваться, не станет поддерживать иллюзию, подливая Рэйвен коньяк и думая, что это все исправит. - Угостить вас нечем, к сожалению, - проговорил Ноа, пожав плечами. По его лицу можно было заметить, как он прислушивается к шуму шин проезжающего мимо транспорта на асфальте. Когда, когда уже? Где они застряли? Хотелось, либо чтоб Рэйвен внезапно передумала, либо чтобы уже раздался звонок в дверь. А еще он мечтал, чтобы полицейские ушли, извиняясь, и гостья оказалась бы вне опасности. Однако время словно встало, как забуксовавший автомобиль, и нет ни того, ни другого, ни третьего, и внезапно на губах Гробовщика появляется мягкая улыбка: - Не думаю, что это лучший момент, чтобы пригласить вас на ужин, но мы можем поехать куда-нибудь перекусить прямо сейчас, пока вам не начали задавать вопросы, на которые лучше не отвечать.
Raven Adams: Недоуменно-растерянный взгляд послужил Гробовщику ответом. Куда поехать?.. Какой ужин?.. Он в своем уме?.. Если она и не боится его больше (по крайней мере, не до такой степени, будь тому причиной алкоголь или его оправдания – не важно), это вовсе не значит, что она готова продолжить общение… пусть даже на пару часов. Нет-нет, она немного придет в себя и тут же уедет. Домой. Встанет под горячий душ, и будет долго смывать с себя этот бесконечный день, подставляя лицо мягко покалывающим струям, словно бы освобождаясь от событий, мыслей и воспоминаний, которые вместе с водой будут утекать в слив. А потом завернется в длинный теплый халат, который тут же промокнет на плечах и спине, впитывая влагу с волос, и задремлет под монотонно бурчащий телевизор, уютно устроившись на диване, и едва не роняя из ослабевших пальцев пульт… в пустой, темной квартире, где на полках стоят фотографии умершего отца. Рэйвен рассеянно потерла висок, отводя взгляд от Лутцгера. - Вызовите мне такси. Я поеду домой, - голос прозвучал глухо, дыхание перехватило при мысли о доме, в котором остались лишь воспоминания. Девушка качнула головой в сторону телефона, все еще лежащего на кожаном сидении дивана. Рядом с ней. Но брать его не стала, словно бы пытаясь провести черту между собою и Лутцгером. Это его вещь, его диван, его место, в конце концов… Она тут случайный гость, и как бы настойчиво ни шептал гуляющий в крови коньяк, что она может все сделать сама, и сейчас ей даже не обязательно спрашивать разрешения у мужчины, чтобы куда-то позвонить (а вздумай он недовольно покоситься на ее действия, ей все равно было бы наплевать), Рэйвен попыталась удержать границы и не позволить алкоголю руководить ее поступками. Пожалуй, только одно она еще может сделать для этого человека. В благодарность за то, что он ее спас… И дабы вернуть все на свои привычные места. Пусть его жизнь остается прежней, пока он сам не решит в ней что-то менять. И раз уж так получилось, что Рэй невольно едва не вмешалась в нее, но под влиянием какого-то иррационального порыва удержалась от разговора, который без сомнения беспощадно нарушил бы ее размеренное течение, то стоит еще и снять тяжелый камень ожидания с плеч Гробовщика. Девушка опять перевела на него взгляд, отмечая читавшуюся в глазах и в выражении лица нервозность, но еще несколько секунд молчала, прежде чем сделать глубокий вдох и проговорить: - Они не приедут. Полиция. Я вас обманула, – Рэйвен чуть виновато пожала плечами, не спуская настороженных глаз с мужчины. – Когда я просила их приехать, звонок был уже сброшен…
Noah Lutzger: Здравое решение, хотя и несколько запоздало, - подумал Лутцгер, нервно усмехаясь уголком рта тому, как это Рейвен открыто не покрутила пальцем у виска на его предложение, которое могло сойти за неудачную шутку. Разве шутку?.. - Смесь адреналина и малого процента алкоголя в крови не давала серьезно о этом задуматься. Ноа чувствовал себя немного по-дурацки: еще от силы минут сорок назад он действовал как хозяин ситуации, решая и за Рэйвен, и за себя, а тут чувство вины за промашку с гробом словно притормозило его, заставляя протягивать руку к телефону на диване, как к спасительной соломинке, неуверенно, словно без разрешения гостьи он не мог этого сделать. Только бы это такси успело, - пронеслось у Ноа в голове. И тогда все встанет на свои места: мисс Адамс вернется к своей безопасной жизни, а он дождется наряда, который будет искать здесь связанную и избитую женщину в чулане, а найдет расчлененку в мешке, будет спрашивать о происхождении вечернего звонка и причастности Лутцгера к смерти того, кто в мешке, а Гробовщик во всем сознается, правда, лишнее убийство на себя не возьмет. А впрочем, пусть вешают, что им вздумается, главное, что это его личная битва, без невинных свидетелей вроде Рэйвен. Кстати, номер ее телефона - в его записной книжке, среди прочих клиентов. Почти в самом начале буквы А, на 4-й странице. Надо запомнить, - и почему Ноа вдруг подумал об этом сейчас? - он же имеет право на один звонок. Если он пожелает вырваться из-под ареста и воскресить свою жалкую жизнь копателя, он позвонит адвокату. Если в нем еще останется капля того томительного желания ответить за свои грехи перед законом, он позвонит своему ангелу-хранителю, чтобы сказать "спасибо" за то, что она подвела его к этой черте своей нежной рукой. Сейчас объяснять, за что это второпях брошенное "спасибо", просто нет времени. А Гробовщику важно, чтобы Рэйвен понимала, какую роль сыграла. Хотелось бы, чтобы она этим гордилась. И то, что на самом деле никто не едет его арестовывать, не отменяет этого желания, как бы шокирован Лутцгер сейчас ни был. Когда его протянутая рука, уже готовая схватить гладкий корпус, на словах Рэйвен падает плетью вдоль туловища, не потому что такси может подождать, а потому что Ноа от удивления резко выпрямляется, сидящая перед ним женщина еще вселяет в него жажду перемен. - Зачем? - обескураженно моргая, задал он первый хаотичный вопрос, который всплыл в мозгу, сразу запустившем поиск правильного ответа: Она мне поверила, просто хотела себя обезопасить. Чтоб я знал, что она контролирует положение. Это хорошо. Это хорошо. Вывод успокаивал, но прошло около полуминуты, прежде чем пульс у Гробовщика начал выравниваться. Да, сейчас, вероятно, все его благородные порывы оказались сломаны на корню. Но, как бы невольно жестко Рэйвен с ними ни поступила, ей удалось донести до Ноа кое-что очень значимое о нем самом: то, что он МОЖЕТ все изменить. Может хотеть все изменить... Лутцгера снова что-то толкнуло рассказать ей об этом, и он начал с легким вздохом, в котором еще слышался секундный шок: - Ладно, сейчас, это, наверно, нева... - И не договорил, потому что звонок в дверь перебил его на полуслове. Сегодня Гробовщик уже точно больше никого не ждал, и в выражении его лица моментально промелькнуло былое напряжение. Он с опаской покосился в сторону выхода и прислушался, словно шаги около парадной, которые он отсюда и не различал толком, могли что-то поведать о посетителе. Что Лутцгер видел ясно - это то, что звонок в дверь настолько же противоречил только что сказанным Рэйвен словам, как эти слова противоречили ее недавнему правдоподобному спектаклю с вызовом полиции. Плюс на минус, минус на минус... Ноа запутался, и прежде чем он отопрет дверь, желательно знать, чему верить. - А это кто? - стараясь сохранять спокойствие, проговорил он, изогнув бровь символическим знаком вопроса и уставившись на Рэйвен твердо, но без раздражения или укора, с уверенной надеждой, с которой смотрят на человека, имеющего ответы на все. И я тебе поверю, - говорил этот взгляд.
