Форум » Альтернативная Реальность » Потайная дверь » Ответить
Потайная дверь
Game Master: Название эпизода: "Потайная дверь". Место действия: квартира Рэйвен Адамс. Лос-Анджелес. Время: день; спустя несколько суток после приземления Oceanic 815. Действующие лица и информация: Noah Lutzger: черная рубашка, черные ботинки, черный костюм. Raven Adams: белый домашний бархатный спортивный костюм - кофта на молнии и штаны, волосы распущены. Jacob: отыгрывается от ника Game Master Количество участников: ограничено. Предыстория: Услышав, что пришел Джейкоб, Рэйвен резко заканчивает телефонный разговор с Лутцгером, не прощаясь, и не подозревает, что, не дозвонившись до нее, Ноа всерьез забеспокоится и решит лично проверить, все ли с ней в порядке - ведь еще несколько минут назад с ней пытался снова разговаривать призрак... Предшествующие эпизоды: "Помоги мне", "So hard to remember, so hard to forget"
Ответов - 16
Raven Adams: Жизнь возвращается на круги своя. Иллюзия одиночества пошла трещинами и лопнула, как старый стеклянный шар, оставляя после себя лишь фантом, который едва ли ощущается по-настоящему весомым, но тем не менее отравляет реальность, не позволяя окончательно расслабиться, когда, кажется, все хорошо. А все... все ведь действительно хорошо, и Рэйвен сейчас чувствует облегчение, глядя, как в ее квартиру заходит человек, которому она сама в свое время вручила ключи, глядя, как он легонько растягивает губы в чуть виноватой, но ласковой улыбке, как закрывает за собой дверь ее дома, отрезая их двоих от внешнего мира, как будто продолжая ее торопливое движение, которым она отключила мобильный телефон. Джейкоб. Тот, кому она доверяет, не доверяясь. И пока он возится, закрывая замок, Рэйвен еще раз проводит руками по волосам, желая невпопад пригладить пышную копну, одергивает кофту, скрещивает руки на груди, обнимая себя за предплечья, прислоняется к стене в проеме, ведущем в гостиную, надевает на лицо грустную тень усталой, но радостной улыбки, как до того - края кофты на плечи, и молча ждет, успокаиваясь присутствием Джейкоба в ее квартире и в ее жизни. О том, что происходило ночью и утром, напоминает лишь ее бледное лицо, синяки под глазами и тоска во взгляде, которую она прячет за той самой тенью улыбки... но все это легко можно списать на тяжелый день вчера, на утомительные похороны, на потерю того, кто был рядом с Рэйвен с самого ее рождения. И именно на это она и рассчитывает, когда, не дожидаясь приветствия со стороны Джейкоба, вопросов и заботы, берет нить еще не начавшейся беседы в свои руки, пытаясь увести своего мужчину от очевидных и предсказуемых в их ситуации фраз, которые она не хочет слышать и на которые ей не хочется отвечать. Потому что правды она не скажет... и соврет, не моргнув глазом. А ложь, открытая ложь между ними - это... это уже совсем не тот уровень, на которой Рэйвен хотела бы перевести их отношения. Лучше не договорить, умолчать, увести разговор в сторону, но - не солгать открыто. Не ему. И - не сейчас... не сейчас, когда против ее воли крепнут нити, ведущие совсем к другому человеку. К тому, кто, возможно, в данный момент пытается дозвониться до ее мертвого телефона, беспокоясь и недоумевая, почему она прервала разговор. К тому, кто интуитивно ловит и угадывает ее настроение, боль и потребности неожиданно намного лучше, чем Джейкоб, ее мужчина, который был рядом с ней несколько лет. Или она просто - открытая книга, которую без труда прочитает любой встречный?.. - Легко нашел машину?.. Она улыбается чуть шире, склоняет голову к стене и наблюдает за ним, тиская пальцами замочек от застежки-"молнии" на кофте. Расскажи ей про машину, про пробки на улицах, про то, что в ее стареньком "Шевроле" опять барахлит карбюратор... Не спрашивай ни о чем, просто говори сам и будь рядом. Все хорошо, все хорошо. Жизнь возвращается на круги своя...
Game Master: Она знает то, что не знает реальность. Она видит там, где не видят огни. Ее серебро на мою безымянность легло, когда мы остались одни. Так начинался день... (c) Джейкоб поднялся на порог ее дома, на ходу роясь в кармане в поиске ключей, доверенных ему в свое время. Он немного задержался из-за большого скопления машин на дорогах, неработавших светофоров, создавших свои проблемы при передвижении, не с первого раза найденного Шевроле и прочих сложностей этого мира, на которые в первую очередь проще ссылаться было ему самому - меньше съедала совесть. Ведь вышел бы он минут на 5-10 пораньше, и всего этого удалось бы избежать. Наконец, ключи нашлись, Джейкоб довольно быстро справился с замком, который, по сравнению с его собственным, открывался очень просто, без лишних телодвижений, и оказался в квартире. Закрывая дверь, он услышал, как Рэй вышла к нему и замерла в нескольких шагах. Морально он был готов, не считая это испорченностью или очередным капризом, к быстрому приветствию с ее стороны и немедленным укорам по поводу долгой дороги. Наоборот, такая реакция вполне справедлива, к тому же стимулировала в следующий раз выйти из дома вовремя, не мешкая. Но его предсказания не оправдались: она и не думала возмущаться, и, обернувшись, Джейкоб увидел уставшую, напряженную, но улыбающуюся девушку, изо всех сил старавшуюся показать, что она рада его приезду. - Какое-то время пришлось покружить, но искал недолго, – быстро ответил он на вопрос и нежно заключил ее в объятия. – Ты правильно сделала, что позвонила мне. Конечно, ему было приятно. Приятно, что его девушка просила приехать, побыть рядом с ней, поддержать; приятно, что именно он сейчас является для нее незаменимым человеком, который должен находиться рядом, в ком она нуждается. И они шли к этому не один месяц, все это было выстроено очень аккуратно, чтобы не поранить друг друга, не задеть чужие ценности, в конце концов, научившись в зависимости от обстоятельств уступать и настаивать на своем. Когда она попросит, он может опаздывать, может потерять и снова найти ее важную вещь среди своего барахла, но он всегда приедет. Постарается понять, попробует дать совет. Выслушает. Как умеет. Джейкоб провел рукой по ее волосам и еще раз взглянул на девушку. В жизни у нее сейчас черная полоса, и ему хотелось как можно дольше находится рядом, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Рэйвен выглядела измученной, уставшей, возможно, ночью она не спала, и весь ее вид лучше слов говорил, насколько ей был необходим полноценный отдых. - Ты лучше ложись. Приобняв за талию, Джейкоб отвел ее в гостиную и уложил на диван. Сам он присел напротив, ласково ловя ее взгляд. – Как ты вообще? – Банальный вопрос, который многие предпочитают избегать, но Джейкоб честно заботился о ней. Он же не должен постоянно угадывать ее состояние в данный момент. Хотя бы пару слов о том, что ей сейчас нужно. Пусть озвучит, он сделает все, чтобы осуществить ее желания.
Raven Adams: Ждать мягкого тепла, уюта, надежности... как в снах и галлюцинациях, что успели ее избаловать за недолгое время без Джейкоба. Как в тех странных видениях, где Рэйвен рядом с мужчиной, к которому проваливается всякий раз, закрывая глаза. Ждать, и... наткнуться на совсем иное ощущение, когда Джейкоб ее обнимает с нежностью, которой она должна ему ответить, а вместо этого девушка проваливается в чужое, в первый момент отчетливо чувствуя, что ей хочется вывернуться из его рук и отступить на шаг, вернув между ними двумя комфортное для нее расстояние. В первый момент... а потом призраком возвращается привычное ощущение не-обязывающей близости, и Рэйвен мягко прижимается к мужчине, утыкается губами в плечо, повинуясь нежности его объятий, но, пользуясь тем, что он не видит ее лица, потерянно и отрешенно смотрит куда-то вдаль, сквозь стены, сквозь время, сквозь реальности, удерживая себя здесь сознанием, но не в силах удержать - мысленно. Отзываться и соглашаться с его руками, с его телом, с его словами - молчаливо, податливо... радуясь, что он никогда не прочтет ее мечущихся мыслей, что ей есть на что списать недостаток ответного внимания, в то время как его присутствие, кажется, лишь усугубляет ее нервозно-гнетущее состояние, несмотря на все старания обеспечить ей зону комфорта?.. Рэй измученно взглянула Джейкобу в лицо, будто ища там ответ, но столкнулась лишь с очередной порцией нежности, вмиг почувствовав себя подлой тварью, использующей его, искренне заботящегося и пытающегося помочь. Что с тобой не так, Рэйвен Адамс? Что происходит?.. Она послушно поплелась за ним в комнату, послушно улеглась на диван, послушно... приняла усталый вид, скрывая за маской неуютность внутри, которая разъедала, как серная кислота, рождая желание тоскливо застонать и трусливо сбежать от этих мягких рук, заботливых прикосновений, внимательных глаз. Где ты, Рэйвен Адамс? Вернись, вернись в реальность, тут есть, кому ждать тебя, кому быть с тобой... - Не знаю, - устало пожав плечами, девушка, наконец, заставила себя произнести пару слов. - Тяжело. Я... как-то не в себе, понимаешь. Усилием воли Рэйвен посмотрела, наконец, ему в глаза, разрываясь между стремлением, произраставшем откуда-то из прошлой жизни до-вчера, рассказать ему, как внутри что-то мечется, не позволяя ей уловить и насладиться хотя бы той гармонией, что была между ними раньше, и строгим голосом разума, который, явно опасаясь нежелательных последствий, не позволял возвести ее нервный дискомфорт, звавший к кому-то другому - к кому?! - в ранг серьезных проблем в их отношениях и обсудить вслух. Сейчас ей этого особенно не надо. Да и как... как это объяснять Джейкобу, чьи творческие порывы и неустойчивое вдохновение всегда были нормой, в то время как она - надежная, уверенная, спокойная - поддерживала, воплощала ровность в их отношениях, ту скалу, о которую разбивались его переменчивые эмоции?.. Кто ты, Рэйвен Адамс? Кто ты теперь, когда голоса мертвых заставили ту скалу пойти трещинами, развалиться, разбиться на осколки? Кто ты и почему этот мужчина, в чьей постели ты не раз засыпала, уставшая от ласк и пахнущая его телом, теперь видится тебе настолько чужим?.. - Расскажи лучше о твоем проекте, - она не дала ему заговорить, прервала на вдохе, на первых произнесенных звуках. - Все получилось? Им понравилось? Будут еще заказы? - Говори, говори, спрашивай, отвлекай. Только не близость, только не его изматывающая забота, только не вопросы, на которые ей нужно будет лгать или выворачивать наизнанку разъеденную кислотой неприглядную душу. Она попробует пройти этот путь еще раз - от Джейкоба-чужака к Джейкобу-родному. Ведь ты сможешь, Рэйвен Адамс?..
Game Master: - Конечно, понимаю. Тебе нужно отойти. Все пройдет, – Джейкоб накрыл ее ладони своими, придвинувшись к девушке. – Все пройдет. Он очень хотел помочь, но плохо знал, как это делается, особенно, в случае с Рэйвен. Да, именно свою любимую, девушку, ставшую для него почти единственным родным человеком, который знал о нем все, вдохновительницу последних 23 его идей, надежного друга и помощника, вовремя возвращавшего его из мира фантазий в реальную жизнь, всегда, когда обстоятельства складывались соответствующим образом и не желали позволять более тянуть, ее, Рэйвен Адамс, было сложнее всего утешить. Она никогда не требовала опоры. Поддержки, просьбы побыть с ней, обнять, погасив ниоткуда возникшее чувство одиночества, взять за руку, сказать пару ободряющих слов в ее адрес – да, но при этом, она всегда твердо стояла на ногах, трезво мыслила и принимала взвешенные решения. Джейкобу не приходилось следить за каждым ее шагом, контролируя и страхуя ее действия. Это он любил увлечься эмоциями, поддавшись неожиданным порывам и пообещать устроить жизнь, какую бы ни один из них не смог себе позволить, даже если их доходы увеличить вдвое. Когда его заносило, Рэй поначалу пыталась вставить свое веское слово, доказывающее, что его мечты им и сегодня, и завтра не по карману, но Джейкоб не особо слушал, прерывая и все сильнее углубляясь в детали своего искусственно построенного идеального мира. В конце концов, ей надоедало спорить, и она молча слушала (или делала вид), время от времени скептически улыбаясь. «Подожди, ты лучше просто представь… Неужели тебе не нравится?» - отвечал Джейкоб и, для убеждения в своей правоте, брал листок бумаги и делал наброски, тем самым показывая, что его идеи вполне реально воплотить хотя бы с технической точки зрения. Иногда после таких монологов в голову приходили свежие мысли, непосредственно касающиеся работы, и Джейкоб, боясь упустить момент, хватал новый лист бумаги и в черновом варианте поспешно оформлял свои задумки. Так родился его новый проект, связанный с оформлением сети ресторанов. Дизайном больших помещений Джейкоб ни разу не занимался, но, тем не менее, идея для него была интересна, к тому же в случае ее успешной и своевременной реализации, заказчик обещал неплохой заработок, так что причин для отказа не находилось. Именно поэтому ему не удалось приехать на похороны и побыть рядом с любимой девушкой, поддержав ее в нужный момент. Узнав о том, что встречу не удастся перенести, Джейкоб хотел вовсе отказаться от проекта, но Рэйвен убедила его в обратном, сказав, что она справится сама, а с его стороны необходимо сделать все, чтобы получить это крупное дело. Сейчас, глядя ей в глаза, он очень жалел о своем решении. Лучше бы он был вчера с ней. Рэй попросила рассказать о работе, и это, наверно, единственное, что напоминало ему обычное поведение девушки. Она всегда была собрана и первым делом узнавала наиболее важную информацию, оставив другие вопросы на втором плане. - Сказали, что в целом одобряют мой план, опасаясь только за время. У этих людей каждая минута на счету, и затягивать они не собираются. Так что придется делать быстрее, чем я привык. Но, думаю, все реально. К тому же эскизы готовы, и даже не придется ничего перечерчивать. И все-таки он не узнавал свою Рэй. Джейкоб смотрел ей прямо в глаза, держал за руку и ощущал ее отстраненность от реального мира, улавливая страх и тоску, окутавшие ее дом. Что с ней, он прекрасно понимал, а вот как помочь, кроме как своим присутствием? Хватало ли ей этого? Джейкоб не знал. - Тебе что-нибудь принести? Ты вообще ела сегодня? – спросил он, снова переводя разговор на более важную тему.