Raven Adams: А действительно - зачем?.. Она нервно облизнула губы и зачем-то заправила за ухо прядь волос, отводя глаза. Сказать ему правду?.. Я хотела вызвать полицию, но в последнюю секунду неизвестно почему передумала, так как мне показалось, что вы не такой уж и маньяк?!.. Под его взглядом - вопрошающим, растерянным, требовательным - Рэй чувствовала себя неуютно, словно бы эта ложь, по сути незначительная и далеко не единственная, которую Адамс себе позволяла в жизни, отчего-то пробудила незванную совесть. Словно бы лгать этому человеку было нельзя, не позволительно, противоестественно, хотя и никаких логических основ для этого ощущения не было и быть не могло. Но она сидела, опустив голову, словно провинившаяся школьница, прятавшая от отца дневник с заслуженной двойкой, который тот случайно обнаружил. И чувство стыда, неправильное и иррациональное, всколыхнуло внутри, лизнуло жаром лицо, так, что Рэйвен невольно прижала к щеке холодные пальцы. Что за безумие... Когда Гробовщик просле минутной паузы продолжил говорить, она облегченно выдохнула, надеясь, что со сменой темы разговора уйдет и это ощущение, пугавшее своей нелогичностью, несвоевременностью, неправильностью... Так не должно быть с малознакомыми людьми. Так должно быть только с теми, кто играет в ее жизни серьезную роль. Пожалуй, один из немногих людей, которым Рэйвен не могла лгать - ее отец. Не договорить, утаить, умолчать, было просто, говорить сознательную ложь в лицо - невыносимо... Признаваться во лжи невыносимо вдвойне. И не потому, что отец наказывал ее за обман, нет. А по той причине, что ей самой было трудно и больно говорить неправду человеку, которого она любила, несмотря на то, что изредка ситуация того требовала... Звонок в дверь, громкий и резкий, заставил девушку вздрогнуть и замереть на месте. Рэйвен растерянно вскинула на мужчину глаза, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. - Я... я не знаю, - пробормотала она чуть заплетающимся языком, хотя вариантов, кто мог бы сейчас звонить в похоронную контору, было не так уж много. Точнее, всего два - и еще пара процентов на какую-либо случайность. - Может это ваши... ваши... те люди вернулись? - в глазах Рэйвен отчетливо мелькнул страх. Если так, то ее опять нужно будет спрятать, и... Господи, она даже думать об этом не может. Ни за что... Но, рассеивая все сомнения, до слуха донесся требовательный голос: - Открывайте, полиция! Господи, КАК?!! Этого не может быть. Она абсолютно уверена, что диктовала адрес в бездушно молчащую трубку, и абсолютно уверена, что ее просьба о помощи была произнесена после того, как подрагивающие от волнения пальцы сбросили звонок. И тем не менее... они здесь?! - Это не я... я не вызывала их, - она тревожно и ищуще взглядывалась в его лицо, пытаясь угадать, верит ли он ей. Отчего-то ей было важно, чтобы верил, чтобы она не стала для него бездушной стервой, спокойно игравшей с его жизнью, дающей надежду и в тот же миг забирающей... И это чувство, нахлынувшее внезапно, было сродни остановившему ее при звонке порыву, сродни тому стыду, что заливал краской щеки от признания во лжи... Неправильное, нелогичное, совершенно неуместное чувство, гасящее голос разума, словно звериный инстинкт гонящее вдоль красных флажков к какой-то неведомой цели... Она не думала, что, в случае, если полиция найдет труп в пластиковом мешке, ее заберут как соучастницу. Она не думала, что ставит под удар и себя тоже. И о том, как вообще тут оказалась полиция, не думала тоже. Словно бы единственным, что по-настоящему важно сейчас, было - идти на поводу у подстегиваемого алкоголем ощущения, будто Лутцгер не должен в ней сомневаться... Рэйвен вскочила с места и вцепилась похолодевшими пальцами в предплечье мужчины, лихорадочно заглядывая ему в глаза. - Вы верите мне?.. Верите?..
Noah Lutzger: Лутцгер сфокусировался на черных как нефть расширенных зрачках Рэйвен, где плескался неподдельный испуг. По своему опыту он знал, что двух бокалов спиртного на голодный желудок достаточно, чтобы убить любой артистизм, и, увы, недостаточно, чтобы отшибло память, недостаточно, чтобы включить программу патологической лжи, которая превращает человека в того мальчика, который кричал "Волк!". Чувствовать себя этим мальчиком у Рэйвен нет причин, и он это докажет. - Да, - ответил Ноа торопливо на последний вопрос девушки и подкрепил свои слова, на пару секунд накрыв вцепившуюся в его предплечье руку ладонью, инстинктивно сжимая пальцы, ощутившие холодок и дрожь, словно пытаясь сгладить тот торопливый неаккуратный тон, каким было произнесено слово. Ноа не мог согреть ее и успокоить за эти короткие две секунды, но по крайней мере надеялся, что, если не слова, то это прикосновение убедительно в тот момент, когда на словесные уверения нет времени, когда надо разорвать рукопожатие и спешить к двери, за которой, возможно, его судьба. И ее наказание. Не того, не того, чего нужно, она боится - Хиббс больше не придет, его компании незачем сюда возвращаться, но вместо Лутцгера этот вариант развития событий уже опроверг требовательный голос по ту сторону. Голос прав: эту дверь нужно открыть. В том числе - образно говоря. - Сидите тихо, - произносит Ноа торопливо, не успевая добавить "пожалуйста", которое неожиданно начинает звучать в мягком и одновременно уверенном: - Я все улажу. Я постараюсь все уладить, - хотел он сказать, потому что, если не кривить душой, так и было на самом деле: пытаться - все, что он мог. Пытаться принять весь удар на себя, пытаться спрятать Рэйвен, пытаться заговорить зубы людям, которые привыкли к таким хитростям за многие годы и не пропускают их без внимания. Что у него точно должно получиться - это не геройствовать со своим маниакальным порывом окончить карьеру укрывателя убийств и сосредоточиться на безопасности Рэйвен. Его ангел-хранитель нуждался в спасении больше, чем его совесть. Рука Лутцгера не задержалась ни на миг на ручке двери перед тем, как он потянул ее на себя. Не рванул, а заставил поддаться спокойно и медленно, как под касанием человека, которому нечего скрывать от правосудия. Ноа растворил дверь шире и вежливо поприветствовал коротко стриженного полицейского азиатского вида, который уже развернул перед носом Гробовщика удостоверение с блестящим значком. Где-то я видел это лицо, - отрешенно подумал Лутцгер и сфокусировался на короткой фамилии в документе, которая ничего ему не сказала. С удостоверения он стремительно перевел взгляд к стоящему у тротуара автомобилю, за рулем которого сидел напарник посетителя и наблюдал за ними с расстояния. Рядом, на сиденье, лежала открытая книга, перевернутая обложкой вверх. - Что вам угодно? - Гробовщик снова посмотрел на стриженного полицейского, который убрал ксиву в нагрудный карман рубашки, и невозмутимо вскинул правую бровь. Какие-то они расслабленные. Как будто не в дом, где произошло нападение на человека, приехали. Рэйвен говорит правду, она их не вызывала. - Приятно было видеть подтверждение словам девушки, но всех вопросов это не решало. - Только вот зачем они здесь? - Мы просто увидели свет, и решили проверить, все ли тут в порядке, - будто отвечая на внутренний вопрос Гробовщика, объяснил полицейский тоном человека, железно уверенного в правильности своих действий. - Через два дома