Raven Adams: Когда Джейкоб заговорил о проекте, Рэйвен, наконец, немного расслабилась, погружаясь в привычную атмосферу. В ту, где он, не в силах сдерживать эмоции, рассказывает о своем творчестве – в их отношения это пришло далеко не сразу, - где он делится с ней практически самым сокровенным для него, где пускает ее в свою жизнь, в себя, ставит на место своей помощницы и музы, позволяет подсказывать, корректировать, поддерживать, давать оценку его действиям и результатам этих действий. В ту атмосферу, где она ему не чужая… словно бы за счет этого он тоже сможет вновь стать не чужим ей. Рэй смотрела на Джейкоба, но и будто бы куда-то сквозь – в то недавнее прошлое, где она действительно наслаждалась бы его близостью, тем, как он заботится о ней, как бережно держит ее ладони в своих, как внимательно вглядывается, пытаясь уловить по крошечным маркерам, что она в действительности чувствует… Смотрела и пыталась соединить себя-настоящую с собой-недавней, будто собирала паззл, который распался на две неравные части. Одна часть – полностью собранная картинка ее жизни. С небольшой квартирой в не самом плохом районе, с не слишком удачной карьерой за спиной, с мужчиной, что сидит рядом, которого выбрала она, который выбрал ее. И другая – с ней, изменившейся и словно бы изменившей, отдельно. И, хотя раньше казалось, что картинка-паззл правильная и естественная, теперь становилось отчетливо ясно – это два куска разной вырубки и Рэйвен никогда, никогда уже не будет частью своего привычного мира. Но она все равно пытается вставить неверную картинку на место, заполняя пустоту, хотя края не совпадают, и ранят и саму Рэй, и этот привычный правильный мир, который ждет теперь кого-то другого. Не ее. И все-таки, пока Джейкоб не требует от нее ответа, пока не лезет в ее неуютную душу, в растерзанную память, в разламывающееся сознание, девушке легче, и есть время еще немного подогнуть края неверного кусочка паззла, втискивая его в общую канву. И даже получается чуть улыбнуться ласково, когда он говорит про свой успех, заставляя себя порадоваться за него, поддержать в этой позитивной, но все равно непростой ситуации, но при этом чувствуя себя последней сволочью оттого, что ее радость и поддержка наиграны и имеют мало общего с тем, что в действительности должна испытывать его женщина. Вопрос застает ее врасплох, и Рэйвен рассеянно качает головой – нет, ничего не ела. А спустя еще несколько мгновений возвращаются воспоминания, отчеркнутые призрачной бездной, из которой ее выводил голосом Лутцгер, и перед глазами всплывает разбитая возле кухни синяя чашка, лужа из кофе, наверняка уже подсохшая и испортившая пол, длинный порез на ладони, который Джейкоб пока не заметил, но который будто бы свидетель ее разговора с Гробовщиком – долгого и странного, полного ее откровений, которых не должно было быть. Разговора, что она должна была прервать в первую же минуту, когда он позвонил. Но… тогда как бы она выбралась из темного междумирья, полного призраков? Господи, как все сложно… Рэйвен тянет к себе руку с порезом из ладоней Джейкоба, будто пытаясь скрыть следы преступления, сжимает в кулак и прячет под диванной подушкой, делая вид, что так лежать ей удобнее. А вот осколки чашки не спрятать. И лучше пусть он узнает об этом от Рэйвен, чем заметит сам и будет волноваться, задавая ей вопросы, на которые девушке не хочется отвечать, и обволакивая излишней заботой, которая ее душит и как будто смеется в лицо, лишний раз подчеркивая, насколько же Рэйвен не подходит своей собственной жизни. - Хотела выпить кофе, но не донесла до комнаты, - она улыбается через силу. Боже, ее улыбка – символ лжи. – Уронила и разбила чашку. Уберу чуть позже, - чуть поморщившись, подчеркивая этим незначительность происшествия, Рэй сжимает пальцами ладонь мужчины, сидящего рядом. – Закажи что-нибудь. Мне и правда нужно поесть.
Game Master: - Закажу пиццу, а ты даже не думай вставать сегодня с дивана, – Он ласково прижимает свою девушку к себе и нежно целует в лоб, давая понять, что старается изо всех сил утешить ее и придать моральных сил, и именно действиями, несмотря на свою страсть к красивым оборотам и фигурам речи, показать, что никого важнее, чем она, у него сейчас нет, и не будет. Рэйвен была для него отражением жизни, а близкое знакомство с ней – если не судьбой, то очень удачным стечением обстоятельств. Эта девушка стала для него не просто возлюбленной, а человеком, который его заставлял творить в лучшем смысле этого слова, то есть, являлся причиной, по которой ему хотелось создавать все новые и новые работы. Часть из них предназначалась для покупателей, что позволяло расплачиваться за квартиру и не голодать. Опять же не было бы Рэйвен, не было бы желания работать, не было бы картин, самореализации, не появился бы многообещающий текущий проект, не было бы внутреннего спокойствия, чего всегда удавалось достигать с ней, не было бы стольких приятных воспоминаний и ярких пятен среди серости будних дней – не было бы жизни. И он любил ее, сильную, независимую, всегда правильно поступающую, умеющую подстроиться под его эмоциональный неустойчивый характер и поддержать его сумасшедшие идеи относительно их планов на очередные выходные, но в то же время хрупкую и смиренную, когда его романтическое настроение, разговоры о творчестве и мечты о будущем улетучивались, уступая место более приземленным вещам. Рядом с ней Джейкоб чувствовал себя мужчиной и художником, любящим и любимым, и это, пожалуй, все, что ему нужно было для счастья. Но сейчас в воздухе чувствовалась напряженная атмосфера и непонятное, неведомое ему до сегодняшнего дня беспокойство, ни с чем конкретно не связанное, возникшее совершенно без повода, но почему-то тянувшее грузом вниз. Объяснить происхождение этого чувства Джейкоб не мог, он лишь ощущал какую-то тревогу и в недоумении пытался связать это с ослабленным духовным состоянием Рэйвен. - Я все уберу, ты отдыхай. Джейкоб встал и по-хозяйски взял телефон, заказал пиццу и направился в ванную убрать осколки чашки. В этот момент он усиленно пытался вспомнить, где именно он видел у Рэйвен тряпку со шваброй для мытья пола. Поразительно, в этом доме он столько раз гостил и оставался на ночь, что уже почти жил здесь, но до сегодняшнего дня даже не задумывался о том, где, что лежит для уборки квартиры. Хотя удивительно ли это, учитывая тот факт, что даже в своем доме он тоже далеко не с первого раза находил предметы быта. Здесь он хотя бы на кухне ориентировался. Что поделать, не любил Джейкоб заниматься бытовыми вещами и не считал это первой необходимостью. Он как творческий человек не принимал порядок и не умел его поддерживать. Все было очень просто: упорядоченность даже в мелких вещах вела к однообразию, однообразие означало невозможность создать что-то новое, отличавшееся от остальных; невозможность создать что-то новое, отсутствие любой активной деятельности приводило к потере интереса и нереализации себя, что вызывало депрессию с последующим нежеланием жить. Но тут Джейкоб решил не тратить время на попытки найти что-либо в одиночку, а лучше подойти и спросить напрямую, признавшись, что он за все это время, что они вместе, так и не выучил расположение вещей в ее доме: - Рэй, дорогая, мне неловко, но где у тебя тряпка и швабра? - смутившись, проговорил он.
Raven Adams: Оставаться на одном месте было непросто, ощущая беспрестанную борьбу будто бы двух равнозначных половинок, двух Рэйвен - одной невозмутимо-деловой, почти робота, стремящейся самостоятельно прибрать в доме, устранить не вписывающийся в ее жизнь и быт беспорядок, не позволить Джейкобу в процессе устранения ее невольной неряшливости навести еще больший кавардак, не позволить ему вмешаться в ее размеренную правильность существования, благодаря которой она умудрялась аккуратно и исподволь наводить тот же ненавязчивый уют и в его доме, невыносимо-творческом, иррационально-суматошном и хаотичном... и другой - измотанной, усталой, совершенно обессилевшей, которой было уже все равно, чем там занимается в ее квартире Джейкоб, как именно будет убирать осколки и лужу из кофе, и сколько ей потом придется наводить привычный порядок в собственном доме, тронутом заботой плохо приспособленного к быту человека. Ей бы подняться, ласково отвергая его хаотичное руководство, взять ситуацию в свои руки, одна из которых порезана поперек ладони, четко разделив семейные обязанности - Рэйвен убирается, Джейкоб заказывает пиццу, а потом опять укладывает ее на диван и гладит по волосам, заваривает чай, принимает у курьера заказ и рассказывает про новый проект, подсмотренное у кого-нибудь или самостоятельно изобретенное интересное решение или дизайнерскую вещицу, окутывая ее теплыми светлыми эмоциями как одеялом, согревая и уберегая... Но вместо этого Адамс осталась лежать. Усталость и вымотанность перехлестывают через край ее существа, не позволяя девушке вести себя привычно, но позволяя Джейкобу брать лидерство в свои руки, руки художника и творца, но никак не руки грамотного руководителя. Они словно бы менялись ролями, уводя в тень свои истинные натуры и заставляя себя быть отражениями, образами друг друга, примеряя эти непривычные маски и пряча за ними: Джейкоб - себя-обыкновенного, Рэйвен - глухую вязкую пустоту. - В кладовке, - приглушенно произнесла девушка, выдавив из себя мягкую улыбку. - Там, возле кухни, дверь... - она легко качнула рукой в нужном направлении. - Не усердствуй там особенно. Чашку все равно уже не спасти, - она улыбнулась чуть шире и подтянула колени повыше. Партия немощной измотанной жертвы была ей непривычна, и довести Рэйвен до такого состояния было не так-то просто. Но в последние несколько дней словно само мироздание ополчилось против нее, нанизывая на нить судьбы одну за другой черные горошины несчастий и невзгод, словно проверяя ее на прочность, словно проводя нехитрый, но жестокий эксперимент - а выдержит ли? А сможет ли после смерти отца, тяжелых похорон, нескольких минут в запертом гробу с покойником, столкновением по касательной с миром преступности, еще и сжиться с тем фактом, что мертвецы могут разговаривать в ее голове, в то время как она сама - словно бы чужая в собственной жизни, выталкиваемая прочь, в мервоту, уютным миром с Джейкобом, мягким диваном и разбитой синей чашкой. Проверка на выносливость и умение подстраиваться под любые обстоятельства. Не выдержала. Не смогла. Ей бы подняться, и бросить ответный вызов... Но Рэйвен продолжает лежать, пряча под диванной подушкой порезанную ладонь, оправдывая себя адской бессонной ночью, вчерашними событиями, смертью близкого человека... Едва ли находя силы признаться самой себе, что главная причина ее инфантильности и покорности - не усталость, не страх и не потерянность в черных пустотах междумирья. Она просто оттягивает момент, когда Джейкоб снова будет рядом, и ей придется старательно делать вид, что между ними все по-прежнему, ровно, уверенно, надежно. Она просто пытается отдалить тот миг, когда вновь безвозвратино почувствует, что ей нет места в собственной жизни, в которой она обманывает своего мужчину, притворяясь той, кого ему нужно и хочется видеть. Она просто дает себе еще одну передышку. Как будто после этого натянуть маску самой-себя-два-дня-назад будет немного проще.
Noah Lutzger: …Чувство, что она зовет его, нуждается в нем, не говоря вслух, снова стараясь занимать как можно меньше места и создавать меньше проблем, когда он хочет заполнить ею все – это чувство, что Лутцгер больше не может оставаться там, где сейчас находится. Она хотела ему что-то сказать, что-то, что лежит ближе официального «мистер Лутцгер» - он должен выслушать. Она хочет покоя – он принесет ей его, в скорлупе той же холодной решимости, в которой он сейчас прячет собственную тревогу. Ему не у кого здесь просить разрешения отлучиться пораньше, и почему-то впервые это Ноа смущает. Как будто он ждет, что, когда он, услышав странные нотки в ее голосе, говорящем, что все хорошо, готов оставить все дела, чтобы войти к Рэйвен в дом и обнять разом все междумирье, что-то должно его стеснять, должно быть труднее, напряженнее, с оговорками про больную жену и со стыдом того, что ему приходится незаслуженно называть ее больной, потому что так проще объяснить. Она не больная. Она неповторимая. В тот момент, когда Лутцгер покидает рабочее место, подчиненным ли, раздающим ли указания, они, возможно, говорят ей: "Умереть так легко". Когда он поворачивает ключ в зажигании, они шепчут: "Ты и так уже давно мертва". В любую минуту, что Ноа останавливается у светофора, внутренне заставляя себя не нарушить правила движения, пока его рука до побеления костяшек стискивает руль, а ноги замирают над педалями, пока Лутцгер думает, что именно теперь он должен быть сверхосторожен, потому что штраф за превышение скорости или авария могут задержать его на время, которого у Рэйвен нет, они произносят: "Твоя правда только делает тебя одинокой и заставляет страдать. Ты все равно одна". Да, как и никто другой, Ноа не был ни разу по ту сторону, не в состоянии осуществить свое несбыточное желание очутиться с Рэйвен там и столкнуться с тем, с чем она стоит лицом к лицу, принимая в себя ее беды, боль и ужас, не был, но прекрасно представлял, как легко можно верить голосам, которые звучат прямо в твоей черепной коробке, и как легко принять их за собственный внутренний, за свои желания, выводы, после того, как слышишь их часами, течения которых не замечаешь. Вот и сейчас где-то в другом районе города драгоценная жизнь Рэвен проходит мимо, складываясь из моментов, которые она никогда не назовет своими лучшими воспоминаниями, пока Лутцгер преодолевает кварталы, а они говорят: "Как долго ты еще будешь сопротивляться? На сколько тебя хватит?". Это самое близкое расстояние, на которое его сейчас подпустит междумирье – он может только воображать, порой самое страшное, проводя самые трагичные параллели с прошлым, проступающим через уже перманентное состояние дежа-вю картинами страха, желания, счастья. Это как видеть на горизонте лесистые горы, но никогда в действительности не добраться до них. Удивительно, как ему удавалось пересечь эту пустыню, взяв Рэйвен за руку. Он думает, что удавалось. Теперешний Лутцгер, в приличном костюме и на личном автомобиле, не знает даже, пустят ли его на порог. Впрочем, если Рэйвен откроет дверь сама, это будет лучшим финишем гонки, в которой его тревога и нетерпение летят быстрее автомобиля. Ум цепляется за картину, где, отперев ключом дверь, человек, называющий себя Джоном Адамсом, видит Рэйвен, прислонившуюся к дверному косяку прихожей. Она выглядит усталой, неуютно кутаясь в белую бархатную кофту и распущенные по обеим сторонам лица пышные волосы, как будто только что проснулась, но на губах играет удивленная улыбка: "Что ты так рано и почему такой нервный?". Самое страшное миновало, и эту легкость ему захочется заключить в объятия и вдохнуть тепло. Пока Лутцгер мечтает о том, что Рэйвен справится, или он не опоздает, они, должно быть, спрашивают: "Чего ты ждешь?". Пока он паркуется на противоположной стороне улицы, они могут убеждать: "Твои страдания и тоска, они все равно не изменятся", и Лутцгер в этот момент хотел бы добраться до нужного этажа так же быстро, как автомобиль встает на сигнализацию. Воображаемые голоса продолжали торопить его, и, решительно поворачиваясь к проезжей части, Ноа получил легкий удар по левой руке боковым зеркалом проезжающего мимо BMW. Водитель – двухметровый небритый и коротко стриженый парень, чье лицо показалось Лутцгеру отдаленно знакомым, - притормозил, высунулся из машины, прокричал в его адрес что-то нецензурное и исчез за первым поворотом. Сжимая ушибленную руку в кулак, Ноа снова посмотрел туда, куда был направлен его взгляд вместо дороги – на цифровое табло на козырьке ближайшего торгового центра. Оно уже не показывало число, что Лутцгер четко хранил в памяти все то время, пока добирался. Номер ее квартиры. Ее число, одно из многих чисел, что каждый из них имел в той жизни, и что Лутцгер теперь видел везде – на вывесках, на таймерах светофоров, на часах на приборной панели, никак при этом не припоминая, какое из них его. Хотя, не сказать, чтобы Ноа нуждался в подобной чести от Джейкоба – получить паспорт из пары цифр. Он предпочитал, чтобы к нему обращались по имени. Интересно, Рэйвен Джейкоб тоже мысленно называл порядковым номером? И значило ли то, что он и ее заклеймил таким образом, что он имел право называть ее своей?.. Это тоже никогда не укладывалось у Лутцгера в голове и вызывало особенное ревнивое беспокойство, когда он представлял, что в этот самый момент они нашептывают: "Знаешь ли ты, для чего ты живешь?", - и Ноа оставалось только с болью надеяться, что Рэйвен достаточно хорошо с другим, чтобы в этот момент не забыть об этом, и на то, что, несмотря на это, тот, кто лучше всех понимает, как ей тяжело, и больше всех верит в ее внутреннюю силу – по-прежнему он, а не Джейкоб. Иначе Ноа не увидит ее никогда, как и в том случае, если опаздывает, штурмуя дверь подъезда, мысленно поторапливая лифт, взлетая по ступенькам и сходу нажимая на кнопку звонка, пока они, может быть, уже просят: "Не бойся. Иди сюда". Он идет.