отсюда сегодня днем ограбили магазин, мы патрулируем. - Понятно, - кивнул Ноа, делая над собой усилие, чтобы не притормозить, подавшись назад, а показать посетителю, что не против его законного вторжения на свою территорию, хотя все его существо внутренне противилось тому, чтобы этот человек входил, чтобы видел Рэйвен, чтобы заговорил с ней, чтобы лапал его вещи и копался в инвентаре на складе. Если Лутцгер станет вести себя чересчур нервно и подозрительно, выдавая свой шок, страх и нежелание идти на контакт, именно так и случится. - Я хозяин этого заведения, заработался допоздна. Как раз собирался закрываться. Все в полном порядке. А свет у меня горит, потому что на улице темно, - невесело усмехнулся про себя Ноа, но промолчал. Объяснение цели визита нисколько его не успокаивало - здесь что-то не так, это могла быть случайность, это могла быть и наводка. Может, этот бодрый малый с хитрыми китайскими глазами, которые сейчас, кажется, протрут в Лутцгере дыру, уже давно у него на хвосте. Эта мысль заставила Гробовщика беспокойно одернуть себя, чтобы не оглянуться в сторону кабинета, и он замер, напрягая мышцы шеи так, что ему начало казаться, словно он со стороны походит на робота, особенно - после следующего вопроса полицейского. - Здесь есть еще кто-нибудь, кроме вас? - По тону было понятно, что он спросил это на всякий случай, просто раз уж пришел, можно было даже посчитать, что, получив ответ, он сядет обратно в машину и укатит заниматься более серьезными делами - например, каким-нибудь реальным происшествием. Но вопрос как будто парализовал Лутцгера напряжением, инстинктивным желанием запереть все двери в конторе и потерять от них ключи, только бы этот полицейский хмырь не совал туда нос, и он, должно быть, слишком поспешно и настойчиво отрезал: - Нет. - В следующее мгновение у Гробовщика неприятно засосало под ложечкой, и сердце куда-то рухнуло от иллюзорного ощущения, будто сказал он это не по своей воле, вопреки осторожности и законам логики. Дурак. Зачем я это ляпнул? Нужно было построить защиту прочнее, неуязвимее, эффективнее, чтобы наверняка отвести от Рэйвен и себя самого подозрения, продумать психологическую игру тоньше, быть сообразительнее, полезнее, не отдаваться произволу эмоций, вызванных остротой и внезапностью момента. А так, он просчитался и, возможно, сейчас все испортил. Что мешает новому гостю отстранить хозяина и лично осмотреть комнаты? Что будет, если через две минуты он узнает о существовании Рэйвен? Какую ложь Лутцгер придумает, чтобы покрыть другую ложь? И что будет с Рэйвен, если карточный домик этой лжи разрушится до основания?..
Raven Adams: Прикосновение теплых пальцев чуть успокоило девушку - и на мгновение показалось, что не все так страшно и безнадежно, что найдется выход, что у всей этой истории не будет последствий... как для Лутцгера, так и для нее самой. И что невовремя прибывшая полиция не вздумает затеять обыск, а мирно развернется и уедет по своим делам, на какой-нибудь настоящий вызов. Рэйвен проводила мужчину взглядом и замерла посреди комнаты, нервно обхватив себя руками, пытаясь прислушиваться к разговору в прихожей, но будучи не в состоянии разобрать слова из-за оглушающе стучащей в висках крови. Иллюзия спокойствия прошла так же быстро, как и появилась, и вернуть ее было некому. Почему они приехали? Почти сразу после моего звонка. Пробили телефон и адрес, и решили проверить? Или это просто совпадение? Нет, не может быть совпадение... Или может?.. Уже не стесняясь, Рэйвен взяла с дивана телефон, немного провозилась, снимая блокировку с клавиатуры, и без зазрения совести открыла список исходящих вызовов. Чьи-то имена, длинные телефонные номера... номер Хораса, по которому звонила она сама - кажется, это было в прошлой жизни... И последним - соединение с 911, соединение недолгое, но достаточное, чтобы успеть продиктовать адрес... или засечь звонок, а позже выяснить, откуда он поступил. Значит, она все-таки виновата в том, что полиция сейчас задает Лутцгеру вопросы?.. Она бросила телефон обратно на сиденье дивана, и сделала несколько шагов по помещению, растерянно оглядываясь. Что делать? Как помочь? И... в конце концов, что отвечать ей самой, когда полиция пройдет дальше прихожей и поинтересуется, кто она такая? Документы-то остались в машине. Вряд ли у Гробовщика всерьез есть план, несмотря на обещание все уладить. Слишком напряженно он ожидал приеда полиции, слишком нервничал... Взгляд девушки потерянно скользил по помещению, выхватывая ненужные детали - большой удобный диван, два бокала на столике, початая бутылка дорогого коньяка... Поздний вечер, пустой офис, двое - мужчина и женщина... Решение появилось как-то сразу, оказавшись простым и до ужаса банальным, - а оттого, возможно, действительно могло сработать. Будь она трезва, скорее всего отмахнулась бы, как от мухи, и пришла бы в замешательство от самого факта, что ей вообще приходят такие мысли - в этот день, здесь и сейчас. Но времени, желания и возможности оценивать не было - а потому, прокручивая в голове свое поведение и реплики на ближайшие несколько минут, Рэйвен сняла плащ и небрежно бросила его на подлокотник дивана, затем расстегнула несколько пуговиц на кофте - так, чтобы грудь привлекала внимание, а неброское кружево черного бюстгалтера соблазнительно виднелось в вырезе при движении. Взбила руками волосы, придавая им художественную неряшливость (благо, и стараться особенно не пришлось), тряхнула головой, рассыпая по плечам черный каскад волос - одна недлинная прядь скользнула в вырез на кофте, - затем щедро плеснула в оба бокала коньяк, беззаботно улыбнулась в пустоту, словно репетируя, и сделала маленький глоток, как будто для храбрости, в последний момент подумав, что, наверное, не стоило... И, так и держа в руке бокал, и одергивая на ходу кофту, чтобы создать впечатление, будто только что натянула ее, Рэйвен нетвердой походкой прошествовала к прихожей, откуда доносились голоса мужчин. Остановилась в дверях, мазнула взглядом по представителю закона, и сфокусировалась на Лутцгере. - Милый, я заждалась. Ты скоро?.. - голос девушки ворвался в напряженную тишину, оттягивая на себя внимание. Рэйвен улыбнулась Гробовщику - улыбнулась свободно, призывно и очень тепло, - и, не обращая внимания на полицейского, в пару шагов оказалась рядом, обвила свободной рукой его шею, а телом приникла так близко, что ее бюст, прижавшись к груди мужчины, соблазнительно приподнялся в и без того глубоком вырезе кофты. Губы девушки почти коснулись его щеки и быстро прочертили линию дальше - к уху, сомкнулись возле мочки, едва дотрагиваясь и искушая мягкостью. - Ну обнимите же меня уже, - едва слышный шепот, смешанный с горячим дыханием. Она боялась сказать слишком громко, боялась, что не достаточно контролирует себя под парами коньяка, и полицейский услышит, и весь ее план развалится как мозаика, а потому проговорила в самое ухо мужчины, скользнув по нему губами. И лишь потом обернулась к полисмену, уперев в него открытый и хмельной взгляд миндалевидных глаз, обрамленных черными пушистыми ресницами, и поинтересовалась уже серьезно, хотя от Лутцгера не отстранилась, мягко поводя головой и скользя по его щеке волосами, ласкаясь к нему, и обнимая за шею одной рукой: - Какие-то проблемы, офицер?
Noah Lutzger: "Что вы делаете?" - чуть было не воскликнул Лутцгер, но шепот Рэйвен над самым ухом заставил его поймать фразу на излете, незаметно задержав выдох. - Что?.. - Ноа выпустил из легких небольшое количество воздуха, словно, отпустив на свободу перехваченное дыхание, он сможет заглушить тяжелый стук сердца и дефибриллирует остановившееся в его черепной коробке время. Сколько прошло, пока он пытался распределить по полкам в голове разрозненные нервные импульсы? Неожиданный выход Рэйвен. Откровенность. Ее зовущая улыбка. Тепло трепетно прижимающегося к левой стороне его груди тела. Мурашки, бегущие у него по коже. Под недоуменным взглядом полицейского Гробовщик сделал еще один тихий выдох. Если капля алкоголя убивает артистизм, то что сейчас происходит? В момент, когда ты захвачен в воронку эмоций, сложно осознать, что на свете существуют люди, чей огонь неопьяняем, чья натура способна гениально играть со всем чувством, и так, что ты на секунду сможешь вообразить, что это не спектакль, что все взаправду, и кровь мчится по сосудам к твоему лицу, и тебя бьет с ног ароматная горячая волна обаяния, откатывает, оставляя тебя трепетать в предвкушении того, как она нахлынет снова. Очнись. Вы едва знакомы. Играй лучше свою роль. На самом деле он уже играл, но только сейчас поймал себя на том, что мягко обнимает Рэйвен чуть ниже талии, поймал себя на ощущении, что этот жест для него приятен и привычен, навевая какую-то тень воспоминания. Лутцгер попытался бы восстановить в памяти, испытывал ли он что-то подобное во время недавних недолговечных романов, которые с натяжкой можно назвать таковыми, но не нащупал бы никакой связи. Недавними они были только относительно возраста Вселенной. Некоторые женщины могут напоминать только одну - саму себя. - Нет? - переспросил полицейский насмешливо и подозрительно, разглядывая их обоих в упор так, что Лутцгеру стало не по себе, неловко, будто он был замечен в чем-то аморальном, и в мозгу его лихорадочно пронеслась мысль, а не была ли его реакция на объятия женщины слишком очевидной, хотя, должно быть, по ее замыслу она и должна быть такой, чтобы в их театр поверили. Но какое мнение теперь составил сейчас о них представитель закона? Ноа мысленно укорил себя за то, какие гадости этот невысокий парень мог подумать о Рэйвен из-за его лжи. Проклятье. - На мгновение Гробовщиком овладело желание поцеловать ее прямо на глазах у гостя, только бы тот не посчитал Рэйвен девушкой легкого поведения, с которой хозяин похоронного бюро тайно забавляется вечером прямо в офисе. Лицемерием было бы выставлять это желание как продиктованное исключительно рыцарским стремлением защитить ее честь - мягкость волос, ощутимая взглядом, непринужденные объятия, плавные контуры груди и шеи притягивали, подсказывая, что при других обстоятельствах Ноа бы не устоял. Сопереживание, ее красота, дежа-вю и незатухающее ощущение, что они на одной волне, соблазнили бы его. А что бы подумала она? Наверно, что я просто хорошо сыграл. Тушуясь, Лутцгер поспешил прикрыть ложь другой ложью. - Понимаете, я просто не хотел приглашать вас в кабинет, потому что... - Он осекся, чуть не провалившись сквозь землю со стыда, и кашлянул, словно единственная пришедшая на ум версия, способная логично оправдать его очередной проступок, застряла у него в горле. Положительно реагировать на откровенность Рэйвен было одно, сказать сейчас, что Ноа прятал ее в кабинете, потому что она была неодета - совсем другое. Кому бы понравилось, если бы чужой мужчина, недавно напугавший девушку до смерти, излучавший опасность, делал ложные заявления об интимной близости с ней? К тому же, обсуждать это с незнакомцем непорядочно вдвойне. Лутцгер так и не закончил фразы. Собственная идея подстегнула его воображение, почти сразу же написав, как на холсте, размытыми штрихами гладкое, матово-бежевое тело Рэйвен, в двух местах перечеркнутое мелким черным кружевом, которое сейчас дразнит его боковое зрение. Ноа скользнул вверх взглядом по черной пряди волос и, встретившись глазами с Рэйвен, шевельнул губами в растерянной полуулыбке.