Game Master: - Хорошо, – смочив тряпку водой, пробормотал Джейкоб. Интересно, Рэй сейчас пошутила, или она действительно настолько устала, что, навещая его квартиру (или ее подобие), по крайней мере, раз в две недели, всерьез считает его способным переусердствовать в уборке? Словно не она неделю назад стояла на пороге его дома, красная от возмущения, и грозилась выбросить все разбросанные по полу наброски, чертежи, одежду, средства гигиены, новую бумагу, сломанные карандаши, дорогие краски, книги, куски ткани – словом, все то, без чего жизнь не являлась бы желанной. Словно не ее руку пришлось тогда перехватить на полпути к недавно набросанному эскизу окна, открывавшего вид на узкую изогнутую линию берега, омываемого морем бирюзового цвета. Моря вместе с берегом там еще не было, да и окно было сделано на скорую руку, без прорисовок деталей и изюминки, которую Джейкоб не продумал. Да и, честно говоря, за два дня до этого стало ясно, что работу в первом варианте он не закончит, так как окно заменилось каменным памятником, сместившимся в левую часть, у моря подул ветер, и сильные волны с гребешками разбивались о песчаный пляж, а бирюзовый цвет потемнел. У картины появились главные герои, сидящие возле памятника и чем-то занимающиеся (Джейкоб пока не решил, чем именно, разве что, что-то творческое). Были это муж с женой, любовники, брат с сестрой или даже два брата, он также еще не разобрался. Отчетливо виднелся только памятник, два человека и море, а точнее океан с сильными волнами, какие бывают на необитаемых островах вдали от материков. Конечно, чтобы воплотить эту работу, эскиз окна вряд ли мог бы быть полезным, но выбрасывать Джейкоб не решился. Авось, пригодится. И не мог позволить Рэйвен так просто взять и уничтожить его работу, пусть и не законченную, пусть и почти не начатую. Это же его труд, его идеи. Не допустил он такой участи и для остальных вещей, отчего Рэй пришла в ужас, сказала, что его поведение сравнимо с поведением 15-летнего подростка, затем хлопнула дверью и ждала на улице, заявив, что «ноги ее в этом хлеву больше не будет». Как бы ни было ему обидно такое непонимание со стороны его девушки, как бы сильно он ни пытался предотвратить все ее попытки навести порядок у него дома и как бы громко они ни ругались, Джейкоб слишком привык к раздражению Рэйвен на тему уборки, и уже не допускал мысли, что она может вести себя по-другому. А сейчас его Рэйвен спокойным голосом говорит, чтобы он не слишком старался. Что-то с ней не так. Убрав осколки и вытерев пол, он вернулся к ней на диван и заботливо поцеловал в лоб. - Давай, как сможешь, возвращайся к жизни. Я тебя всегда здесь жду. Здесь - в этой жизни, что бы ни случилось, у нее есть опора в лице Джейкоба. И он будет первым, кто подаст ей руку и вытянет из этого мрачного мира, овладевшего ее душой. Он уже первый, хотя бы потому, что сейчас рядом с ней. Джейкоб знал, что Рэйвен это ценит. Она всегда ценила. А если она не показывает этого сейчас, значит, ей просто нужно время прийти в себя. Рэйвен сильная, она же всегда справлялась. - Уедем на выходные? На речку? Устроим пикник, я научу тебя рисовать натюрморт. И продолжим наше путешествие во времени. Путешествие во времени – так они называли свою историю в соавторстве о мужчине и женщине, которые отправились на экскурсию по джунглям гавайского острова, где наблюдались природные аномалии, и заблудились, сначала оттого, что отстали от группы, а затем потерявшись во временных параллелях. Конечно, этот рассказ был глупым, местами нелогичным, но сочинять вдвоем очень весело и интересно. Джейкоб подавал идеи, Рэй их обрабатывала и фильтровала. Но это на выходных, а пока: - Тебе нужно отвлечься, – глядя в усталые и пустые глаза девушки, Джейкоб чувствовал себя несчастным. Он, правда, не знал, как ей помочь. И, единственное, что пришло ему в голову – это крепко обнять ее ослабевшее тело. Ох, если бы он только мог своим прикосновением передать часть своей энергии и жизненных сил. Разве что психологически. «Я с тобой. Я здесь и разделяю твое горе», - словно говорил он. В дверь позвонили. - Пицца. Быстро они, – удивленно заметил Джейкоб и встал, чтобы открыть. «Хороший сервис. Я бы даже на чай оставил, если бы средства позволяли». Однако, открыв, он увидел мужчину, странно смотревшего на него и совсем не похожего на курьера, развозившего пиццу. С озадаченным видом Джейкоб застыл на месте. Что ему нужно в доме Рэй? - Добрый день. Чем могу помочь? – кое как выдавил Джейкоб.