Raven Adams: Она понимающе улыбнулась в ответ - так же, едва заметно, краешком губ. Но если полицейский и увидел их безмолвный разговор, это только на руку обоим. У влюбленный пары, какие бы обстоятельства не сопровождали их роман, - семейные сложности, разделяющее расстояние, жилищные проблемы, в конце концов кто-то из них или оба могли быть женаты, или же она тайно встречается с другом своего возлюбленного, - должен быть свой язык взглядов, жестов, улыбок, только им понятных слов и прикосновений, так пусть полицейский думает, что у них этот язык тоже есть. И смущенность Лутцгера тоже была как нельзя кстати, иначе трудно было бы объяснить, по какой причине мужчина не раскрыл сразу представителю закона, что находится в офисе не один. Рэйвен мягко ткнулась носом ему в щеку и опять обернулась к полицейскому, едва не расплескав при этом движении коньяк из бокала. - Потому что я была не одета, офицер, - без тени смущения договорила она незаконченную фразу Лутцгера, и с вызовом посмотрела на китайца, чуть приподняв бровь, словно говоря - "а вы хотели бы увидеть меня без одежды?" Несмотря на видимую браваду, на это показное спокойствие, на граничащее с вульгарностью расслабленное поведение в меру пьяной и откровенно желающей плотских удовольствий женщины, ей было страшно. Страшно при мысли о том, что полицейский решит провести обыск помещения и им придется либо отказать, сославшись на отсутствие ордера, и тем самым навлечь на себя дополнительные подозрения, либо согласиться, замирая от ужаса при мысли, что коп наткнется на пластиковый мешок с расчлененным трупом, - и тогда она становится соучастницей, поскольку звонка в участок не было, и заявления о нападении не было тоже, и попробуй докажи, что ты всего лишь спишь с этим человеком, совершенно не зная о его грязных делишках... Обстоятельства уравняли ее с Лутцгером, сейчас его проблемы и опасения были ее проблемами и опасениями, и выбираться из этой ситуации им тоже придется вместе. Ей было страшно, и этот страх, то разбавляемый, то подстегиваемый алкоголем, не давал прочувствовать, что изображать любовницу Гробовщика отчего-то очень легко. Что жесты нежности естественны и приятны. Что его руки держат ее именно так, как ей всегда было нужно, и нет отторжения и неприятия, ощущения притирания друг к другу, которые должны сопровождать первый тактильный контакт чужих и малознакомых людей... Что, обнявшись, они словно бы сложили непростой паззл индивидуальной вырубки, где каждый кусочек соединится краями лишь с тем, который должен стоять рядом, и никогда - с другим. И что в его руках она, кажется, впервые за весь этот бесконечный холодный день начала согреваться... В какой-то момент Рэйвен показалось, что Лутцгер сейчас ее поцелует, и алкогольная дымка тут же нарисовала в воображении, как их губы соединяются, как по телу проходит ток, как ноги становятся ватными, и колени подгибаются, и ей приходится крепче обнять его за шею, чтобы устоять, и прижаться еще ближе, и безмолвно просить удержать ее в руках, не позволить нахлынувшей слабости прервать трепетное прикосновение, и растворяться, теряясь в ощущениях, забывая, кто она, что и зачем... И все в этом видении было так живо, так естественно и по-настоящему, словно это и не воображение вовсе, а сама память подсказывает сюжеты из прошлой жизни, когда разум не в силах удержать случившееся так давно, а душа помнит, и разносит это воспоминание по каждой клеточке тела, заставляя отзываться на импульсы, на прикосновения, на взгляды и близость... Она сморгнула, прогоняя некстати всколыхнувшееся желание. А что бы подумал он, если бы мы и правда поцеловались?.. Наверное, что нельзя столько пить на голодный желудок... Полицейский не ответил на ее вопрос, - то ли замешкавшись от внезапного появления, то ли не желая объясняться с выпившей женщиной, то ли не собираясь сразу раскрывать все карты, и намереваясь помучить их неведением, - но Рэйвен было необходимо знать, что именно привело сюда представителя закона. Потому что от этого зависело, как ей придется объясняться. Оправдывать случайный звонок с мобильного телефона Лутцгера, или промолчать про него и действовать по ситуации, не вмешивая ненужные факты, которые, если их упоминуть без должного основания, могут вызвать лишние подозрения... - Так что случилось? - она перевела недоуменный взгляд на Ноа, затем обратно на полицейского. Ее так и подмывало сказать что-то вроде "мы разбудили соседей?" (и только Лутцгер бы понял, что речь про двух покойников в подсобке) или "ты кого-то убил?" (с показным недоверием Гробовщику), но здравый смысл, еще не до конца вытесненный коньяком, подсказывал, что такими вещами сейчас шутить не стоит. Не факт, что Ноа удастся сохранить невозмутимое выражение лица при втором вопросе, и на то, чем они тут вдвоем занимались, тоже лучше не упирать лишний раз - китайцу с хитрыми глазами и так все уже понятно, а дополнительно подчеркивать этот факт означало лишь опять же вызвать подозрения...
Noah Lutzger: Рэйвен, казалось бы, поняла его замешательство так быстро, будто Лутцгер шепнул о нем ей на ухо, на что бы он в жизни не осмелился, даже будь полицейский глухонемым. Гробовщик внезапно почувствовал, что девушка читает его как книгу, бережно держа в объятиях его напряженную, сдержанную и закованную то в спокойствие, то в смущение оболочку, словно обложку. В силу специфики своей деятельности, Гробовщик не слишком любил, когда предугадывали его мысли и желания, потому что это неминуемо означало, что он недостаточно закрыт от проницательного взора людей, кому не следует быть в курсе того, что творится у него внутри. Много лет, избегая разоблачения, становясь понятным кому-то и предсказуемым, он сразу прятался в нору, чуя опасность. Теперь же он чувствовал только доверие. Они с Рэйвен сейчас одна команда - так что, пусть читает его лицо и его взгляды, если это откроет ей, как быть дальше, потому что сам Лутцгер не имеет ни малейшего представления, как выбираться из сложившейся ситуации. Однако он держит лицо, кивая и всем своим видом безмолвно спрашивая: "А вы бы как поступили на моем месте, офицер? да полно вам, у вас хотя бы раз были неуставные отношения на рабочем месте, должны понимать. Да было, все у вас было. В Лос-Анджелесе столько же порядочных копов, сколько в тропиках белых медведей". Видимо, этот эмоциональный посыл пришелся полицейскому не по душе. - Понятно, - сухо обронил он, и его лицо несколько помрачнело. - Я могу взглянуть на ваши документы? - почти приказным тоном произнес полицейский, перевода указательный палец с Рэйвен на Лутцгера и обратно. - Конечно, - понимая, что от быстроты ответа зависит его убедительность, ответил Ноа с готовностью, переглянувшись в Рэйвен и лихорадочно вспоминая, есть ли у нее с собой какая-нибудь сумка, где может лежать паспорт. С его-то бумагами все было в порядке - Лутцгер даже готов был продемонстрировать необходимые документы, удостоверяющие, что контора принадлежит ему, и он волен приводить кого угодно на эту территорию. Правда, все это означало, что узкоглазому придется зайти в кабинет, а это дальнейшее вторжение в его личную зону - дальше, глубже. Ноа буквально кожей почувствовал, как власть закона скоро припрет его лопатками к дверце чулана, и Рэйвен в этот момент смогла ощутить, как напряглись его плечи под пиджаком. - Пойдемте, - сделал Гробовщик приглашающий жест свободной рукой. Он развернул корпус к двери, и это движение заставило обнять Рэйвен чуть крепче, плотнее обвить руку вокруг ее талии, чувствуя под пальцами плавный изгиб, не оставляющий Ноа ни малейшего шанса показать, что ему не нравится, каков он на ощупь. Ему нравилось. В кабинете, извинившись за беспорядок - выражающийся лишь в виде початой бутылки, бокала и небрежно валяющегося на диване телефона - Лутцгер мягко отстранился от Рэйвен, чтобы разложить бумаги перед представителем закона. Со знаком вопроса на непроницаемом лице следя за тем, как дотошно тот разглядывает его паспорт, Ноа еще улавливал теплый аромат ее духов, чуть притупленный терпким запахом алкоголя, утаскивающий его мысли в какое-то бессознательное, неспешное плавание, которое привело его ладонь к тому, что она сомкнулась вокруг руки Рэйвен. - Где твой?.. - спросил он негромко, скрывая нетерпение и проводя большим пальцем по тыльной стороне ее ладони и участливо наклонившись к ней. Краем глаза Гробовщик зафиксировал взгляд полицейского, наблюдающего из укрытия документов за этим жестом. Интересно, он может взять в толк, играю я или нет? Потому что я - не могу.