Noah Lutzger: Ноа бы еще засомневался, в ту ли квартиру он попал, если бы навстречу вышел кто-то другой. В спешке, загоняя за спасительное хладнокровие волнение и дурные предчувствия, Ноа вполне мог позвонить не в ту дверь и увидеть такого же озадаченного незнакомца. Но не это лицо, которому так шла мина всезнания и всеузнавания, какой Джейкоб встретил его в прошлый раз, когда открылась потайная дверь, и он ступил на песчаный камень. Если бы не это лицо, несущее на себе печать такой же погруженной в вечность одухотворенности, если бы не белобрысая голова, кажущаяся присыпанной песком с того же дикого пляжа на Острове, Лутцгер бы извинился, получив ответ, что необходимый ему человек здесь не живет, и… что ты можешь сделать, когда все, на чем можно держать связь с человеком – это номер мобильного телефона, по которому тебя упорно приветствует автоответчик? Когда у тебя на руках ни одного контакта родственника, когда заперта входная дверь, когда никто не откликается на дверной звонок, когда единственный ее близкий, о котором ты знаешь не понаслышке – ее покойный отец, организацией чьих похорон ты заведовал, как искать ее, обезумевшую, опечаленную, обессиленную, захваченную кем-то злым? Что делать, если времени, чтобы обзвонить все квартиры или объявить ее в розыск, уйдет гораздо больше, чем на то, чтобы ее потерять? Если бы не Джейкоб, Ноа бы сейчас опрашивал соседей и ломился бы в дверь, проверяя ее руками на прочность, беспомощный. Таким же беспомощным он был на Острове, когда убирал у Рэйвен кровь из-под носа за мгновенье до того, как она пропала. Тогда, если бы Джейкоб не перехватил ее на пути в небытие, они бы с Рэйвен больше не увиделись. Если бы он не появился сейчас, одним своим присутствием говоря «Она там», Лутцгер бы так ее и не нашел. Следовательно, кто бы мог позаботиться о ней лучше – маг, способный остановить время, сминающее и ломающее ее, или страдалец, который дай бог смог остановить собственное самоубийство?.. Секунды четыре Лутцгер оценивающе смотрел на Джейкоба, словно пытаясь найти в его лице тень узнавания, то самое уверенно высшее «Я точно знаю, кто ты есть», неожиданную для его философского облика ярость, которую Ноа тогда не успел отразить при первом ударе – помешал градус. Ничего такого, просто сдержанное недоумение почти хозяина жилища, одетого не в кустарно сотканную робу, а фабричную одежду городского жителя. Раньше личность Джейкоба вызывала у Лутцгера скрытое смятение, потому что ему сложно было считать этого шамана, распоряжающегося чужими судьбами, за среднего хомо сапиенса. Теперь же Ноа растерянно столкнулся с обычным человеком, у которого остров в Тихом океане существовал только в художественном воображении, у которого не забирали Рэйвен – она просто принадлежала ему, может быть, уже больше, чем три года, и у которого не было маяка-сканера, показывающего ему всю биографию и подноготную Лутцгера, а только немой вопрос «Ты кто, черт возьми, такой?» Ноа вспомнил наигранное беспечное щебетанье Рэйвен: «…ты наконец-то познакомишься с Джейкобом». Вот и познакомится. И Ноа придется притвориться, что у них нет никаких счетов, придумать сейчас в ответ новую историю, отличающуюся от автобиографии, которую сейчас пишет его дежа-вю и кладет поверх реальности, где Джейкоб снова оказывается за дверью, скрывающей женщину, которую Лутцгер в тот момент отвоевал бы у любого, не разбираясь, кому в действительности та обязана жизнью. Он снова настолько одинок в своем безумии, не разделяя ни с кем воспоминаний, кажущихся от этого придуманными, несмотря на то, что Ноа не перестает ими жить. Зато призраки у Рэйвен в голове – не плод ни его, ни ее воображения. «Ты их отогнал или просто так пришел?» - Вот что действительно важно. – «Я бы и дверь никому не открыл, если ей плохо». - Я друг Рэйвен. Она дома? – спросил Лутцгер как можно спокойнее, но не успел вовремя проконтролировать себя и, подталкиваемый своим беспокойством, влекшим его прочь из офиса, через город, вверх по лестнице, невольно подался вперед, возможно, на сантиметр дальше, чем позволяли нормы приличия и этикет, нетерпеливо, но осторожно заглядывая внутрь квартиры, надеясь увидеть Рэйвен живую, с целой чашкой в руках, счастливую, в тепле. Ноа даже не сумел по достоинству оценить внутреннее убранство места, где она жила, остановить взгляд на предметах, что можно было заметить в прихожей – этот кусок жизни Рэйвен застилался картинами из прошлого прямо перед его взором, затемняя его полузаконченным тканым полотнищем, вековой каменной кладкой и ослепляя искрами очага. Рэйвен нигде не было видно.
Game Master: - Что за друг? – вырвалось у Джейкоба прежде, чем он успел что-либо сообразить. Но даже со всем своим творческим подходом к жизни, до сих пор приносящим, может быть, не очень большой, но доход, он видел только два варианта развития событий: либо перед ним стоит сумасшедший, либо это чья-то неудачная шутка. Они с Рэйвен не первый месяц вместе, и, естественно, Джейкоб знал окружение своей девушки, особенно, людей, называвших себя друзьями. Лицо этого человека, решительно настроившегося войти в дом, не внушало доверия и выдавало сильное беспокойство. Его бегающие глаза, казалось, пытались объять необъятное, проникнуть сквозь стены квартиры, исследовать каждый угол. В ответ Джейкоб инстинктивно чуть прикрыл дверь. Столь странные попытки символизировали твердость своих намерений, вот только логики в них, казалось, не было никакой. Что бы ему ни было нужно, тот факт, что мужчина не имел никакого отношения к Рэйвен, был так же очевиден, как отсутствие у него элементарных правил приличий и моральных ценностей. Кто бы он ни был, очень некрасиво являться в такой день со своими глупыми визитами, а тем более настаивать. И Джейкобу было все равно, что, скорее всего, мужчина просто не знал о случившемся в этом доме до того, как нажал на кнопку звонка. Главное, не беспокоить Рэйвен по пустякам, а для этого надо поскорее выставить эту личность. - Вы бы хоть представились, прежде чем рваться внутрь, – брезгливо бросил Джейкоб, оглядывая незнакомого гостя. – И, заметьте, я не разрешал Вам пройти, поэтому извольте остаться по ту сторону двери. Джейкоб. Ну, как он мог удержаться от колкости, особенно если его переполняли одноцветная палитра чувств злости, унижения и презрения. По какому праву посторонний мужчина врывается в дом его девушки без разрешения с единственным желанием увидеть хозяйку? Да еще, словно не замечая его присутствия, глядя куда-то вдоль стен. Джейкоб оглянулся, надеясь, что Рэйвен не заметит его затягивавшегося «получения пиццы». С каждым мигом его раздражение только усиливалось, и еще чуть-чуть, и второму герою уже не придется подогревать его, Джейкоб и сам прекрасно справится. Рэйвен всегда говорила, что он слишком легко заводился из-за ерунды, и как маленькое дитя не умел вовремя остановиться, исчерпывая чашу терпения окружающих, обычно воплощавшихся в лице одного человека. Впрочем, она также прибавляла, что спокойный Джейкоб не был бы ее Джейкобом, а его громкие всплески чувств уравновесятся размеренностью и трезвостью рассуждений с другой стороны. - Я уверен, что Вы ошиблись. Мы сегодня гостей не принимаем, и друзья об этом знают. Наверно, вам в соседний дом. Всего хорошего, – Джейкоб надавил на ручку, собираясь прикрыть дверь за незнакомцем. Неважно, друг или недоброжелатель; неважно, о чем он подумает и что ответит. Как ты к людям, так и люди к тебе, а уж им сейчас точно не до него.
Noah Lutzger: Все знают, как странно и муторно вспоминать то, что ты делал в пьяном угаре. Еще более странно, когда к тебе вернулись воспоминания о том, что ты делал в состоянии сильного опьянения в своей прошлой жизни, может быть, миллионы световых лет назад. И еще более необъяснимо то, почему такие воспоминания кажутся гораздо более отчетливыми, чем вчерашний пьяный бред. Да и ранят сильнее – почему?.. Лутцгер очень хорошо помнил, как в тот издевательски ясный вечер он, маясь без тяжелой работы, которой Ноа истязал себя уже почти три года, потянулся к бутылке, и алкоголь крепко обнял его. Он оплакивал не только свою потерю, не только свою судьбу, не только свою одинокую и бесполезную жизнь и работу на Dharma Initiative, не только эти тухлые 70-е, в которых он оказался без малейших логических причин, не только смерть Рэйвен, но и ее жизнь – сейчас, рядом с ним, в виде совсем крошечного осиротевшего ребенка, любая попытка дать название своему отношению к которому сводила Лутцгера с ума. Спиртное в тот раз напрочь убило в нем инстинкт самосохранения и заботу о благополучии сообщества, потому что Ноа нарушил границы территории Других и бродил в джунглях с бутылкой выпивки, пока не вышел на тот самый пляж и не увидел, как женская фигура, которую он не мог спутать ни с кем, скрылась в проходе у подножия какого-то полуразрушенного колосса. Он хорошо помнил, как встретился лицом к лицу с Джейкобом, которого уже тогда, даже не зная о его личности достаточно, Лутцгер едва ли считал человеком, и как неловко и не с руки было драться с ним по-настоящему, по-мужски, даже после того, как Ноа вышел из себя, и они с повелителем Острова сцепились в прибрежных волнах. Он хорошо помнил, с каким сдержанным сочувствием Рэйвен встретила его мольбу пойти с ним и его отчаянное «Посмотри, это же я! Помнишь?». «Пусть ты жила с ним три года, ну и пусть этот шаман тебя спас, пусть загипнотизировал и избавил от тоски по мне, но это же я, это же я, ты же мне сказала, что…». Что ранит сильнее – этот гипноз или то, что здесь, в современной квартире, Рэйвен не помнит Лутцгера совсем? Что ж, по крайней мере, в этот раз он заранее знает об этом, и это для его сердца как бронежилет, вместе с осознанием того, что здесь есть мобильные телефоны и транспорт, и нет перемещений во времени. Стоит ему убедиться, что с Рэйвен все в порядке, кроме ее призраков, ничто не сможет помешать Ноа ее увидеть. Кроме ее призраков и стоящего перед ним художника, кипящего от возмущения, словно он знает, что им есть что делить. Мог ли Джейкоб так же попытаться захлопнуть перед ним дверь в подножии статуи? Был ли для этого еще какой-то механизм внутри его жилища? Если бы они сейчас находились на Острове, а не в современном многоэтажном доме, Лутцгер остался бы без правой ноги, которую он предупредительно выставил между дверью и косяком, рискуя получить удар по ботинку. Так каменная плита раздавила бы его ступню в лепешку, Ноа даже представил себе хруст костей. Но таких жертв на Острове не требовалось – поначалу Джейкоб вел себя очень уверенно, Лутцгеру казалось, что тогда вокруг него будто сиял ореол ничтожности забот незваного гостя, не чета теперешнему приземленному желанию защищать свой дом от вторжения. Тем проще Лутцгеру сказать ему простые земные слова: - Прошу прощения, я просто очень беспокоюсь, - произнес он максимально быстро. «Ты слишком много разговариваешь», - отметил Ноа про себя, не сводя взгляда с лица Джейкоба. Разумеется, тот ни в коем случае не сказал бы о том, что с его девушкой происходит нечто необъяснимое медициной, и Лутцгер искал на этом окрашенном недовольством лице тени паники. – «Многовато слов. Если ей до сих пор плохо, ты должен беспокоиться за нее, сходить с ума от тревоги, не находить себе места, не отвечать на дверные звонки… а я вижу только негодование. По отношению ко мне, как будто я представляю угрозу. Значит ли это повышенное внимание к моей персоне, что с ней все хорошо?..» - подумал Луцтгер с надеждой и тут же оборвал себя: – «Неважно, я поверю, только когда ее увижу». - Лутцгер. Ноа Лутцгер. – Он нервно сглотнул, протянув в щель дверного проема и правую руку, подвергая и ее опасности. Вложенная в слова, произнесенные довольно мягко, но отрывисто и такие неуместные здесь и в голове у Ноа, где шумел океан и давил монументальностью обломок гигантской статуи, эта вежливость была внезапной, стремительной и убийственной как пуля. А ему так не хотелось превращать эту неожиданную встречу в дуэль.
Game Master: Имя Ноа Лутцгер ни о чем не говорило Джейкобу. Он еще раз попытался вспомнить всех друзей, знакомых Рэйвен, даже припомнил пару имен знакомых ее знакомых, но Ноа Лутцгера среди них точно не было. "Этот человек либо ненормальный, либо ему что-то нужно." Впрочем, врываться без приглашения в чужой дом в принципе неуместно, а, учитывая недавние обстоятельства, подобный жест является верхом бестактности. Какое бы ни было срочное дело, сегодня рядом с Рэйвен могут находиться только самые близкие люди. Если этот человек так беспокоиться о ней, то по какому поводу осмелился тревожить в такой день? Джейкоб, конечно, как полагается, пожал руку, но сам не представился. Нужно было поскорее избавиться от нежданного гостя, пока Рэйвен не начала волноваться о его долгом «приеме заказа». - Сейчас не самое подходящее время. У нас все в порядке, а Вам лучше уйти. Если Рэйвен Вас знает, она обязательно Вам перезвонит. Все доброго! Джейкоб надавил на ручку, закрывая дверь и надеясь избавить себя от лишних возгласов мужчины. Его нарушение правил этикета всего лишь маленькое недоразумение в сравнении с появлением на пороге этого человека. Да и если грубость по отношению к незнакомым людям кого-то волновала, то явно не Джейкоба.
Noah Lutzger: У Джейкоба было настолько недовольное лицо, что Лутцгер даже не думал, что хозяин сподобится пожать ему руку. Однако, тот сделал это, и, каким бы небрежным и неуважительно коротким ни казалось это рукопожатие, оно претендовало на доминирование, на грозное «я пожму тебе руку, но убирайся из моего дома к черту». К черному черту, который густым дымом парит во влажном воздухе джунглей, но не может Ноа убить. Джейкоб, наверно, мечтал об этом, когда Лутцгер уговорил Рэйвен пойти с ним и увел ее от большого очага внутри древней статуи, от жарящейся на огне рыбы, от тонко тканых гобеленов. И мечтал бы и до сих пор, если бы только помнил, что Ноа – не просто немного ненормальный незваный гость, а человек, который некогда отнял у него музу. И у кого? У разъяренного, таинственного и мудрого бога отобрал женщину тот, кто едва ли мог назваться героем - небритый, шатающийся, осунувшийся, отчаявшийся, пахнущий спиртом. Боже, как же Лутцгер тогда был пьян! Кажется, он не пил столько за все свои две жизни вместе взятые, потому что никогда больше не чувствовал такой головокружительной оторванности от действительности, такой сильной, что Джейкоб мог сказать ему, что силуэт Рэйвен, скрывшийся в подножии статуи, ему примерещился, и Лутцгер поверил бы. Но он все равно преследовал бы этот мираж, отталкивая хозяина в сторону. Тогда было не до рукопожатий. Если бы и теперь Ноа уверенно произнес "Она моя!", Джейкоб не стал бы пренебрежительно пожимать его кисть, а заломил бы всю руку Лутцгеру за спину. Но в этом мире Ноа был осторожен, Ноа был мудр, Ноа хотя бы поверхностно знал подноготную о том, кто они оба на самом деле, и Ноа мог бы быть спокойным, если бы знал, что с Рэйвен все хорошо, если бы убедился в этом воочию, а не со слов человека, спасшего ее от него на три года. - А вы, вероятно, Джейкоб, - произнес он. Ступня Лутцгера все еще мешала двери закрыться, а тон был трезвее, чем тогда, в первую минуту просветления, после того, как прохладный океан ударил ему в лицо, пробрался в нос и уши, после того, как рука Джейкоба на его загривке разжалась, и Ноа, чувствуя соль от воды и крови в носоглотке, продрал раздраженные глаза, - о котором столько говорят?.. – закончил он и лишь миг спустя осознал, что слетело у него с языка: не культурное "Рэйвен много рассказывала мне о вас", а именно тот самый вопрос, которой Лутцгер задал на Острове, воспроизведенный с точностью до слова. Это не фраза, это воспоминание. Воспоминание, звучащее в этом мире, где Джейкоб всего лишь свободный художник, как насмешка. В его бытность стражем Острова этот вопрос означал лишь то, что Лутцгер все равно не понимает, кто он такой, этот невзрачный человек в мешковатой рубахе, понимает только, зачем тот бил его по лицу и окунал головой в океан. На месте Джейкоба Ноа ударил бы и сильнее, и еще сильнее – если бы тот же человек появился во второй раз у него на пороге и спрашивал, в порядке ли его сокровище, настойчиво требуя его показать. А вдруг Рэйвен и на этот раз сделает выбор уйти, неожиданно и будто пробудившись от многолетнего сна? Если бы Джейкоб только помнил... Но она не выйдет из этой квартиры с Лутцгером за руку. И не позвонит. Знает его, но не позвонит, вопреки всем обещаниям Джейкоба. Как же, в таком случае, Ноа должен быть уверен, что у нее все в порядке?..