Raven Adams: "Поддержать, успокоить, подбодрить" - молнией в мыслях, в ощущениях, чувствуя, как Лутцгер напрягся от слов и действий полисмена. Чуть заметно и ласково провести пальцами по его плечу. Поймать движение до того, как он заметит и почувствует, замереть на миг, бросить короткий взгляд в лицо, убедиться, что он ничего не понял. Вдохнуть чуть слышно и вновь улыбнуться спокойно и открыто - ему, полицейскому, всему миру. Ей нечего скрывать и нечего бояться... кроме, разве что, себя самой, коньяка и странных ощущений, будто мужчина, к которому она с нежностью и страстью сейчас прижимается, и в самом деле ее мужчина. Рэйвен безмолвно последовала за полицейским в кабинет, увлекаемая объятиями Лутцгера. То, что хитрый китаец уже дважды проигнорировал ее вопрос, беспокоило все больше. Что происходит? Почему он молчит? Хочет заставить их нервничать?.. Или просто не принимает всерьез пьяную женщину, появившуюся как раз в тот момент, когда хозяин помещения заявил, что он один?.. Но хотя бы Гробовщику он обязан сказать причину. Ведь, похоже, Лутцгер тоже не в курсе, иначе уже бы рассказал сам - в рамках правил затеянной ею игры, когда она - его женщина, переживает и теряется в догадках. Он бы все рассказал... если только это не связано с его нелегальным бизнесом. Она почувствовала легкий холодок на коже - отчасти от страха, отчасти от того, что Лутцгер отпустил ее и ощущение единения, поддержки, того, что они сейчас по одну сторону баррикад, поблекло. Рэй осталась стоять чуть позади мужчин, грея в ладонях бокал и с молчаливым недоумением посматривая на полицеского. Машинально сделала один маленький глоток, и тут же спохватилась - не надо, не стоит... Как можно грациознее склонилась, поставив бокал на столик, но хрусталь все равно громко звякнул о стеклянную поверхность. Плевать. Она пьяна, ей можно беспокоиться о приличиях меньше, чем другим. Выпрямилась, наблюдая краем глаза, как Ноа выкладывает перед китайцем бумаги. Сделала пару неспешных шагов, не зная, куда себя деть, - стук каблуков разнесся по помещению, Рэйвен замерла на месте. Скользнула взглядом по телефону, скатившемуся в кожаные складки дивана, и вновь посмотрела на полисмена, уже углубившегося в документы. Ее всегда удивляла эта тяга служителей закона к верно оформленным бумажкам - как будто у маститого преступника может быть не в порядке обычный паспорт... В голове стучал только один вопрос - он проверит документы, и... что дальше?.. С одной стороны неизвестность убивала. С другой - давала надежду, что все обойдется... Ее отвлекло прикосновение к руке - и странно, что она не отдернулась, как сделала бы в ста процентах других подобных случаев, машинально, сохраняя собственное личное пространство, в которое допускала лишь под собственным контролем, и никогда - чужих. И, наверное, если бы она инстинктивно отшатнулась, увлекшись своими страхами, позабыв на мгновение, что они оба - часть маленького спектакля, на этом бы все и закончилось. Полицейский бы понял, что они солгали, и уже точно стал бы разбираться в причинах, и тогда рано или поздно докопался бы до правды, и оба они оказались бы на скамье подсудимых. Он - за нелегальный бизнес, она - как соучастница преступлений... Рэйвен слегка растерянно посмотрела на мужчину. - Мм... кажется, остался в машине. Да. Я там сумочку вытряхнула, пока искала... - она не запнулась, а прервалась вполне осознанно, досадливо качнув головой, словно искомый предмет был совершенно неинтересной безделушкой, никак не связанной с создавшейся ситуацией. Не обязательно полисмену знать, что она там искала - излишние подробности тоже подозрительны. Захочет быть в курсе - переспросит, и тогда уже она соврет что-нибудь правдоподобное. А пока ее больше волновало собственное расслабленное состояние, в котором она мягко отзывается на прикосновение пальцев к своей руке, делает полшага в сторону Лутцгера и кладет ладонь ему на грудь, поправляя ворот рубашки. - Машина у проспекта, тут недалеко. Я схожу за ним, - она полуутвердительно, полувопросительно взглянула на мужчин - сначала на Гробовщика, потом на полисмена. Было очевидно, что Лутцгер вряд ли захочет идти вместе с ней, оставив хитроглазого китайца в помещении с нелегальным трупом, на которого наткнуться - дело несложное. И тут же появилась предательская мысль уйти за паспортом и не вернуться... Сесть в машину, отъехать несколько сотен метров (она пьяна, но вряд ли за пару минут за рулем что-то случится), чтобы мужчины, удивленные ее долгим отсутствием, не двинулись следом и не обнаружили ее старенький "Шевроле" и китаец не выяснил бы, кому принадлежит машина; и уже оттуда - поймать такси, и домой. И пусть Ноа Лутцгер сам разбирается со своими проблемами, ищет оправдания, сует китайца в гроб с трупом, в конце концов - он это умеет... Это не ее дело, и никогда не будет ее. А совесть?.. Стоит ли говорить о совести, когда она даже не уверена, что действительно виновата в появлении полиции. Гробовщик рано или поздно попался бы, так почему бы не сейчас?.. От мыслей о предстоящей свободе, такой близкой, реальной, осязаемой, она почти успокоилась. Рэйвен подняла лицо к Лутцгеру и улыбнулась, желая его успокоить, но за этой ласковой улыбкой и за соблазняющим блеском глаз он никогда бы не увидел, что в действительности она уже готова с ним попрощаться и исчезнуть навсегда.
Noah Lutzger: По преданному выражению лица Рэйвен Лутцгеру показалось, что девушка собирается вернуться сюда с документами и продолжить игру. Это глупо, - он взволнованно сглотнул, чувствуя, как ворот рубашки, который Рэйвен старательно поправляет, гладит его кожу. Если бы не пристальный взгляд полицейского, Ноа, возможно, сомкнул бы веки и попытался бы нырнуть в это ощущение. Чтобы вспомнить - что? - или чтобы запомнить?.. Наверно, ей не стоило возвращаться. Это приключение должно было закончиться для Рэйвен, как только она покинет контору, успокоив его на прощание быстрым поцелуем в щеку, говорящим, что с ней все будет нормально, и провожатый не требуется, отправится к своему авто, возьмет сумочку с деньгами на такси и уедет в неизвестном направлении. Он запомнит ее такой - веселой, легкой и трепетной, оставившей после себя ощущение, что она выпорхнула из комнаты на десять минут и вот-вот возвратится. Гробовщик взглянул на девушку, оценивая, в состоянии ли она думать о том же в этот момент. Не собьется ли с пути? Не встретит ли дурную компанию?.. В любом случае, она исчезнет, а Лутцгер позвонит ей, чтобы удостовериться, что она добралась до дома целой и невредимой. Ее номер все еще в его телефонной книге. У него все еще есть право на один звонок. Какая муха меня укусила? - Ноа моргнул два раза, но это не вернуло его с небес на землю - он по-прежнему считал, что этот великодушный жест - отличный повод для новой встречи, которая ему... нужна. И понимал, что даже не успел пока как следует испугаться того, что они прощаются навсегда. А мог бы. - Хорошо, только... - проговорил он хрипло и осекся, потому что неожиданно перед его глазами отчетливо развернулась картина того, что произойдет, когда ожидание Рэйвен затянется. Его попросят позвонить ей на сотовый, номер которого он выудит не из памяти своего телефона и даже не из собственной памяти, где самое место номеру любовницы, а из официального блокнота. Телефон же Рэйвен разряжен. Она не ответит. Да и будь аккумулятор рабочим, ответила бы?.. Звонить кому-то другому, чтобы поддержать легенду, рискованно, да и результат в лучшем случае тот же самый. Затем его попросят найти ее машину, которой он ни разу не видел. Можно, конечно, указать на любую тачку на проспекте, но Рэйвен там не будет. Факт лжи только подогреет интерес. И что тогда, розыск, который благополучно закончится допросом? Или копы отстанут, если Ноа предложит их цепкому взору нечто более занимательное? Не факт. Поэтому будет лучше, если они отвяжутся сами, поверив в то, что уже удалось наврать. Лутцгер уже хотел продолжить сразу заявлением, что передумал и пойдет с Рэйвен, но полицейский опередил его: - Мы с мистером Лутцгером составим вам компанию - время позднее, - он вопросительно окинул взором Гробовщика, чье лицо выражало вполне естественное в данной ситуации согласие с волей закона. Лутцгер отошел от Рэйвен, как бы невзначай проведя ладонью поперек ее спины и с усилием задавив подступающую волну смущения, и, подхватив с дивана ее плащ, галантно подал его девушке. А раньше я себя иной раз чувствовал роботом в этих вещах. Если сравнивать, - улыбнулся он на миг собственному жесту.
Raven Adams: - Конечно, - легко согласилась девушка, изо всех сил скрывая накатившее разочарование. Она едва не застонала от досады и бессилия. Конечно же, этот въедливый и подозрительный китаец не позволит ей уйти. А Ноа?.. Кажется, он поверил в то, что Рэйвен его не бросит и доиграет роль до конца, спасая и его, и себя саму. Поверил, и зря... она ведь только и ждет, чтобы предоставилась возможность удрать, сбежать со сцены до окончания спектакля, и плевать, что будет с остальными актерами и требовательными зрителем. Он уже совершил ошибку раз, доверив ей телефон, и совершает ее снова. А Рэйвен - всего лишь эгоистичная лгунья, холодная и равнодушная, которую меньше всего на свете волнует, удастся ли доверчивому Гробовщику избежать тюрьмы и краха всей его налаженной жизни. Он продолжает играть - кажется даже, с удовольствием, - в каждом движении, в каждом заботливом и полном нежности жесте, изображая человека, которому не все равно. Интересно, что бы он думал, если бы знал, что ей - все равно?.. Ладонь мужчины скользнула по ее спине, и Рэйвен внутренне сжалась, обессиленно посмотрела вслед Лутцгеру. Все равно ли?... Разум отказывался принимать участие во всем это фарсе, стремясь поскорее вывести девушку из игры. Тело же наоборот - отзывалось на прикосновения, как будто придуманая ею ситуация действительно могла иметь под собой нечто большее, нежели вполне понятное желание выскользнуть из цепких лап полиции; а мелочи, которые она не способна контролировать, давались естественне и легче, чем то, что она пытается делать специально. Нет, ей просто нельзя пить на голодный желудок, тогда не будет казаться, что случайно встреченный мужчина, с которым ее столкнули обстоятельства, вызывает внутри гораздо больший отклик, нежели те, с кем она пыталась быть вместе. И все-таки... все-таки лучше бы ей уйти и никогда больше его не видеть и не слышать, понадеявшись, что Лутцгеру хватит благородства не впутывать ее в свои грязные дела. Рэйвен рассеянно и машинально приняла его галантность как должное. Запуталась в рукавах и смущенно глянула на мужчину, который терпеливо ждал, помогая ей одеться. Разобралась спустя пару секунд, позволила ему накинуть плащ на плечи. И, еще чувствуя на себе его руки, в пару быстрых движений высвободила волосы, прижатые плащом к спине, тряхнула головой - тяжелая густая черная волна накрыла его ладони. Девушка развернулась в его руках и мягко погладила по щеке подушечками пальцев, словно благодаря. - Спасибо, родной, - негромкие слова вырвались сами собой. Она даже не успела толком удивиться, из каких глубин памяти и подсознания выплыло это обращение. Никогда и никто из ее мужчин не был ей в действительности "родным", эта реплика была за гранью изученных ею ролей, чистейшей воды импровизация, очевидо, подслушанная в каком-то фильме или сериале, но не имеющая ничего общего с ее реальной жизнью. И тем не менее... Тем не менее прозвучало это настолько ровно, естественно и к месту, что Рэйвен невольно замерла на мгновение, не зная, то ли ей следует беспокоиться о случайной неконтролируемой натуральности, то ли расслабиться и позволить алкоголю, женским инстинктам и дешевым сериалам доигрывать за нее. И только рациональность напряженным звоночком вывела ее из недолгой прострации: их ждут, на них смотрят, некогда предаваться размышлениям, надо действовать, и... продолжать спектакль. - Идем? - совсем тихо поинтересовалась Рэйвен, всматриваясь в глаза Лутцгера. Было страшно, что Гробовщик ощутит ее замешательство и стушуется сам, невольно открыв правду полицейскому. Потому что пока еще они походили на не успевших полноценно насладиться близостью любовников, чьи прикосновения друг к другу волновали и отвлекали от прочих забот... включая даже нежданный визит полиции.