Game Master: Надежды на быстрое завершение встречи не оправдались. Незваный гость и не думал уходить, вместо этого он подставил ступню, не позволив Джейкобу закрыть дверь. - Да что тебе нужно?! Повышение тона служило нехорошим знаком. Джейкоб сдерживался из последних сил, чтобы не двинуть, как следует, этому парню. По крайней мере, следовало вытолкнуть его за дверь, желательно так, чтобы он упал и в буквальном смысле выкатился из их дома. «Джейкоб, о котором столько говорят…» Почему здесь поблизости нет водоема? Чтобы, хорошенько искупав и потренировав легкие этого сумасшедшего, вернуть его в реальность. Никто не смеет разговаривать так с Джейкобом. Никто не смеет указывать, что ему делать. Он главный, он устанавливает законы, он выбирает себе окружение, и никто не вправе ему помешать. Как смеет человек, находящийся на его территории, диктовать свои правила? Руки Джейкоба хватают волосы Лутгцера, опускают на колени и окунают в океан. Дают отдышаться пару секунд, а затем повторяют операцию. Нужно почувствовать этот вкус победы, ощущение доминирования, нужно заставить молить о пощаде. Джейкоб почувствовал такую волну раздражения, что уже не мог контролировать ситуацию. Не отдавая себе отчета, он распахнул дверь и, кипя от гнева, ударил Лутцгера по лицу. - Как ты смеешь?! Кто ты такой? В ту же секунду Джейкобу показалось, что это далеко не первый его удар, адресованный Ноа. Они уже встречались, уже ненавидели друг друга. Все, что происходило здесь, имело свою предысторию. Джейкоб не мог сказать, где и при каких обстоятельствах, но точно знал: эти тонкие струны нервов уже рвались, и гнев, что он испытывал сейчас, был пережит n единиц времени назад. К счастью для Ноа, среди хаоса переживаемых эмоций о Рэйвен как о связывающем звене в цепочке событий Джейкоб не вспомнил. Вместо этого он решил во чтобы то ни стало найти ответы на свои вопросы. - Если не хочешь снова получить, отвечай!
Noah Lutzger: Когда кулак Джейкоба врезался ему скулу, Ноа моментально показалось, будто он услышал всплеск, как будто от удара об воду чего-то твердого, тяжелого и пьяного, как когда-то его голова. Инстинктивно зажмурившись и отшатнувшись, он почувствовал себя так, точно океан и вправду сомкнулся над его резко опущенной макушкой, и от погружения с отдаленным бульканьем шумело в ушах. дежа-вю нахлынуло, выпуская пузыри воздуха из его легких, и даже на языке Лутцгер почувствовал соль, словно наглотавшись. Секунда потребовалась ему на то, чтобы распробовать кровь, сочащуюся из прикушенной губы, к которой он машинально прижал тыльную сторону ладони. Собственная рука, а не двадцать сантиметров океана заглушили его тяжелый и резкий стон боли, а Лутцгер просто пережил еще одно воспоминание. Еще одно воспоминание, которое, как и все открывшиеся ему за эти дни, не принадлежало Ноа, но вместе с тем материализовывалось из самых глубин, и которое он, возможно, не пожелал был иметь, ибо ощущения от заливающейся в рот и ном воды и нескольких пощечин были далеки от приятных. Но оно было там, в его голове, живое, такое же яркое, как любой момент с Рэйвен, что Лутцгер рисовал в уме, правдоподобное – правдоподобнее его похоронно-загульного быта, эмоциональное настолько, что затопило на миг, как вспышка от удара по глазу кулаком, все поле зрения и погрузило в себя, как Джейкоб Ноа когда-то в соленую воду. Воспоминание из иной реальности, потрясшее Лутцгера не меньше удара, так, что он приложил пальцы другой руки к виску, как будто придерживая ускользающий разум. Это было, пожалуй, его первое возвращение к сокрытому прошлому, где Ноа непосредственно не увидел Рэйвен, первая вспышка из многих, куда он погружался всем разумом и при этом не держал ее за руку, не целовал ее, не читал ей книги, не разговаривал с нею. Все еще прижимая кисть к кровоточащей губе, Лутцгер обескуражено замер. Полагал ли он, что та, другая жизнь была наполнена исключительно ею, или просто Рэйвен – все, о чем ему хотелось бы помнить?.. Но нет, нет, она находилась там же, где и Джейкоб, над кромкой пузырящейся воды, над их с Джейкобом противостоянием, над всем, но рядом, незримо, как и сейчас. Только в данный момент Рэйвен ничем не выдает своего присутствия. И благополучия - тоже. Потому что сквозь Джейкоба Ноа до нее не достучаться. И следовало уходить, по всем законам здравого смысла, в соответствии со всеми нормальными моделями поведения человека, который не хочет насилия и того, чтобы женщина, чьими чувствами он дорожит больше всего на свете, сейчас выбежала на порог и стала свидетельницей этой сцены, разворачивающейся по его вине. Лутцгер не мог войти и не мог ударить в ответ – что еще, казалось бы, оставалось? И все равно Ноа не двигался с места, и Джейкоб не уходил тоже, не захлопывал за собой дверь, то ли не решаясь наподдать ему во второй раз, то ли все-таки ожидая реакции на свои гневные вопросы. Кто Лутцгер такой? «Никто». Человек без числа. Он не только здесь совершенно посторонний Джейкобу человек, но и на Острове не значащийся в списках кандидатов, не избранный, едва ли способный заменить Джейкоба в чем-то. Для Джейкоба он пьяница, который постарался ударить его сразу, как увидел рядом со своей женщиной. Но во второй раз не совершил такой ошибки. Тогда что именно вызвало такую агрессию, что побудило Джейкоба ответить, словно состоялась не только попытка вторгнуться в частное пространство, но и тот удар. Такое поведение показалось Ноа слишком импульсивным даже для горячего темперамента хранителя Острова. «Может ли быть так, что он тоже что-то вспомнил?» - мысль заставила Лутцгера выпрямиться, и его губы напряглись в нервной улыбке, скрытой от его собеседника все еще прижатой ко рту рукой. Он почти хотел этого - чтобы, если Рэйвен не может вспомнить ничего, что их связывало, кто-нибудь еще глотнул той реальности. Даже если это окажется Джейкоб, последний человек, с которым Ноа хотел бы иметь что-то общее. Как будто таким образом эта реальность могла показаться Лутцгеру более правильной и настоящей, чем уже кажется. Он рассеянно повторил свое имя, отвечая на крикливый вопрос и слизывая проступившую на губе кровь, а затем вопросительно взглянул Джейкобу в глаза: - Ради бога, что на тебя нашло?.. Если Ноа прав, значит, Джейкоб вспомнил хоть что-то. Если Джейкоб вспомнил, значит, он вспомнит и про призраков, которые мучают Рэйвен. Если он будет знать о призраках, Лутцгер перестанет быть единственным, кто может ей помочь, если она больше не подпустит его к себе.
полная версия страницы