Noah Lutzger: Лутцгер немного виновато улыбнулся неловкости девушки, попытался помочь ей выправить волосы из-под ворота плаща и поймал этот черный каскад в ладони. Ноа бережно позволил им упасть вдоль спины Рэйвен, ощущая шелковое скольжение на пальцах, оказавшихся между прядями. Не совсем сознавая, что делает, он пригладил их тыльной стороной ладони, и часть самых тонких воздушных волосков потянулась, словно наэлектрилизовавшись, к его рукам, лаская кожу. На мгновение Гробовщик мысленно обронил в пустоту вопрос, а всегда ли ее волосы так соблазнительно распущены. Заплетает ли Рэйвен их в косы или собирает в аккуратный пучок, когда на улице чересчур ветрено, когда надо стоять у плиты, или когда она наедине с собой, естественная и спокойная, но закрытая от восхищенных взглядов? Почему-то у Луцтгера хорошо получилось представить, как она старается укротить свою шевелюру под океанским ветром, завязывая скромной веревочкой тугой хвостик. Картина показалась Ноа настолько оторванной от реальности, что он сам поразился своему воображению, за которым никогда не замечал особенного богатства образов. Должно быть, это его сознание включило некую защитную программу, нацеленную отвлечь его от того напряжения, которое вызывало присутствие полицейского и хрупкость их с Рэйвен актерской импровизации. Он слегка сжал пальцы в кулак за спиной девушки, вместо того, чтобы отдернуть руку. Полицейский не мог видеть этого жеста, того, как Лутцгер едва ощутимо касается ее волос, не видел, как его рука замирает, желая окунуть в них пальцы - значит, это все-таки не было игрой? Иначе зачем Ноа это сделал? Не затем ли, чтобы между прикосновением к волосам Рэйвен и ее нежным, очень интимным и свойским "родной" будто перекинулся какой-то мостик, тонкая веревочка, которая повисла в воздухе, точно паутинка между ветками, и оборвалась, когда Гробовщик сотряс воздух спокойным и уверенным ответом: - Да, дорогая. - Ноа взглянул в глаза Рэйвен, совсем черные, сверкающие в электрическом свете так же, как ее темные как ночь волосы. Думай о том, что сейчас действительно важно, - резко одернул он себя и кивнул полицейскому на дверь в знак того, что готов идти. Уважаемый, извольте убраться из моего офиса, ваше присутствие меня сильно напрягает. На пороге Лутцгер взял Рэйвен под руку. Не столько потому что для влюбленной пары это было естественно, и не лишь потому, что боялся, что девушка не устоит на нетвердо переступающих ногах, сколько ради собственной уверенности. Было нужно, чтобы Рэйвен вела его, доверчиво опираясь на его предплечье, тесно прислоняясь к нему бедром, чтобы идти ровно, делая вид, что на самом деле ведет он, что он - опора не только в буквальном смысле этого слова; вела к автомобилю, припаркованному в неизвестном Лутцгеру месте. Не зная дороги, он не торопился ускорять шаг, стараясь удостовериться, что Рэйвен успевает за ним, и отрешенно размышлял о том, что, вероятно, будь она одна, все произошло бы быстрее: девушка неровно процокала бы каблучками по улице, поминутно оглядываясь, не идет ли кто из ее теперешних спутников следом, быстро поймала бы такси беспокойным, вибрирующим движением руки... Гробовщик позвонил бы ей утром, убедившись, что время не слишком раннее. Хотя знает ли он вообще, как завести этот разговор, когда очевидно, что собеседница будет не в восторге от того, что услышит его голос, который звучит сейчас в его же воображении: "Я просто хотел узнать, все ли у вас в порядке..."?
Raven Adams: Место действия: вечерние улицы города. Голос Лутцгера, прозвучавший спокойно и уверенно, вывел ее из состояния туманной прострации с флером воздушной романтики и иллюзией теплоты. Игра... Только игра. Вряд ли он заметил, что Рэйвен сама растерялась - скорее принял это за удачную актерскую репризу, и ответил тем же. Ход турой, ход конем, и все - на глазах у строжайшего судьи, который не допустит того, чтобы игроки поддавались друг другу. А значит, играем в полную силу... Пусть даже тебе хочется оттолкнуть от себя этого мужчину, так по-свойски взявшего тебя под руку. Ты сама все это затеяла, руководствуясь внезапным и безрассудно пьяным озарением, а теперь уже поздно что-либо менять. И один твой неверный жест разрушит весь этот возведенный над пропастью карточный домик... И погребет под собою и Гробовщика, которому осталось лишь подыгрывать, и тебя саму... Улица дыхнула в лицо вечерней прохладой, и Рэйвен внезапно, как это обычно и бывает, вновь осознала, что пьяна. Куда она идет? Что делает? И зачем все это?.. Происходящее казалось пьесой абсурда, в которой она играла главную роль, а шагающий рядом мужчина, бережно придерживающий ее руку, - то ли соучастником безумных режиссеров, то ли такой же жертвой, как и она, только выяснить не представлялось возможным. Но алкоголь же и согревал ее изнутри - мысли застегнуть плащ так и не возникло, несмотря на глубокое декольте, овеваемое холодным воздухом. О том, что сама же и расстегнула кофту, желая как можно более ясно дать понять полисмену, чем они занимались в офисе поздним вечером, девушка не вспомнила. Оставалось пройти не так много, когда из подворотни навстречу им вышли трое мужчин. Судя по накалу разговора (который заметно поутих при виде полисмена) и по нестройности передвижения, все трое были едва ли трезвее самой Рэйвен, но все же степень их опьянения не превышала допустимую норму, привлечь за нарушение общественного порядка было вряд ли возможно. Очевидно, чувствуя свою безнаказанность, компания замедлила шаг, и причину этого Рэй ощутила едва ли не физически - жадные, нетерпеливые взгляды, ощупывающие область ее глубокого декольте. Она подняла глаза на мужчин - ни один из них не смотрел ей в лицо. Инстинктивно девушка чуть сильнее прижалась к Лутцгеру, крепче стиснула его руку; мысль о том, что рядом с китайцем в форме ей ничего не угрожает, пришла позже. Кто-то едва слышно присвистнул, но на этом все и закончилось - пьяная компания пошла дальше, их голоса тонули в ночном городском шуме, и что они обсуждали уже за ее спиной, Рэйвен не слышала, да и не пыталась вслушаться. Внутри шевельнулась иррациональная тревога - а прошли бы они мимо, будь она в одиночестве? Без Гробовщика, которого она держит под руку, без хитроглазого китайца в наводящей трепет полицейской форме. Одна. Как и хотела... Чем обернулась бы попытка позорно сбежать со сцены?.. На какой-то миг ее затуманенному алкоголем разуму показалось, что так и есть - что это в своем воображении она идет по улице в компании двух мужчин, а в действительности - спешит к автомобилю одна, бросив Лутцгера на произвол судьбы, и эта встреча с тремя подвыпившими парнями еще не случилась, а только предстоит, и одному лишь Провидению известно, чем она закончится. Испугавшись этой странной, навеянной коньяком фантазии, Рэйвен скользнула взглядом по профилю Ноа - посмотрела, пытаясь отложить в восприятии то, что он на самом деле рядом, что это не пьяный бред, не галлюцинация, не разыгравшееся воображение, путающее от слабости реальность и выдумку. Неясный, плывущий взгляд едва ли выхватил настоящее в достаточной мере, и Рэй, не сознавая, что ее действия могут быть неверно поняты, на пару секунд положила голову на плечо мужчины, слегка потерлась щекой о ткань пиджака. И, только ощутив кожей шероховатость волокон, а обонянием - терпкость одеколона, смешанную с теплым запахом человеческого тела, снова выпрямилась. Неровный ритм ее каблуков уже не заглушал с каждым шагом становившийся все громче автомобильный гул проспекта, и в какой момент он прервался, когда каблук попал в небольшую выбоину в асфальте, когда нога подвернулась, и ее резко качнуло, Рэйвен не успела понять. Поняла только, что реакции и сил удержаться за руку Лутцгера не хватит, координации не хватит тоже, и что она сейчас, на глазах у полицейского, у едва ли далеко ушедшей компании, и у совершенно чужого мужчины, в любовницу которого она играет, растянется прямо на асфальте.
полная версия страницы